Пенсия буревестника

Александр Зиборов
ПАРОДИИ И ПОДРАЖАНИИ

                ПЕНСИЯ БУРЕВЕСТНИКА
                (Не совсем по М.Горькому)

     Над седой равниной моря ветер тучи собирает, и налево за границу за валюту загоняет. Это – рынок, дикий рынок, а ещё верней – базар. Между тучами и морем грязный реет Буревестник, вшивый мерзко и плешивый. В лапах держит по бутылке, в магазины сдать желает и купить хотя бы самое маленькое мыло.
   То хвостом волны касаясь, то, кряхтя, взмывая к небу, он кричит об остром шиле, но напрасно, нет ответа. Обменять никто не хочет на обмылочек мыла.
   Он кричит, и в этом крике жажда бани и помывки, но всё без толку маячит Буревестник с безполезным своим шилом.
   Чайки стонут под вьюками, зачелночили над морем, не гнушаясь крохоборством, спекулянтством и обманом.
   И гагары тоже стонут, - им, гагарам, недоступно наслажденье новой жизнью: их всё рэкетом пугают, им прописка ненавистна, от поборов они стонут и налоги непосильны, хотя их они не платят.
   Глупый пингвин, взяток полный, прячется в утёсах Ниццы, он чёрных рейдеров боится, утюгов совсем не любит, а вот валюту – то напротив.
   А вот нищий Буревестник смело реет с пенсионкой, всех пугая своим видом: мол, с голого трусы не снимешь, хвост на всех вас мной положен!..
   Тучи мрачно не спускаются над морем, ибо проданы буржуям за похабную границу, хоть и дешево, но что сердиться, даны-то взамен у.е. - евро, баксики и фунты.
   Гром грохочет, пока задаром, потому он и сердится, что содрать бакшиш не может, хотя хочет, хочет, хочет…
   В пене гнева стонут волны, с ветром безтолково споря, кто из них всего усердней лижет пятки и всё, что выше, господам из-за границы. Вот ухватывает ветер стаи волн объятием крепким и бросает их налево, перекупщикам на рынок, как теперь зовём базар.
   Буревестник рахитично реет, грязной молнии подобный, очень шибко он голодный, ведь не жрал другие сутки. Пену волн крылом срубает, задарма помыться хочет. Хоть без мыла, но скребётся, всё скребётся своим шилом, почесаться им-то можно…
   Вот он носится, как демон, скипидаром весь облитый, - грязный, голый и несытый. И на крыле его не стёрся многозначный старый номер – номер в очереди за дефицитом. И смеётся, и рыдает. Он над пенсией смеётся, над реформами рыдает. Позабыл он идеалы, помнит – пенсию тогда платили, но принципами поступились, халявой гуманитарною прельстились. Очень кушать захотелось сотню видов колбасы и варёной требухи. Но осталась лишь привычка – кушать в день по пару раз, отвыкать не удаётся, вот поэтому смеётся…
   Он кричит истошно, дико:
   - Дядя Зю! Зюганов Гена! Что же ты нас позабросил? Почему ты нас покинул?..
   Это снова Буревестник, от голода и грязи осатанелый: то кричит бывший пророк победы, всеми бурями весьма помятый:
   - Пусть скорее грядёт Зюганов! Пусть пойдут уже реформы! Может, пенсию увижу!..