Весной в день Победы 9 мая умерла Бабушка . Порвался какой-то сосудик в голове и…..Бабушки не стало. Все вокруг нарядные и весёлые идут смотреть парад на площадь Крещатик. Салют бабахает, по радио во дворе песни военные поют, а у нас в общем коридоре тревожная тишина.
Бабушка лежит в нашей комнате на столе, чужая и неподвижная. Я её боюсь, но убежать на улицу, где шумно и весело, тоже не решаюсь и иду к тете Нине. Она сегодня не хохочет, не называет меня «шлымазл» и черносливины ее глаз смотрят на меня задумчиво и испуганно. Она дает мне поиграть пупсиком и лошадкой и уходит в нашу страшную комнату, где горит свеча, лежит на столе Бабушка и плачет моя Мама. Они с тетей Ниной садятся на ступеньки крыльца. Мама курит « Беломор», тихо плачет и они долго так сидят и молчат.
***
Осенью я пошла в школу. Тётя Энна - жена маминого брата Вити пошила и прислала мне из Донецка коричневое школьное платье. Соседка Фаня Абрамовна подарила два совсем целых Олиных фартучка - черный и белый для праздников. В подаренный тетей Зиной портфель положили букварь, две новые тетрадки в клетку и в линейку, пачку карандашей, чернильницу - непроливашку ( у каждого ученика была своя баночка с фиолетовыми чернилами ) и деревянную ручку с железным новеньким перышком.
От волнения я совершенно не запомнила этот торжественный день моей жизни. Помню только, что в школе мне не понравилось. Там было шумно и страшновато. На переменках все бегают, толкаются, дерутся. И только на уроках рабочая, строгая, тишина. Я все время боялась, что меня вызовут к доске и дети станут меня рассматривать.
Мне, оказывается, уже тогда нужны были очки и я ничего не видела на доске. С наклонной крышки парты вечно все скатывалось. Тонкое стальное перышко ручки часто ломалось и карябало в тетради жуткие каракули и, пока я несла его из чернильницы на строку, часто теряло на лист фиолетовую некрасивую кляксу.
Рукава моего школьного платья всегда в разводах от чернил. Каждый вечер Мама, придя с работы, стирала эти многострадальные рукава в тазу темным хозяйственным мылом и вешала сушить платье над печкой. - «Ну что же ты, Малыш, такая неаккуратная!» - она поднимала ладошкой мою поникшую в раскаянии голову и смотрела на меня ласково и безнадежно. И именно потому, что она на меня никогда не кричала и не наказывала, я как-то больно чувствовала, как я ее огорчаю. И еще - я никогда не могла ей соврать. Никогда!
Сбиваясь и плача, я рассказываю ей про страшную красную « двойку» в тетради . Я совершенно не знаю, как дальше жить с этой уродкой! Рассказываю про потерянный ключ от квартиры и чудесное его нахождение дворничихиной Валькой, про строгую учительницу в школе, про утерянную ручку….И уткнувшись в мамин халат, я уже реву вголос. Она гладит меня по растрепанной голове и мы тут же решаем, что исправляться я начну прямо с завтрашнего утра.
Она моет меня в тазу. Мы едим мягкий « пекливаный» хлеб, макая его в солёное пахучее подсолнечное масло и запиваем сладким чаем. Вкусно!
После ужина Мама садится со мной за стол и я переписываю школьные каракули. Но буквы прыгают на строчках, расползаются как букашки, голова падает на них и я засыпаю.
***
Регулярно, раз - два в неделю, я теряла ключ от нашей комнаты. Вот только совсем немножко поиграла с Валькой в « Дочки-матери» за сараями и ключа в кармане фартучка почему-то нет! Я представляю, как снова огорчится Мама, как безнадежно опустятся у нее руки и глаза будут смотреть на меня удивленно и печально. - « Светочка, - скажет Мама тихо, - Как же мы теперь зайдем в дом? Придется ночевать на улице.»
И я начинаю реветь. Хитрая Валька терпеливо дожидается наивысшей степени моего отчаяния и, как всегда, предлагает спасительный обмен - я отдаю ей свою куклу Наташу с белыми волосами, а она тут же быстренько находит мой ключ.
Зимой я потеряла в школе шарф, рукавички совсем порвались, пальто было коротко, ноги мерзли в ботинках и я тяжело переболела простудой. Мне даже делали какую-то операцию с железками и на всю жизнь остались на шее два шрама.
Перед Новым годом приехал из Донецка мамин брат Витя и с порога сказал : «Розанка, собирайся, едем в Донецк . Донгипрошахт берёт тебя в счётный отдел машинисткой».
Через пару дней Витя, оставив деньги на дорогу, уехал, а мы с Мамой стали собираться.
Весь двор участвовал в наших сборах. Соседи несли детские книжки, еще целые детские вещи, настольную лампу из вощеной бумаги, какую-то посуду, полотенце…
Помню большой узел с вещами из старого одеяла. Из него все время вываливались то мамин ботик, то старый бабушкин нож с костяной ручкой…
За день до отъезда, после общего ужина в нашей комнате тетя Зина приступила к генеральному осмотру чемоданов и узлов, которые эта « шлёндра - Розанка якобы сложила», ( дальше шел непереводимый мат.)
Мама «от греха подальше» ушла к тете Нине, а мне милостиво разрешили собирать со стола посуду и складывать ее в таз с мыльной водой. Тетя Зина вытряхнула все вещи из чемоданов и узлов, сунула в рот новую цигарку и приступила к делу.
Через час все вещи были собраны в старый чемодан, большой узел, небольшой ящик и корзинку, куда она положила единственную «оставшуюся в живых» мою куклу и какую-то еду в баночках нам с Мамой в дорогу. Потом она выглянула в коридор и позвала Маму. – « Значит так, -- щурясь от дыма цигарки, сказала тетя Зина - открывай чемодан осторожно». - «Почему?» - пугается Мама. Цигарка перепрыгивает в другой угол тети Зининого рта - « Потому, что сначала оттуда посыпятся мои матюки» .
ГЛАВА 2
Уговаривая Маму переехать жить в Донецк, Витя сказал: «Поживёте пока у нас, а дальше - видно будет!». «Видно» стало не скоро и прожили мы у Буликов ( мы с Мамой ведь тоже Булики!) года два - полтора. В одной небольшой комнате, где жил Витя с женой Энной и с двумя сыновьями Женей и Аликом , каким-то образом втиснулась еще одна железная кровать для нас с Мамой.
В тесной общей кухоньке топили печку и хозяйничали еще две соседки. Через дорогу, почти под самыми окнами, шумел с утра до вечера базар.
Из крана - колонки на углу улицы мы носили воду по 3-4 ведра в день. Из сараев во дворе приносили уголь в большом чёрном от копоти ведре, а перед растопкой чистили печь и выбрасывали золу.
Я помню, как Мама любила младшего племянника Алика. Он был пухлый, смешной и никогда не плакал. Она называла его «Пузя-музя - рыба - кит». А Женька, мой ровесник в круглых очочках на носу-кнопочке, с кудрявым светлым чубчиком на стриженой голове - ябеда и капризуля и дома звали его «Зяська». Наша шумная компания во дворе часто в свои игры его не принимала. А он и не просится - все со своей мамой рядышком. Как только его есть усаживают, я всегда неподалеку кругами хожу. Женька ест плохо и после упрашиваний и уговоров, тетя Энна наконец-то говорит: «Вот сейчас Светку позову - она твою кашу съест!» А меня и звать не нужно—я вот она! Зяська косится на меня из-под очочков и с отвращением проглатывает еще пару ложек.
А остальное мы делим с Пузей по - братски.
Алик - Пузя рос крепышом и всеобщим любимцем. А в 18 лет его убил ножом в спину какой-то азербайджанец из-за гулящей девки. Но до этого было еще долгих 14 лет.
***
В школах появились буфеты с дешёвыми завтраками: пирожки c повидлом, булочки, чай. Стало обязательным и мальчикам и девочкам носить коричневую школьную форму обязательно с белым воротничком. В магазинах стали продавать белый хлеб - батон, мясо, а утром пораньше можно было купить в гастрономе молоко на разлив. В воскресенье рано утром я бегала туда занимать очередь. Чуть погодя приходила Мама с большой стеклянной банкой. Толстая, закутанная поверх ватника в белый халат продавщица, ловко наливала в неё длинным железным черпаком белое, вкусно пахнущее молоко. Мы плотно закрывали банку крышкой, ставили в авоську (плетённая из толстых ниток мягкая сумка) и бережно несли домой. Сегодня моя Мама варит для нас – детей манную сладкую кашу и я ужасно этим горжусь.
Тётя Энна тогда не работала и варила на всех обеды и ужины. Хозяйка она была замечательная - умела выбрать продукты и готовила необыкновенно вкусные праздничные блюда!
На семейные торжества к Буликам приходили всегда одни и те же гости: коллеги Вити по институту - муж и жена Евсюковы, «мировая тётка» Таисия Васильевна и Витин друг детства Ванечка Чикалов - большой, полноватый, с хитрыми , смешливыми глазами на круглом лице.
Я всех хорошо запомнила, потому что видела их за праздничным столом у Буликов регулярно в течении почти трёх десятков лет. Они всегда перезванивались, были в курсе семейных событий, ходили друг к другу в гости, были рядом в бедах и радостях.
Душой их компании был Ванечка. Я помню, как-то мы ждали этих гостей, которые почему-то дружно задерживались и вдруг услышали под окнами громкий хор: «Булики, Булики просидели стулики. Нам не жалко Буликов, а нам жалко стуликов.»…и компания с четырьмя новыми стульями с хохотом вваливается в дом.
На столе разная «вкуснятина» - студень, паштет из печени, тоненько нарезанная копчёная колбаса, салат «Оливье», пирожки, запеченное мясо… За столом шутки, песни , анекдоты, тосты - Ванечка неиссякаем. Все друг друга хорошо знают, много смеются, все сыты и немного пьяны. Запомнилась на всю жизнь, как Мама с женщинами пела песню "Голубка" - очень популярную в то время. Ни разу не помню, чтобы кто-то сильно напился.
Я с мальчишками всегда за столом со взрослыми. Но, как только мы поели через 20-30 минут, нас выдворяли во двор и звали только к сладкому. Наверное, это правильно –и за столом поучились себя вести , и взрослым не мешали общаться.
Мы с Мамой всегда за таким столом отъедались, она как-то вся « оттаивала», хорошела, веселела . Помогала убирать со стола, мыть посуду, о чем-то секретничала с «мировой тёткой» -Таисией Васильевной, присаживалась на краешек стула послушать Ванечку, любуясь смотрела на брата - какой он красивый да умный, прошел всю войну, лекции читает студентам, всеми уважаемый и брат заботливый … Я уже взрослой от тети Энны с удивлением узнала, что Витя много лет, пока я не окончила школу, ежемесячно отчислял на мамино имя какие-то деньги.