П О Р Т Р Е Т
По роду своих занятий человек я очень далекий от искусства, но, наделенный от природы утонченной душой и пылким воображением, всегда тянулся к прекрасному. К сожалению, провинция, где я прожил большую часть своей жизни, крайне редко и скупо предоставляет возможность своим обитателям непосредственно соприкоснуться с подлинниками. И поэтому чаще всего знакомство мое с картинами осуществлялось через книги, открытки, журналы.
И когда однажды, просматривая «Юность», я увидел «Портрет брата» В. Хабарова, то, словно споткнулся об него, и если бы в этот момент не сидел, а перелистывал журнал, как это имею обыкновение делать, на ходу, вполне возможно, что и упал бы в полном смысле этого слова.
Среди ставшей уже привычной помпезности портретов рабочих, колхозников, ветеранов, героев и незабвенных благодетелей нашего народа, этот был до наивности прост и незатейлив. На фоне темного окна, мчащегося в туннеле метро электропоезда, был изображен молодой человек с ничем непримечательным лицом в простенькой вязаной шапочке и куртке.
При всей внешней незатейливости, незамысловатости портрета, поражало то, с какими добротой и любовью, я бы сказал, просветленностью выписано лицо этого юноши. Глаза так и тянулись к нему. Помню, меня восхитило, как тонко и мастерски художник использовал, казалось бы, совершенно невыигрышное. блеклое и рассеянное освещение вагона в своем замысле.
Долгое время работ Хабарова я больше нигде не встречал. И вот однажды, будучи проездом в Москве, я зашел в Манеж. Редкие посетители вяло переходили от одного полотна к другому, нигде подолгу не задерживаясь. Тем же самым занялся и я.
В середине зала, уже подумывая, не прекратить ли эту бессмысленную прогулку и жалея потраченное впустую время, я вдруг увидел две совершенно выделявшиеся на общем фоне картины. Словно два окна в темной комнате, они струили мягкий, приглушенный расстоянием свет.
Я сразу узнал манеру его письма. И, еще не до конца поверив в неожиданную удачу долгожданного свидания, стал медленно приближаться к ним.
Да, я не ошибся. На клочках бумажек, прикрепленных к рамам, было написано: «В. Хабаров».
Не знаю, сколько простоял, рассматривая простенькие личики дочек Гагарина на одной и какую-то девушку на другой картине, но ощущение праздника долго не оставляло меня.
Каждому из нас дороги и приятны лица близких нам людей. Мы храним их фотографии в альбомах, носим в портмоне и, время от времени перебирая и рассматривая их, с огорчением отмечаем, как время оставляет на их лицах свои неизгладимые отметины переживаний, тягот и болезней.
Были и у меня фотографии любимой женщины. Но всегда хотелось иметь ее настоящий портрет и повесить его в комнате на самом видном месте, чтобы не расставаться с нею даже когда ее не было дома. Глядя на работы Хабарова, я понял, что уже вижу этот портрет, что только он может написать ее образ так, как я его ощущаю и воспринимаю, когда спокойное неброское лицо как бы освещено изнутри одухотворенностью и чувством.
Решение было принято. Оставалось лишь разыскать художника в многомиллионной Москве, зная только, что он – В. Хабаров.
Недолго думая, я решил начать с моего первого знакомства с ним и отправился в редакцию журнала «Юность» на улицу Горького.
До этого я никогда не бывал в редакциях и мне представлялось, что такой солидный, уважаемый журнал должен размещаться, ну если не во дворце, то, во всяком случае, в достойном его помещении. То, что я увидел, войдя в здание, на какое-то время повергло меня в оторопь: облезлость облупленных стен кое-где скрашивали развешенные на них небольшие картинки. В некоторых из них я узнал иллюстрации, помещенные в разное время в журнале.
Прямой противоположностью первому гнетущему впечатлению оказались люди, с которыми мне пришлось говорить. Любезно разъяснили куда пройти и к кому обратиться. Девушка, видимо отвечавшая за иллюстрации к журналу, сразу не смогла вспомнить, о каком портрете я веду речь, но, в конце концов, отыскала этот журнал и дала телефон какой-то художественной организации, где бы я мог навести справки.
Поблагодарив, я отправился звонить. Да, о Хабарове знали. Сказали, что его зовут Валерием, и дали другой телефон. Потом я звонил по третьему и только по четвертому мне ответили, наконец, что я звоню правильно и осведомились о цели моих поисков.
Я сказал, что хочу познакомиться с ним и заказать ему портрет. Судя по голосу, немолодая уже женщина долго расспрашивала меня кто я и откуда, и почему-то отказалась назвать телефон или адрес художника, предложив перезвонить во второй половине дня.
Заинтригованный такой таинственностью, я несколько часов бродил по Арбату и, в общем-то, уже не надеялся на благоприятный исход. Позвонив в назначенное время, я снова не смог узнать ничего. Вместо этого я получил приглашение я виться на выставку молодых художников и спросить Полину Макаровну.
Полина Макаровна оказалась очень приятной старушкой. Невысокого роста, совершенно седая, она учинила мне подлинный допрос, но в такой учтивой форме, что обидеться на нее за это было совершенно невозможно. Наконец, видимо уверовав в отсутствие у меня каких-либо преступных замыслов, она дала мне адрес и сказала, что меня ждут.
Студия находилась совсем рядом. Войдя в нее с залитой солнцем улицы, я попал в полумрак и на мгновение потерял ориентировку.
Низкое темное помещение, в которое небольшие полуслепые окна едва пропускали свет, было заставлено мольбертами, рамами, холстами, банками с краской и еще всякой всячиной, трудно различимой в полутьме.
Я поздоровался. Мне ответили два молодых человека моих лет. Познакомились. Валера был несколько ниже меня ростом, тонок в кости, подтянут и строен. Оказалось, что мы не только ровесники, но и почти земляки: Тамбов был его родным городом. Вспоминая общие для нас знакомые места, мы разговорились легко и непосредственно. Моя просьба написать портрет его не удивила, но и не увлекла. Он долго раздумывал, несмотря на мою настойчивость, а потом попросил показать модель. Я раскрыл бумажник и извлек карточку. Валера долго рассматривал ее, потом поставил на стол и стал ходить по мастерской, время от времени бросая на нее цепкий взгляд художника.
- Интересное лицо,- наконец, сказал он.- Пожалуй, я возьмусь.
Заговорили о цене. Валера назвал такую сумму, что теперь надолго задумался я. Но желание иметь портрет было так велико, что я, прикинув свои возможности, решил, что как-нибудь выкручусь. Затруднение было в том, что я хотел сделать сюрприз любимой и не говорить ей о портрете до тех пор, пока он не будет готов.
Валера и эскизы делал незаметно от нее, когда я, по взаимной договоренности с ним, привел ее в парк на прогулку.
Мы сидели на скамейке и оживленно болтали, а напротив пристроился молодой человек и что то рисовал на планшете. Увлеченная беседой, она, кажется, даже не заметила его.
Портрет превзошел все мои ожидания. Острый глаз художника уловил в ней то, о чем я еще только догадывался, и многие хорошие черты ее характера я вначале увидел на полотне, а потом уже, по прошествии какого-то времени открыл в ней самой.
Нежное лицо на холсте словно выплывало из почти прозрачного фона или же, наоборот, уходило, растворялось в нем. Было совершенно невозможно понять, приближается она к тебе или же покидает. В любом случае, первым побуждением при взгляде на портрет – было шагнуть ей навстречу. В этом была его загадка и притягательность.
Человек, не склонный к буйному проявлению эмоций, я был в восторге. И ей он очень понравился.
По натуре я очень привязчив и, оставаясь дома без нее даже на непродолжительное время, я томился и скучал. Портрет, конечно, не мог заменить ее, но сглаживал напряженность этих минут.
Словно предчувствуя что-то, всю жизнь я носил в душе кочетковские строчки: «С любимыми не расставайтесь. И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг!».
Так уж случилось, что однажды мы расстались, думая, что не на долго, а, оказалось, что насовсем. Впрочем, это сюжет для отдельного рассказа.
А портрет остался. И еще много лет висел в моей комнате, пока как-то вернувшись с работы, я не нашел его на привычном месте. Я перевернул весь дом. Я опросил соседей. Никто ничего не видел. За исключением портрета ничего не пропало.
Было такое ощущение, что любимая вышла из почти прозрачного, призрачного, нарисованного фона и ушла в настоящую жизнь…