Каждое лето в детстве я проводил в деревне. И как-то в августе пошёл с двоюродной сестрой на станцию встречать гостей из города. Обычно дед встречал на лошади, если вещей много и дети маленькие. А тут с лошадью что-то не вышло и послали нас, потому что обратно идти ночью пять километров страшно полем, да и вещи поможем донести. Мы с сестрой одногодки и были уже в восьмом или девятом классе. Время в конце 60-х было тихое в наших краях – ни про бандитов, ни про маньяков даже не слышали. Поэтому бояться было некого. Вышли мы, когда смеркалось, а перед станцией совсем стемнело. Луна за облаками спряталась. Дорогу под ногами еле видно, идём на ощупь. И вдруг слышим, нам навстречу идёт группа девчонок, и хохочут так, что за километр слышно. Девчонки прошли мимо и не заметили нас в темноте. Я даже не понял по голосам, сколько их было. Сестра шла спокойно впереди, а у меня всё внутри перевернулось и заныло, меня этот девичий смех чем-то растревожил. Захотелось побежать за ними и посмотреть, красивые ли они, поговорить с ними, познакомиться. Наверняка, они шли в наш клуб на танцы из соседней деревни. Стало обидно, что именно сегодня я в клуб не попаду. Поезд приходит в час ночи, пока обратно добредём – около трёх будет, а в три уже все с танцев от клуба расходятся кто куда – по домам, по кустам, по баням или просто в поле рассвет встречать.
Сестра даже внимания не обратила на то, что кто-то прошёл мимо, а я весь измучился, пока вдали был слышен девичий смех. Если бы это было при свете, и я увидел бы их, то и мечтать было бы не о чем. Может, они страшненькие и не в моём вкусе. А тут каждая из девчонок рисовалась мне неземной красавицей, и все готовы были со мной дружить и писать мне письма зимой до следующего лета. В полной кромешной темноте я такого себе напридумывал, так себя завёл, что чуть не плакал от обиды на своё невезение. Даже если завтра я их увижу на танцах, то как узнаю, что это именно они, мои дорожные хохотушки. Каждый день в клубе можно было знакомиться с новой девчонкой, потому что на лето их приезжало столько со всей страны, что глаза разбегались. Только в нашу деревню приезжали из Москвы, Ленинграда, Грозного, Мурманска. А таких деревень было пять в округе. Часто на мотоциклах приезжали ребята с девчонками даже из соседних районов.
Про тот смех я и стихи несколько раз принимался писать, так он меня расстревожил и не отпускал. Вот начало одного их них:
Август. Деревня. Спала жара.
Вечер пришёл, нас накрыв темнотою.
Пять километров пройти ерунда –
Иду я на станцию вместе с сестрою…
С тех пор прошло больше сорока лет, а тот смех до сих пор стоит у меня в ушах. Молодой, весёлый, звонкий девичий смех. И сейчас я уже уверен, что все они были красавицы. Только красивые и молодые могут так бесшабашно смеяться в ночи.
Потом много раз у меня были похожие истории в жизни, когда я слышал женский смех, а подойти и познакомиться не мог. Всегда мешало что-то важное на тот момент, а сейчас, кажется, что важнее того смеха и не было ничего в жизни. И вместе с тем смехом сама жизнь прошла мимо. Надо было всё бросить и идти знакомиться.
В Иванове по ночам я сидел на третьем этаже у окна и готовился к экзаменам, а внизу всю ночь ходили и призывно смеялись стайки девчонок. Но я весь год дома валял дурака, и здесь за месяц приходилось просматривать горы книг, чтобы как-то сдать экзамены и не выглядеть идиотом в глазах товарищей и родни. А бывало дома или в других городах слышал в ночи призывный смех, можно было бы подойти, но, как назло, не было денег и некуда было пригласить красивых девчат. Так мне этот смех в ночи и напоминает до сих пор о несбывшихся встречах и о том, что могло бы быть, но не случилось.
Помню и совсем другой случай, но уже не про смех, а плач в ночи. Приехали мы на три дня в Волгоград на экскурсию и жили в гостинице в городе Волжском. Это пригород Волгограда. На нашем этаже несколько комнат занимали то ли грузины, то ли азербайджанцы – все страшные, небритые и на одно лицо. А мы ходили по длинному коридору из комнаты в комнату в гости. И вот как-то вечером, слышу из комнаты чёрных доносится громкий девичий плач. Девушка рыдала весь вечер почти без перерыва, взахлёб, с криками и вздохами. Слов понять было нельзя, но то, что она плакала, слышали все. И никто её не успокаивал, чёрные ходили по коридору и делали вид, что всё хорошо, так и надо. А мы, туристы, побоялись сходить к ним и узнать, почему она так горько плачет. Город чужой, нас мало и все почти пожилые, а их тут целая банда в гостинице – сунут нож под рёбра и прощай экскурсия в город-герой. А то и насмерть зарежут. Наверно, они затащили обманом русскую девушку и насиловали её там всей бандой по очереди, а она плакала и просила отпустить. А может, долги так отрабатывала, если торговала с ними на рынке. Мне потом долго вспоминался по ночам этот надрывный плач, и мучила совесть, что я ничем ей не помог. Надо было хоть милицию вызвать, потому что работники гостиницы наверняка сами и поставляли чёрным девочек. Тогда это было в диковинку, во времена СССР. А сейчас запросто снимают кино и целые сериалы про подпольные публичные дома, про то, как наших девчат сотнями отправляют в сексуальное рабство из одного города в другой и даже за рубеж. И всем на всё наплевать. Спасение утопающих – стало делом рук самих утопающих.