Слёзы мужские
Детство у меня было счастливое и безоблачное. Часто вспоминаю сейчас те годы и не могу вспомнить случая, чтобы я горько плакал в детстве, рыдал или лил крокодиловы слёзы. Не было повода, наверно. Да и вообще я не был плаксой, в отличие от некоторых. И папа с мамой у меня были оптимистами и весельчаками. Если даже и плакал в детстве, то по каким-нибудь пустякам, поэтому и не запомнилось ничего. А школьные годы вообще вспоминаются, как один сплошной праздник. Учёба давалась мне легко, в отличники я никогда не лез, просто жил в своё удовольствие. В родне у нас тогда не было ни академиков, ни генералов, так что попрекать меня ленью и ставить в пример было некого.
Первый раз помню себя плачущим лишь в 1974 году. Я только что закончил техникум, готовился уезжать из родного города в далёкую костромскую глухомань по распределению и всерьёз думал, что навсегда покидаю родителей, всю родню, друзей и двух невест, из которых никак не мог выбрать одну, чтобы на ней жениться. Долго оттягивал отъезд, стараясь продлить привычную жизнь дома. И вот в таком неопределённом подвешенном состоянии пошёл вечером в ДК “Мир” на только что вышедший на наши экраны франко-итальянский фильм “Ромео и Джульетта”. Сидел один наверху на местах за 20 копеек, а на последнем ряду парни девок тискали. Те отбивались все две серии, хихикали и громко взвизгивали: “- Убери руки! Куда лезешь! Пусти, дурак, больно! Вынь руку сейчас же!” На экране кипели любовные страсти, какие мне и не снились, а сзади шла живая интересная жизнь, которой у меня тоже пока не было. И таким я себе показался одиноким и несчастным, что не заметил, как по щекам потекли слёзы. Это сейчас я хорошо понимаю, что со мной было, а тогда списал слёзы лишь на волшебную силу кино и всем расхваливал новый фильм.
На людях я вообще никогда не плакал – сдерживался. Но в последние годы стал замечать за собой, что слёзы меня уже не слушаются – текут сами из глаз. И не только на похоронах или в День Победы на Братских могилах, когда у всех вокруг глаза на мокром месте, но даже когда дома один смотрю телевизор. Нервы совсем стали ни к чёрту. Особенно, если в передачах встречаются давно не видевшиеся родные и друзья, или, наоборот, расстаются навсегда. Слёзы из глаз сами текут, а горло перехватывают спазмы. Старею, становлюсь плаксивым и сентиментальным. Всё чаще, когда остаюсь один, стал задумываться о смерти, о том, что останется после меня людям. А мне всего сорок три года. Как говорится, жить бы ещё да жить.
Даже обычные русские фильмы (типа “Зал ожидания” и “Любить по-русски”) стали на меня действовать как-то особенно – носовой платок, хоть выжимай. А вот американские и западные фильмы совсем не трогают – там режут, жгут, стреляют людей сотнями, а я смотрю равнодушно – тьфу на вас. И любовь какая-то у них не настоящая – сплошная показуха с глупыми диалогами. Жизнь совсем другая на Западе, нашу русскую душу ничуть не задевает и не волнует. Да и к их голливудским хэппиэндам привыкли уже, не стоит зря волноваться, знаем заранее, что всё будет о'кей.
Отец плачет каждое 9 мая, когда смотрит телевизор или слышит песню “День Победы”. Взахлёб плачет, не стесняясь. Мы с мамой отворачиваемся и тоже украдкой вытираем глаза. Когда отец смотрит документальные фильмы про войну или вспоминает младшего брата Шурку, погибшего под Сталинградом в 1942 году, без слёз тоже не обходится.
Немного прослезились мы с отцом и когда хоронили Брежнева в ноябре 1982 года. Я тогда болел гриппом, сидел один дома на Дачном переулке. Папа зашёл днём меня проведать и вместе посмотрели по чёрно-белому ещё телевизору похороны генсека. Сидели мы рядом - два коммуниста и каждый вспоминал то хорошее, что было за 17 лет правления Лёни. Вместе с Брежневым уходила целая эпоха, наступали новые смутные времена и все это чувствовали. Да и погода в этот день была мрачная – холодно, ветер, дождь, низкие тёмные облака, в комнате было темно. Вся эта гнетущая обстановка, траурная музыка, залпы салюта, гудки заводов и фабрик в Москве и в Дубне – действовали на нервы. Невольно завидовали Брежневу, потому что нас так хоронить не будут. Смотрю, отец отвернулся и втихаря пальцем слёзы смахивает. Тут и у меня глаза тоже защипало.
Отдельный разговор про слёзы артистов в кино. Много показухи и наигранного. Особенно критически оцениваешь всё это, после чтения воспоминаний о том, как снимался тот или иной эпизод. Один луком глаза натирает, другой щиплет себя втихаря или колет булавкой до боли, третий вспоминает что-то грустное в своей жизни. Не люблю я очень, когда артисты рвут на себе волосы, валяются в грязи или под дождём, орут дурниной и бьются головой обо что попало. Не жизненно всё это. Мне больше нравится, когда скрипят зубами, мычат от злости и сжимают кулаки. Или прыгнут на коня и скачут всю ночь. Это по-нашему, по-мужски.
Про женские слёзы писать – бесполезное дело. Про них уже столько всего написано, жизни не хватит, чтобы прочитать. Мужские слёзы тем и дороги, что это редкие слёзы. Слёзы по большому поводу. И это запоминается, потому что нам, мужикам, слёзы не свойственны. Мы или копим всё в себе до инфаркта, или заливаем горе водкой. А слёзы - это для мужчин роскошь. У плачущих сопляков, трусов и предателей – слёзы не мужские, а бабские.
Про мужские слёзы большевиков хорошо сказал Маяковский в поэме “Владимир Ильич Ленин”. В том месте, где оплакивали Ленина:
Если бы выставить в музее
плачущего большевика,
весь день бы в музее торчали ротозеи.
Ещё бы – такое не увидишь и в века!
Кресло за креслом, ряд в ряд
эта сталь, железо это
вваливалось двадцать второго января
в пятиэтажное здание Съезда Советов.
Этот год видал, чего не взвидят сто.
День векам войдёт в тоскливое преданье.
Ужас из железа выжал стон.
По большевикам прошло рыданье.
И мужичонко, видавший виды,
смерти в глаз смотревший не раз,
отвернулся от баб, но выдала
кулаком растёртая грязь.
1996 год.