Помни. Не забывай

Кирилл Романов
Мне 26 лет и я всю жизнь прожил в той стране, где родился. До прошлого месяца я даже не знал, что вся моя семья когда-то жила во Франции. Я вообще ничего не знал о своей семье, как выяснилось.
Я не знал, что мой прадедушка был замечательным ювелиром и моя страсть к древностям досталась мне от него. Я не знал, что моя пятилетняя дочь как две капли воды походит на мою бабушку в детстве, а моя жена понравилась бы всем им, потому что умеет готовить французскую кухню, пишет работу по Холокосту и как никто другой знает, что им пришлось пережить.
Я никогда не интересовался историей и все попытки жены привлечь меня к своему исследованию заканчивались неудачей. А ведь она все эти четыре года пыталась найти информацию о моей семье. С тех пор, как моя бабушка однажды рассказала ей о том, как прошло ее детство. После этого Лиз долго молчала, а потом сказала, что будет писать свою кандидатскую на другую тему.
Два месяца назад моя жена просматривала очередной сайт в поисках информации. И наткнулась там на архивы бумаг Аушвица. Почему-то до сих пор ей не приходило в голову поискать там, в списках погибших из концлагерей. Это был просто бесконечный список фамилий, номеров, дат и конвоев. Тех, чьи имена были неизвестны, именовали просто «Мужчина», «Женщина», «Ребенок». Я ужаснулся, увидев эти бумаги. Ничто другое не вызывало у меня такого отвращения, как это фотокопии бумаг, составленные с невероятной точностью. Список жертв велся крайне тщательно, каждый день дописывались новые имена и фамилии, чаще всего еврейские, польские и русские.
Меня поразило то, как были отмечены некоторые даты. Их подчеркивали красным. Это были дни, когда удавалось убить больше людей, чем планировалось. Видели ли вы нечто менее человечное, чем факт выделения подобных дней? Лично я – нет и навряд ли когда-нибудь увижу.
В одном из списков нашлись имена моих прадедушки и прабабушки, а еще их старшего сына. Их удушили газом 24 августа 1942 года. Этот день не был выделен красным и я испытал непонятное облегчение. Почему-то мне не хотелось думать, что в день смерти моих родственников их палачи радовались своему упорству.
Завтра я лечу в Париж, на годовщину облавы, в которой были пойманы мои погибшие родные. Я просто хочу узнать, что их помнят. Мне этого будет достаточно.