Ответы на замечания к статье «О том, кто всегда скрывается во тьме…»
I). О парадигмальной интерпретации науки.
Один верующий интеллектуал, обративший внимание на эту статью, заметил: «Складывается такое впечатление, что автор застрял в XVII веке – его взгляд на науку тождественен взгляду того времени. Похоже, автор ничего не знает о парадигмальной интерпретации науки».
Действительно, я не упоминаю в статье эту интерпретацию. Но не упоминать не значит не знать. Эта интерпретация фактически составляет отдельную тему для статьи или даже книги. Естественно, что я обошел этот вопрос, не желая выходить за узкие рамки, навязываемые жанром статьи.
Говоря о парадигмальной интерпретации науки, прежде всего, вспоминают работы Томаса Куна. Согласно этому автору развитие науки – это всего лишь смена парадигм, способов видения реальности. Парадигмы эпистемологически несоизмеримы. Говоря образно, наука в одну эпоху смотрит на мир через «зеленые очки», а в другую – через «красные». И тот, и другой взгляд равноправны и являются по сути лишь способом упорядочивания наших представлений о реальности.
Вполне предсказуемо, что мой ученый оппонент тотчас помянул именно эту интерпретацию сущности научного знания. Эта интерпретация фактически отдает науку во власть религии или идеологии. И именно поэтому я проигнорировал в своей статье эту концепцию.
Концепция Томаса Куна есть одна из многих разновидностей феноменализма. Феноменалистическая интерпретация научного знания покоится на непреодолимом убеждении, что характер и природа познающего субъекта являются решающим фактором в научном познании. Феноменализм склонен либо отрицать, либо минимизировать факт получения нами реального знания о мире. И он склонен воспринимать научное знание как конструкцию, создаваемую субъектом на основе его (субъекта) внутренних структур и доминант.
Я не склонен полностью обесценивать эвристический вклад феноменализма в понимание природы и обстоятельств человеческого познания. Этот вклад достаточно велик. За последние три столетия феноменалистические изыскания серьезно обогатили философию науки. Но я убежден, что научный вклад феноменалистов можно использовать лишь в том случае, если их теории будут интегрированы в реалистскую интерпретации сущности науки.
Позиция эпистемологического реализма альтернативна феноменализму. Если феноменализм полагает, что наше познание есть конструирование реальности, то реализм полагает, что наше познание есть отражение реальности. Часто реализм именуют «наивным», поскольку он якобы игнорирует активную роль субъекта в познании и не замечает трудностей и сложностей, создаваемых этой активностью. Но это обвинение несправедливо. Представители реалистской позиции таких ошибок не совершают. Здесь мы видим, что их противники просто ненамеренно примитивизируют позицию реализма – так легче с ней сражаться. Подобный прием, кстати, тотчас дезавуирует убежденность феноменалистов в том, что их концепция по своей сущности неизмеримо сложнее и интеллектуальнее, чем концепция реализма. Если это было бы так, то феноменалисту было бы несложно адекватно понять и оценить позицию реализма. Но в действительности мы видим, что он может ее воспроизвести, лишь чудовищно упрощая.
Интеграция феноменалистических теорий в концепцию эпистемологического реализма необходима и полезна. Мы признаем, что наше познание есть отражение реальности. Но это отражение не зеркальное. Мы создаем множество интеллектуальных конструкций, долженствующих уловить и объяснить эту реальность. Поскольку эти конструкции есть всего лишь приспособления, они вносят в знание свой искажающий элемент. И они же испытывают на себе чудовищное давление субъективных факторов и доминант. Феноменализм «съел на этом деле не одну собаку». Разумно использовать феноменалистическое знание. Но использовать его необходимо не с тем, чтобы заявить, что познание реального мира невозможно, а с тем, чтобы сделать это познание более глубоким и точным. Тот, кто предупрежден – тот вооружен. Зная механизмы искажения объективного знания субъективными структурами, мы получаем возможность нейтрализовать эти механизмы.
Таким образом, я не считаю феноменализм вздорной философией. Но если мы будем опираться лишь на один феноменализм, то именно такую философию мы получим. Здесь дело обстоит также как с лекарством. В концентрированном и большом объеме оно способно убить человека, но употребленное в разумной пропорции оно принесет благо.
Официально феноменализм является одной из позиций философии науки. Иными словами, феноменалист – это ученый, который ставит для себя задачу понять какова природа научного познания. Но с позиции феноменализма наука ничем не отличается от религии или идеологии. Ученый, который заявляет, что наука не дает объективной истины, упраздняет самого себя как ученого.
Неудивительно, что феноменализм столь любим апологетами религии. Наука с точки зрения феноменализма есть лишь интерпретация, интеллектуальная конструкция. В этом отношении, она ничем не отличается от религии или идеологии. Уже одного этого вполне достаточно апологету религии: «коготок увяз – всей птичке пропасть». Если и наука, и религия есть всего лишь интерпретации, то не лучше ли выбрать ту интерпретацию, которая дает человеку смысл, надежду, нравственные ориентиры? Конечно, лучше. И если мы делаем подобный выбор, то тогда необходимо пренебречь интеллектуальной конструкцией, которая покушается на то, что дает нам смысл, надежду и нравственные ориентиры. Вот мы уже и получили примат религии. А уж отбросить «строительные леса» (феноменалистские конструкции) и представить религию абсолютным знанием, гарантированным самим Богом, - дело несложное.
Таким образом, намеренно или ненамеренно феноменалисты своей позицией просто убивают науку. Учитывая это, неудивительно, что я проигнорировал феноменалистскую интерпретацию науки в своей статье. Неразумно затевать сражение, когда начальник вашего штаба – агент противника.
Феноменалисты в прямом смысле являются «агентами» вненаучных форм познания. Это легко доказать, обратившись к истории возникновения и развития феноменализма. Первый последовательный и сознательный феноменалист – Джордж Беркли - открыто заявлял, что его философия имеет задачей защиту религии. Да и сам Беркли был священнослужителем. Другой титан феноменализма – Иманнуил Кант, истово верующий философ, который так сформулировал цель своих философских изысканий: ограничить знание, чтобы дать место вере. В этой плеяде великих феноменалистов XVIII века, пожалуй, особняком стоит лишь Дэвид Юм. Он использовал свой феноменализм в качестве мягкого средства отрицания Бога. Но пример Юма демонстрирует лишь то, что феноменализм обоюдоострое оружие. Впрочем, от феноменализма больше страдает наука, нежели религия – верующему легче игнорировать измышления каких-то там философов.
Таково начало феноменалистской философии. Продолжение ее под стать началу. Мы видим, что на протяжении XIX – XX вв. к феноменализму приходят те, кто недоволен безжалостным разрушением наукой всевозможных человеческих иллюзий. Страшась претензий науки, они выставляют феноменалистскую позицию как главное средство сдерживания этих претензий.
Судя по всему, сам Томас Кун не стремился «потрафить» религии. Но его интерпретация науки объективно выгодна апологетам религии. Именно поэтому, в свете всего вышесказанного и развивая приведенный мною образ, я говорю: «Когда меня спрашивают: «Почему Вы не используете феноменалистскую (парадигмальную) интерпретацию научного познания?», - то для меня это равносильно тому, как если бы вражеский полководец, с которым я собираюсь вести сражение, спрашивал меня, почему я не пользуюсь услугами своего начальника штаба – его агента. Потому и не использую».
Подводя итог, считаю необходимым отметить. Прогресс научного знания налицо. Он представлен, как минимум, таким сверхочевидным фактом, как научно-технический прогресс. Самый ярый противник науки, пользуясь современными техническими средствами, фактически капитулирует перед ней. Не понимая этого, он просто демонстрирует слабость собственных рефлексивных способностей. Но это проблема его, а не моя и не науки. Томас Кун прав в том пункте, когда он фиксирует наличие в различные исторические эпохи различных парадигм, структурирующих научное познание. Но он не прав, говоря о их несоизмеримости и феноменальности. Образно говоря, науку можно сравнить с путешественником, чей путь бесконечно долог. Сообразно обстоятельствам этот путешественник облачается в различные одежды, но это не означает, что он перестает идти. Наоборот, удачно выбранная одежда лишь помогает ему в его путешествии.