Глава пятая из рунет-книги "АНАСТАСИЯ. СУДЬБА И ПАМЯТЬ"
Одиссея эскадренного миноносца «Жаркий»
Миноносец "Жаркий".
Тактико-технические данные:
Водоизмещение: 450 т.
Размеры: длина - 65,8 м, ширина - 6,4 м, осадка - 2,85 м.
Скорость хода максимальная: 24 узла.
Дальность плавания: 1370 миль при 12 узлах.
Силовая установка: 2 вертикальные паровые машины тройного расширения, 4 котла, 2 винта, 6000 л.с.
Вооружение: 2х1 75 мм орудия, 4х1 7,62-мм пулемета, 2х1 надводных 457-мм торпедных аппарата.
Экипаж: 72 чел.
История:
Заказан в рамках судостроительной программы на 1882-1902 гг. В соответствии с контрактом строился по чертежам 350 тонного миноносца класса "Буйный". В отличии от прототипа, помещение для офицеров перепланировали на отдельные каюты, вынесли на верхнюю палубу камбуз, расширили ходовой мостик, установили грот-мачту, убрали носовой минный (торпедный) аппарат, боезапас торпед уменьшили до 4-х.
22 марта 1902 года зачислен в списки судов Черноморского флота, в 1902 году заложен на эллинге Николаевского Адмиралтейства в Николаеве, спущен на воду в мае 1904 года, вступил в строй в 1905 году.
До 10 октября 1907 года классифицировался как миноносец. Прошел капитальный ремонт корпуса и механизмов в 1911-1913 гг. в Лазаревском адмиралтействе Севастопольского порта, с заменой трубок в котлах и артиллерийского вооружения.
В период первой мировой войны участвовал в операциях на коммуникации и побережье противника, нес блокадную службу у берегов Турции и Румынии, оказывал артиллерийскую поддержку приморским флангам армии в районе Батума, выставлял мины у пролива Босфор, высаживал разведывательно-диверсионные группы, обеспечивал и прикрывал набеговые и минно-заградительные действия других сил флота. В ночь на 3 апреля 1917 года, совместно с эсминцем "Живучий", уничтожил 2 больших турецких парусника.
29 декабря 1917 года вошел в состав Красного Черноморского флота. 29 апреля 1918 года ушел из Севастополя в Новороссийск, но 19 июня 1918 года вернулся обратно в Севастополь, где был захвачен германскими войсками. 24 ноября 1918 года был захвачен англо-французскими интервентами и передан в распоряжение командования Белой Армии. 3 апреля 1919 года ушел из Севастополя в Новороссийск и 3 мая 1919 года включен в состав морских сил Юга России.
14 ноября 1920 года на буксире у транспорта-мастерской "Кронштадт" был приведен из Севастополя в Стамбул (Турция), где был отремонтирован силами экипажа, а затем своим ходом пришел в Бизерту (Тунис).
Я рассказываю эту Одиссею «Жаркого» по рассказам Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн, дочери Александра Сергеевича Манштейна, командира эсминца «Жаркий», записанным во время съемок фильма «АНАСТАСИЯ», ее книге «Бизерта. Последняя стоянка» и другим документам Эпохи, которые Провидение прислало мне. И простите меня, если я где-то повторю детали. Это именно те подробности, о которых часто напоминала Анастасия Александровна…
Приведу свидетельство Анастасии Александровны, которое она любила рассказывать тем, кто приходил к ней:
«Бравый Демиан Логинович Чмель переживал с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым!
2 января 1921 года, в 6 часов утра, мы проснулись от стука в каюту:
- Зоя Николаевна, Зоя Николаевна, «Жаркий» пришел!
В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, маленький миноносец-наконец на якоре- спал... спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось… Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, слушая их рассказы о последнем переходе… »
Дополню ее слова воспоминаниями Сергея Терещенко, который был членом экипажа миноносца «Жаркий»:
«.... Солнце Африки освещало позолоченное изображение миноносца «Жаркий», висевшее в каюте командира, выше кушетки, на которой неподвижно лежал капитан 3-го ранга Манштейн....
Мертвая тишина царила над миноносцем. Сорок восемь часов никто не появился на борту. Офицеры и матросы, отупленные столькими годами боев, лишений и нищеты, спали крепким сном, который укачивал, не прерывая его, легкий плеск голубых вод озера Бизерты».
…»Когда 28 октября (10 ноября по новому стилю) 1920 года в 4 часа утра вышел приказ по Черноморскому Флоту об эвакуации Крыма, большинство людей не хотели этому верить. «Как могли мы до такой степени не знать правды?» - вопрос, который так часто задают себе свидетели великих потрясений, когда все уже кончено!
Этот же вопрос не раз задавали себе русские, оказавшиеся в изгнании.
Этот же вопрос я задавал себе, оставшись в полном одиночестве в Тунисе после распада Советского Союза!
Я и сегодня НЕ ЗНАЮ ПРАВДЫ!
Как часто наши судьбы за нас решают другие!
Командованием Белой армии еще 4 апреля 1920 года были приняты меры по подготовке переправки, в случае необходимости, воинских частей за рубеж.
4 апреля 1920 года, когда еще звучали победные реляции…
Были определены крымские порты погрузки частей на корабли и численное распределение войск по портам.
12 октября 1920 года командующим Черноморским флотом и начальником Морского управления был назначен контр-адмирал Кедров, а начальником штаба - контр-адмирал Н. Н. Машуков.
27 октября 1920 года были назначены в порты погрузки старшие морские начальники, коим были даны соответствующие инструкции на случай эвакуации. В Евпаторию был назначен контр-адмирал Клыков, Ялту - контр-адмирал Левитский, в Феодосию - капитан I ранга Федяевский и в Керчь - контр-адмирал М. А. Беренс.
30 октября Кедров телеграфом оповестил командиров полков, что пароходы для войск поставлены по портам согласно директивам главкома. Эвакуация будет обеспечена, если на Севастополь выступят Первый и Второй корпуса, на Ялту - конный корпус, на Феодосию - кубанцы и на Керчь - донцы. Кедров настаивал на точном исполнении плана дислокации.
Покидающих Россию ждала полная неизвестность. «Что мог думать генерал Врангель, получив письмо представителя Франции де Мартеля от 1 ноября: «Де Мартель предполагает пока, как единственно возможное, русским офицерам, преимущественно специалистам, перейти на французскую службу, для чего придется принять и... французское подданство».
Проще говоря, русским офицерам, в том числе и морским, предлагалось, не потеряв еще свою Родину, искать выгодную замену!
Мог ли Врангель сообщить об этом предложении людям, против своей воли покидавшим страну, которую они любили; морякам, чей бело-синий Андреевский стяг покидал навсегда колыбель Черноморского флота под бронзовым взглядом Нахимова, Корнилова и Лазарева?!»
«Вспоминая об этих последних севастопольских днях, я, как на большой картине, вижу толпы людей, куда-то озабоченно стремящихся. Не помню ни паники, ни страха. Может быть, оттого, что мама умела в самые драматические минуты сохранять и передавать нам, детям, свое спокойствие. А скорее всего, она умела скрывать собственный страх. До последней минуты мы не знали, как уедем. Миноносец «Жаркий» стоял в доках с разобранными машинами. Папа получил приказ его покинуть и перевести экипаж на «Звонкий». Папиному возмущению не было конца: «И не говорите, что я потерял рассудок! Я моряк! Я не могу бросить свой корабль в городе, в который входит неприятель!»
Пока все грузились, мы сидели дома, а папа упорно добивался в штабе, чтобы миноносец был взят на буксир. На все аргументы у него был ответ:
«Машины разобраны, а мы уходим через три дня? Я остаюсь без механиков, которые не хотят покинуть Севастополь? Я найду людей, мы сами соберем машины в дороге. Я прошу только, чтобы меня взяли на буксир».
После разговора с Кедровым он добился своего. Вернувшись на «Жаркий», не теряя времени, он послал людей вернуть с заводов отдельные части разобранных машин. Это было самое спешное. Надо было также снабдить корабль самым необходимым: хлебом, консервами, нефтью...
30 октября мы узнали, что «Жаркий» будет взят на буксир «Кронштадтом», большим кораблем-мастерской. Оставалось только надеяться, что после долгой стоянки он сможет поднять якорь, давно заржавевший и покрытый морской травой.
31 октября к вечеру почти все корабли были на внешнем рейде, и мы с облегчением увидели, что и «Кронштадт», грузно переваливаясь на волнах, тоже направляется к ним. Миноносцы, стоявшие у пристани около «Жаркого», в свою очередь двинулись в путь. Вскоре мы остались совершенно одни...
Помню последние часы на Корабельной стороне. Багажа у нас почти не было. Вещи собрали быстро. Все самое дорогое из знаменитой корзины не вынималось: иконы, старые фотографии и рукопись Манштейна.
Последнее горестное воспоминание: молодой кавалерист успел нас известить, что он видел, как погиб на Перекопе папин брат Сергей Манштейн. Раненый, он упал с лошади и был сразу же зарублен. Ему не было еще и 25 лет».
Исход
«Мы простояли два дня у пристани, ожидая, чтобы нас взяли на буксир. Все вокруг нас было в движении; никогда, вероятно, не видел севастопольский порт такого скопления судов и людей.
Перегруженные войсками транспорты, глубоко осев в воду, направлялись к внешнему рейду. Помосты у пристани дрожали под тяжелыми шагами грузившихся полков. Казаки расставались со своими лошадьми.
К вечеру 31 октября (13 ноября по новому стилю) небо над городом озарилось красным заревом пожара - горели склады американского Красного Креста, обосновавшегося в большом здании около вокзала. Долго еще отблески пожара освещали небо, и траурный звон колоколов севастопольских соборов сопровождал отбывающих.
В этом безудержном движении мы были приговорены к полной неподвижности: «Жаркий» со своими разобранными машинами и пассажиры, тесно расположившиеся в узком пространстве маленького миноносца, - около тридцати женщин и детей со своим скромным багажом. Устраивались, как могли, на палубе, в кают-компании, на койках кают и в кубрике.
В маленькой папиной каюте мы могли спокойно расположиться на одеялах на полу, не боясь, что на нас наступят. Мы были «у себя», и, несмотря на голые, серой краской выкрашенные металлические переборки, несмотря на тесноту, я почувствовала себя в полной безопасности. Вероятно, оттого, что здесь, более чем где-либо, мы были «у папы».
На маленькой письменной доске перед иллюминатором стояла фотография Государя Николая Александровича в белой морской форме; над койкой - большая икона Спасителя. У этой иконы своя, уже длинная, богатая пережитым история.
Папа спас ее с тонувшей баржи при эвакуации Одессы. Золотой венчик с нее был содран каким-то «воинствующим безбожником», который, не находя в ней больше ничего интересного, бросил ее в море...
Пройдут года... Другие войны... Другие переезды... Икона останется в семье...»
Столкновение
«С 1 ноября (14-го по новому стилю) мы были в море. В этот день около полудня, когда мы были еще у пристани, за нами пришел буксир и повел нас на внешний рейд, чтобы пришвартоваться к «Кронштадту». Так как «Жаркий» шел на буксире, папа и его старший офицер получили распоряжение вести какое-то другое судно, но все это мы узнали много позже, и казалось, что они покинуты где-то в Севастополе.
Вечером мы вышли в море - огромный «Кронштадт», тащивший «Жаркий», а за ним два подводных истребителя и парусную яхту; эти последние без экипажа. «Жаркий» без командира и без старшего офицера оказался под командованием инженер-механика Бантыш-Каменского. С самого начала чувствовалось, что трудностей не избежать. Ночь была темная - на «Жарком» не было электричества, и бумажные бело-красно-зеленые фонари не могли заменить бортовые огни. Еще потеряннее казались мы в сравнении с огромной освещенной массой «Кронштадта» перед нами.
Пассажиры, измученные этим бесконечным днем, устраивались на ночь. В нашей каюте, прижимая Бусю к себе, я начала засыпать. Мама все время наклонялась к Люше и Шуре, изнемогавшим от приступов кашля. Вдруг страшный удар, от которого весь корабль, казалось, встал на дыбы, разбудил всех. В одну минуту все вскочили. Через открытую дверь на верху трапа я увидела море в огнях, обметаемое лучами прожекторов; доносились крики утопающих и резкие приказы.
Как произошло столкновение, никто точно никогда не узнает. Болгарское судно «Борис», водоизмещением около двух тысяч тонн, рискнув на неожиданный маневр, в последнюю минуту встало прямо перед носом «Кронштадта». Как эти хорошо освещенные корабли не увидел друг друга?
Теперь «Борис» тонул. Моряки с «Жаркого» тщетно старались предупредить «Кронштадт», который, дав задний ход, наседал на «Жаркий», продолжавший свой бег вперед... Матросы старались сдержать удар чем могли... В несколько мгновений радиоантенна и рея большой мачты рухнули, шлюпки были раздавлены, рубка помята.
Видела ли я или нет, как шлюпки подбирали тонувших? Позже я узнала, что французский буксир «Coq» принял «SОS». Наша первая ночь в море чуть не стала для нас последней, как и для «Жаркого». Но наши мыканья на этом не кончились.
Погода портилась. На другой день разразилась буря...».
Шторм
«С восходом солнца заметили, что парусная яхта исчезла. Шторм оторвал и истребителей... Но самое страшное ожидало нас впереди. Старый боцман Демиан Логинович Чмель первым заметил, что один из двух буксирных тросов лопнул.
- Выдержит ли второй? - заволновался Бантыш.
- Возможно, что выдержит... Возможно, что не выдержит...
Старый моряк знал, что в море никогда нельзя ни в чем быть уверенным.
Второй трос лопнул! Мы это сразу почувствовали. Невозможно было стоять. Мебель, вещи катались в беспорядочной качке... «Жаркий», без действующих машин, без света, беспомощный, остался один в разбушевавшемся море, в то время как громада «Кронштадта» удалялась в темноте ночи...
Когда он заметит, что мы потеряны? Моряки, стараясь удержаться на скользкой палубе, кричали «Кронштадту» вслед. Старший гардемарин Хович звал на помощь, с трудом удерживая рупор. Ветер уносил их отчаянные крики...
И - о чудо! «Кронштадт» нас заметил!
Он возвращался медленно, грузно, разыскивая в бушующих волнах суденышко - маленький миноносец, освещенный только полудюжиной свечек: трудный маневр в штормовую темную ночь, особенно для транспорта его размеров.
Старому боцману потребовалось много умения и терпения, чтобы снова завести концы. Несмотря на свой возраст - 70 лет, крепко и прямо держась на ногах, исчезая иногда из глаз в пенистых брызгах, он упорно снова и снова заводил буксирные тросы.
К несчастью, буря продолжалась. Четыре раза рвались концы, и каждый раз надо было снова искать тонувший «Жаркий».
«Кронштадт» перевозил 3000 человек, и очень ограниченное количество угля позволяло ему дойти только до Константинополя. Он не мог терять время. Был отдан приказ переправить экипаж, пассажиров и ценные вещи с «Жаркого» на «Кронштадт». Навсегда запомнилась мне эта пересадка.
Малюсенький «Жаркий», пришвартованный к огромному «Кронштадту». Веревочные штормтрапы, болтающиеся над бушующим морем. Казалось, буря все сорвет, все унесет. Женщины и дети с трудом удерживались на качающейся, залитой водой палубе. Надо было подниматься по высокой вертикальной поверхности борта «Кронштадта».
Ясно вижу еще лица и руки людей, которые сверху, низко склонясь через фальшборт, тянулись, чтобы принять детей из рук поднимавших их моряков. Чудо, что никто из ребят не упал в воду! Зато узлы с последними пожитками исчезли в волнах.
Но кто мог о них думать в такой момент? Мы были живы и здоровы на устойчивой палубе «Кронштадта», забыв уже пережитое около мамы, которая прятала в своей меховой муфте маленькую, тихонькую Бусю.
Скоро мы нашли уголок, где пристроиться; часть семьи Кононовичей была на борту «Кронштадта», и они разделили с нами большую койку. Тогда же мы узнали, как они беспокоились о судьбе «Жаркого», следя за ним днем и ночью.
Теперь, когда мы были в безопасности, за ним следил Демиан Логинович Чмель. В то время как все были заняты пересадкой, ему на пятый раз удалось завести концы. Он знал, что на этот раз, в случае если они не выдержат, миноносец будет брошен. Для него теперь оставалось только одно: молиться святому Николаю Угоднику, не покидая своего наблюдательного поста. Он даже, по когда-то данному ему его предком Максимом совету, бросил в море на веревке икону святого покровителя моряков.
Последний трос выдержал!»
Константинополь
Приказ генерала Врангеля № 4771: «Эвакуация из Крыма прошла в образцовом порядке. Ушло 120 судов, вывезено около 150000 человек. Сохранена грозная русская военная сила. От лица службы приношу глубокую благодарность за выдающуюся работу по эвакуации командующему флотом вице-адмиралу Кедрову, генералам Кутепову, Абрамову, Скалону, Стогову, Барбовичу, Драценко и всем чинам доблестного флота и армии, честно выполнявшим работу в тяжелые дни эвакуации».
По сведениям, представленным капитаном I ранга Н. Р. Путаном и опубликованным в «Histoire de la Tunisie», за одну неделю, с 12 до 18 ноября 1920 года, было перевезено 145 693 человека, из которых 6628 раненых и больных, на 138 военных и торговых судах, русских и иностранных.
За исключением миноносца «Живого», близнеца «Жаркого», потерянного в Черном море, обломки которого нашли много лет спустя на дне Черного моря, на севере от входа в Босфор, все корабли собрались в бухте Мода...
«Папа, прибывший в Константинополь раньше нас, снова был на борту «Жаркого», и мы с ним чувствовали себя снова «дома». Буся словно поняла, что ей не надо больше прятаться; Люша и Шура почти перестали кашлять. Мне даже удалось объесться сладкими, на бараньем жире приготовленными турецкими пирожными. Несмотря на то, что на большинстве судов был поднят желтый карантинный флаг, папа с мамой смогли побывать в городе.
Они вернулись оживленные, почти веселые, и мама рассказывала, смеясь, как папа потерял одну из мягких туфлей, которые выдают посетителям при осмотре Айя-Софии. Он стоял на одной ноге, стараясь до нее дотянуться и не решаясь дотронуться до пола необутой ногой из боязни оскорбить мусульманские обычаи. Они были еще под впечатлением от этого города, который для русских всегда был сказочной Византией, а теперь полностью находился во власти союзников, которые жестоко давали чувствовать свою победу туркам, нашим вчерашним врагам, а сегодня - нашим сотоварищам по несчастью, которые встречали нас с сочувствием и готовностью помочь...»
«Эта стоянка в Константинополе позволила «Жаркому» обрести свой привычный вид. Все пассажиры с него сошли, и папа с экипажем работал над сборкой машин. Нам оставалось только ждать; не нами решалась наша судьба.
12 ноября главный комиссар Франции в Константинополе Дефранс дал знать своему правительству, что Лондон предписал адмиралу де Робеку... полную нейтральность. «По словам английского главного комиссара, представительство Его Величества не хочет принять никакую ответственность в этом деле. Что касается судьбы беженцев, он заявил, что вся ответственность ложится на Францию, которая признала правительство Врангеля».
Франция не отказалась от своих обязательств. Переговоры с представителями Балканских стран позволили высадить армию и штатских: вскоре узнали, что добровольцы будут интернированы в Галлиполи, донские казаки - в Чатальдже около Константинополя, кубанцы - на Лемносе. Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались принять гражданское население. Оставался Черноморский флот, который по прибытию в Константинополь был переименован в Русскую эскадру под командованием вице-адмирала Кедрова.
28 ноября адмирал де Бон сообщал в Париж: «Военный флот, имея на борту приблизительно 6000 офицеров и членов экипажа, не может здесь оставаться. Я прошу разрешения немедленно направить его в Бизерту». Но, по мнению министра иностранных дел Франции Жоржа Лейга, «отправка русских в Тунис или же на какую другую часть французской территории сопряжена с непреодолимыми трудностями».
И все же, не найдя другого выхода, 1 декабря Совет министров Франции принял решение направить Русскую эскадру в тунисский порт Бизерта. Тунисский бей дал на это согласие.
Первый конвой
Русская эскадра, не принадлежавшая больше никакому государству и находящаяся под покровительством Франции, вышла в море под конвоем французских кораблей. Переход российских кораблей из Константинополя в Бизерту возглавил командир французского крейсера «Эдгар Кине». Корабли плыли с французскими флагами на грот-мачтах, а на корме развевались Андреевские флаги.
«Что все корабли дошли до места назначения, кажется чудом! Чудом, которым мы обязаны нашим морякам и деятельной помощи французского флота!»
Первый конвой, вышедший из Константинополя в декабре 1920 года с заходом в гавани в Наварине и Аргостоли, находился под начальством Бергасс Пти-Туара, командира французского крейсера «Эдгар Кине» («Edgar Quinet»), и состоял из четырех дивизионов. В один из них входил миноносец «Жаркий» под командованием старшего лейтенанта Александра Манштейна.
Второй конвой состоял из двух дивизионов миноносцев. Покинув Константинополь в январе 1921 года, они встретили циклон в Эгейском море. Разбросанные бурей корабли дошли до Бизерты через много дней. Последние пришли 17 февраля.
90 лет назад русские корабли шли в Бизерту. Старый линейный корабль «Георгий Победоносец» чудом не разбился о скалы Сицилии. Миноносцы «Жаркий» и «Звонкий» чуть не потонули и, поскольку машины отказывались служить, моряки пытались идти под парусами. Сопровождающий русские корабли французский авизо «Бар ле Дюк» погиб в ночь с 14 на 15 декабря 1920 года у мыса Доро.
«Как не затонул «Жаркий» в эту страшную ночь?! На буксире у «Голланда», у которого самого машина была не в порядке, он вдруг лег на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, прокатываясь по палубе, сносили все, что было возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, сорвали прожектор с мостика. Пожар бушевал в кают-компании. «Голланд» не двигался с места.
И в эти безысходные минуты... зловещий, срываемый бурей, призыв о помощи: «SOS»; «SOS»- ничего больше...
Это были последние позывные французского авизо «Бар ле Дюк». Он ударился о скалы и раскололся. На помощь пришли русский миноносец «Звонкий» и английский миноносец. Они спасли семьдесят французских моряков. Другие, в том числе и три русских морских офицера, погибли...
К 29 декабря все суда, покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте, все... кроме эсминца «Жаркого». Проходили дни, но никаких вестей о миноносце не поступало…
Последний переход
В своем рапорте от 30 декабря 1920 года капитан I ранга Бергасс дю Пти Туар (Bergass dy Petit Thouars), командир «Эдгара Кине», пишет: «Жаркий» запоздал. Кедров считает возможным и даже вероятным неподчинение командира... молодого, увлекающегося офицера, который прекрасно мог зайти в Грецию или в Катаро».
Анастасия Александровна возражает французскому офицеру: «Жаркий» не мог дать о себе знать, так как все радиоприборы были выведены из строя. Мой отец не может быть обвиненным в неподчинении: сложившиеся обстоятельства заставили его войти в Котрон и на Мальту. Конечно, он мог этого избежать, покинув Аргостоли на буксире. Сделал ли он все возможное, чтобы «Кронштадту» удалось взять его на буксир? Он всегда утверждал, что все попытки оказались тщетными, что буря срывала буксирные тросы, унося миноносец в глубину бухты с опасностью для него быть разбитым на скалах. Но, рассказывая про эту неудачу, заставившую «Кронштадт» уйти одному, он прибавлял: «Путь добрый!», и глаза его весело блестели...»
И у Анастасии Александровны, когда она рассказывала о приключениях своего отца, глаза тоже часто весело блестели…
Продолжу рассказ Анастасии Александровны: «Когда «Жаркий» выходил из Аргостоли, море было спокойное и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии их настиг шторм. Новые повреждения заставили «Жаркий» искать убежище в какой-нибудь пустынной бухточке... К счастью, им пришел на помощь миноносец Национального итальянского флота под зелено-бело-красным флагом и дотащил их до Котрон.
Командир «Л'Инсидиозо» (L’Insdioso), вспомнив Мессину, пригласил русских офицеров на обед. Узнав, что эти последние колебались за неимением приличного платья, он заявил, не без юмора, что при¬глашает не шинели, а товарищей в беде. Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в трудном путешествии.
Декабрь 1908 года. Мессина, город на итальянском острове Сицилия. Русские моряки первыми приходят на помощь оставшимся в живых жителям этого города, пострадавшему от страшного землетрясения. Выпуску гардемаринов Морского корпуса, которые, невзирая на опасности, - землю несколько дней продолжали содрогать подземные толчки,- спасали людей из-под развалин домов, было присвоено императором России Николаем II наименование Мессинского. Среди русских героев, которых итальянцы называют до сих пор «голубыми ангелами», был молодой гардемарин Александр Манштейн. О пережитом он рассказал вместе со своими товарищами в книге, отрывок из которой я публикую в приложении…
…«Жаркий» шел в Бизерту. Вопрос нехватки горючего снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на запрет проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла Валлетту и стал на якорь посреди порта. Реакция портовых властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер появился через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал русского командира от протокольного визита и просил не спускать никого на берег.
- Замечательный народ, эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! - охарактеризовал командир Манштейн этот инцидент.
Но как быть с углем? Вопрос разрешился на следующее утро. Помощник начальника английского штаба, офицер, прослуживший все время войны на русском фронте, награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим русским соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который с полного согласия Парижа снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покидал Ла Валлетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на разных языках, в том числе и на русском, пожелания новогоднего счастья, и несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, плыли за его кормой…
Еще несколько часов, и «Жаркий» бросит якорь на рейде Бизерты.
Эпилог к пятой главе.
С БЛАГОДАРНОСТЬЮ
В декабре 2010 года произошло несколько чудесных событий. 3 декабря я был в Санкт-Петербурге, куда приехал на конференцию «Судьба Русской эскадры в Бизерте. 90 лет спустя», приехал из далекой Бизерты, от Храма Александра Невского. Стою около Александро-Невской Лавры, любуюсь ею, и снимаю на камеру прекрасный, в белом одеянии Невский проспект. Ко мне подходит мужчина, спрашивает, не знаю ли я, где здесь конференция про Эскадру... Мы познакомились, представились, он оказался... моим соседом по Подмосковью, из Троицка, а я – из Красной Пахры! Подарил ему фильм «АНАСТАСИЯ», сказал, о чем он… И тогда он мне сказал, что у него есть… такое, что…
Я застыл потрясенный! Невский проспект, Александро-Невская лавра, незнакомый человек, который мне рассказывает… о «Жарком»!
14 декабря Алексей Попов прислал на мой E-mail копии нескольких страниц из дневника... унтер-офицера, радиста с эсминца «Жаркий»! А сохранили это свидетельство эпохи его дочери - Марина и Татьяна Смирновы.
И от Марины пришло письмо...
«Уважаемый Николай!
Вам пишет Марина Попова-Смирнова, старшая дочь радиотелеграфиста эсминца "Жаркий" Николая Александровича Смирнова. С большим интересом посмотрели всей семьей Ваш фильм "Анастасия". Очень хорошая работа, и спасибо Вам большое!
Дочери Анастасии Александровны - почти наши с сестрой ровесницы (1940 и 1947 - годы их рождения, 1941 и конец декабря 1945 - нашего). Интересно было бы с ними встретиться.
В записках папы не так много о Бизерте. Есть интересная, на мой взгляд, глава "Гонки" (в приложении стр. 193, 204, 205 - из нее) о матросских парусных гонках шлюпок эскадры Бизерта - Сиди-Абдалла и обратно, в которых шлюпка
"Жаркого", ведомая моим отцом, заняла 2 место (из сорока). Отец привил мне любовь к морю и парусу. В 17 лет я выиграла первенство Советского Союза среди девушек.
В записках больше о времени, предшествовавшем исходу из Крыма, о службе на "Жарком" еще в Севастополе, о переходе Севастополь - Константинополь. Волнения в городе на Пасху 1919-го после бунта на французском корабле "Mirabeau". Буря во время перехода через Черное море, столкновение с "Борисом" и гибель последнего.
В 1993 г. отец написал короткое Послесловие к Запискам. В приложении - последняя страница из него. Прилагаю также фотографию отца того времени (1919) и фото эсминца "Жаркий" в Севастополе.
Всего доброго Марина»
Огромное искреннее спасибо вам, Марина и Алексей! С вашего разрешения и с надеждой, что дневник будет напечатан полностью, публикую один отрывок.
Вот как молодой радиотелеграфист Николай описывает конец одиссеи русского корабля под Андреевским флагом, эсминца «Жаркий». День, 2 января 1921 года... Сохраняю его текст, написанный от руки, без изменений:
«Подошелъ лоцманскiй катерокъ. Дъло чуть не кончилось трагедiей – круковой съ катера упалъ въ воду, съ большимъ трудомъ его выловили передъ самыми винтами.
Идем каналомъ, соединяющимъ море с бизертскимъ озеромъ, могущимъ вмъстить цълый флотъ. Въ немъ видън лъсъ мачтъ русской эскадры. По берегамъ канала стоятъ толпы арабовъ въ бълыхъ бурнусахъ и рукоплещутъ. Такъ встръчали всъ русскiе корабли».
И приведу еще одно свидетельство, которое я получил из рук Наташи Соланж Себаг, француженки, подруги Анастасии Александровны.
Рассказывает другой член экипажа «Жаркий», Сергей Терещенко, псевдоним –Дмитрий Новик, в своей книге «Нищие рыцари», изданной в Париже в 1928 году...
Представьте себе голубое Средиземное море, русский корабль под Андреевским флагом и белые дома Бизерты на берегу. Наступил вечер 2 января 1921 года.
«Александр Манштейн стоял перед выстроенным на палубе экипажем «Жаркого».
- Господа, плавание закончено. Если победа не увенчала наших усилий, наши души по крайней мере спокойны. Мы все исполнили наш долг по отношению к Родине. Эскадренный миноносец «Жаркий», мы тебе возвратили честь. Ты искупил единственную ошибку, которую ты совершил.
Волнение, которое сжимало его горло, передалось и другим. Все знали, что «Жаркий» был первым кораблем Черноморской эскадры, который восстал, в начале революции, против адмирала Колчака, бывшего тогда Главнокомандующим флота. И Манштейн добавил:
- Завтра все будет по-другому, господа. Мы рассеемся по всем уголкам мира. Но где бы мы ни были, всегда давайте помнить, что мы - Русские. Если надо, будем нищими, но все равно останемся Русскими, до последнего вздоха. Поклянемся, что во всех испытаниях, которые нас ожидают, быть Русскими! И будем держаться также стойко, как наши отцы в славном Прошлом.
За бортом «Жаркого» простирался залитый солнцем пейзаж французской Африки.
Для моряков начиналась новая жизнь вдали от Родины, потерянной надолго и, может, навсегда».
…
Четыре года экипаж эскадренного миноносца «Жаркий» поддерживал и сохранял свой боевой корабль, надеясь сослужить верную службу России
29 октября 1924 года миноносец был признан правительством Франции собственностью СССР, но возвращен не был…
В конце 20-х гг. миноносец был продан обществом "Рудметаллторг" Франции на металлолом...
Эти последние строчки я долго не мог написать… Сердце не позволяло, рука не поднималась…Для меня он остается русским военным кораблем, погибшим в неравной морской битве, воскресшим из пучины и вернувшимся в Севастополь. Об этом – в конце книги…
И еще одна очень трогательная новость, которую я узнал от Алексея Попова. Леночка Боголюбова, его дочка, под впечатлением от увиденного в фильме «Анастасия» написала прекрасную икону. В марте этого года Алексей отвез ее из подмосковного Троицка в тунисскую Бизерту и передал в подарок от семьи радиста «Жаркого» батюшке Димитрию. Теперь икона находится в Храме Александра Невского, рядом с мраморной доской, на которой золотыми буквами написано «Жаркий».