Давно это было, в 7121 году от сотворения мира, во времёна царствования Михайла Фёдорыча, правителя Русичей. Решил он покорить Ханство Сибирское, что раскинулось за Каменным Поясом, у края государства Российского. Пушного зверя в тех краях было несчесть, а грибов да ягод – ногой ступить некуда. А ещё, говорят, золотишко водилось там, стОит только песку зачерпнуть целую пригоршень и помыть его водицей чистою.
В то время казна царская скудеть начала, да и ворог голову приподымывал. Снарядил царь Михайло Фёдорыч казаков и отправил их на разведку за Урал-пояс, в Сибирь неведомую.
Одни казаки осели на Урале, едва перевалив за Каменный Пояс, другие дальше по Оби-матушке двинулись, свернув в приток Иртыша седого. Разбили лагерь казаки и в устье Тобол-реки. Широка Сибирь матушка, вольна её душа, когда рядом река полноводная течёт, разве усидишь на месте! Ушли походом казаки вверх по реке Иртышу. Приглянулась казакам излука Иртышная, поставили они Тару-Острог. Непоседы ушли на север в тайгу. Там, на краю глухомани таёжной, основали они Мангазею загадочную.
Привольно в Сибири жить - зверя в тайге хоть отбавляй, силком ловили. На медведя ходили с рогатиной. Зверь не пуганный, вот и не боялся человека-то. Рыбу же в реке ловили сетками, как закинут, да зачерпнут – ведро целое.
Но не в радость богатство такое и жизнь сытая, привольная - хиреть казаки начали. То у одного зубы заболят, выпадать станут, то у другого.
Как-то казак Ерофей ушёл в тайгу силки на горностая пушистого ставить. Горностай в той местности в изобилии водился, а царская семья о-очень любила шубки горностаевые, тёплые, мягкие такие. Там, в тайге, и занемог Ерофеюшка. Лежит в избушке на зимовье, стонет. Стон тот по всей округе разносится. Вот и заглянул в избушку-то остяк дикий. Ерофей не испугался даже, столь сильно болели зубоньки. Остяк покачал головой и дал Ерофею корешок красный пожевать. Зубная боль-то и прошла.
Говорит остяк Ерофею:
-Отдай мне своё ружьё с порохом. Я тебе большой секрет расскажу.
-А что за секрет такой?
-А ты отдай, потом жалеть не будешь. Уж больно ты громко плакал от зубной боли, всех зверей в округе распугал. Отдай, зачем оно тебе? Всё равно от болезни умрешь скоро, все умрёте. А отдашь ружьё, жить будешь.
-Ладно, бери, сказывай свой секрет.
И поведал остяк Ерофею:
-Надо обоз снарядить на Ямышевы озёра, они в стороне дневного солнца находятся. За солью. Без соли все пропадёте. Только киргиз там хозяин, возьми с собой лисицу да соболя. Киргиз на пушнину падкий. Иначе не добудешь соли спасительной.
Вернулся Ерофей с зимовья, горностая принес хорошего. Рассказал воеводе Тобольскому про остяка дикого, про Ямышевы озёра.
Воевода Ерофея послушался, снарядил обоз, почитай, с дюжину возов будет. Выступил обоз из острога Тобольского весной, когда только лист берёзовый разворачивался. Во главе обоза поставил литовского ротмистра Бартоша Станиславова. Взял с собой Бартош в дорогу Ерофея с женой молодой и сыном маленьким. Но пристигла болезнь в дороге жену Ерофееву.
Стонет, ахает Аксиньюшка, разболелись зубоньки у бедненькой. Делать нечего, остались они в Таре-крепости.
Далеко Ямыш-озеро, не один раз поднималось солнце полуденное, не один раз тёмной ночью освещал дорогу ясный месяц.
Вот уже минул Петров день, далеко остался и Илья-пророк, а Ерофея с обозом всё нет и нет.
Всё чаще набегает киргиз на Тару-Острог, отбирает нажитое, уводит в полон жён казацких. Совсем житья не стало от кочевников. Раз напал Кучум на Острог у Иртыш-реки, только зря напал, увела за реку Аксинья жителей. Отступил Кучум от Острога, воротилась Аксинья с бабами.
На рассвете вновь напал Кучум на Тару-Острог, согнал женщин, детей в избу Аксиньину и разор учинил на подворьях. Заступилась Аксинья за девушек:
-Ты не тронь, Кучум, дочерей наших, детей маленьких. Не губи их души невинные. Вот воротится муж мой, Ерофеюшка, не сносить головы тебе, окаянному!
Не стерпел Кучум и засёк Аксинью плетьми, но не сломил её душу вольную, душу вольную, казацкую. Сиротою стал Радомир, малолетний сын Аксиньи-матушки.
Схоронили Аксинью за Острогом, на высоком холме у широкой реки. Крест на могиле поставили.
На дворе уж покров, воротился Ерофей с обозом соляным. Народ валом валит, радуется, только нет Аксиньи, лапушки. Радомир, сирота, ведёт отца ко кресту на Иртыш-реку, слезами солёными умывается…
Но не долог век мужика-вдовца. Зульфия на пути повстречалася, как змея вползла в душу Ерофееву.
-Ты забудь Аксинью-лапушку, она во сырой земле лежит, холодная. Я же тут, с тобой, смотри, какая ладная. У меня толстА коса ниже пояса, бровь чернА, что крыло у вОрона. А вот здесь, смотри, талия осиная. Посмотри на мои пальчики, руки нежные, немозольные…
И сгорел Ерофей в огне-пламени, Зульфиёй в его сердце разложенном. Он не слушает ротмистра Бартоша, позабыл Ерофей про казачество, не идёт на Тобольск с соль-обозами. В Мангазее без соли все умерли.
Осмелел Кучум, подавай ему меха горностаевые, разорил киргиз население. Остяку жизни нет от нашествия. Зверь пушной в глубь тайги ушёл, рыба в речке почти закончилась.
Радомир страдает от мачехи, он живёт во хлеву, со скотиною, от мороза совсем скукожился и от голода рёбра вылезли.
Зульфия ж с Ерофеем тешится… Он забыл про Аксинью-лапушку, Радомира не вспомнит, сыночку. А киргиз кочевой надсмехается:
-Уж куда тебе, казаку русскому за Урал-горой быть хозяином! Не тебе владеть богатством Сибири-матушки! Волочись, Ерофей, за любушкой. Не видать царю Михайло Фёдорычу пополненья казны государевой!
Не стерпел Радомир обиды Кучумовой. Он поднял отряд казаков, царём присланных:
-Доколь терпеть мы будем ярмо Кучумово? Аль не люди мы государевы? Иль забыли вы, зачем в Сибирь посланы? НА конь всем! За жизнь привольную!
В тот же день казаки прогнали киргиза незваного. Не сумели от ран спасти Радомира-воина. Схоронили его рядом с матерью, на высоком холме у Иртыш-реки. Зульфию ж с позором выгнали. Ерофей с соль-обозом на Тоболеск ушёл и с тех пор о нём уж никто не слыхивал.
По ночам Зульфия бродит берегом, омывает слезами могилу Аксиньи-матери, простить просит её, непутёвую. Умоляет она Радомира малого:
-Ты прости, прости меня, бабу глупую, что сгубила я жизнь невинную. Кучум меня подослал к Ерофею смелому, загубила я душу казацкую. Нет мне жизни теперь. Ты прости меня, дитятко.
Но молчит Радомир вместе с матерью. Зульфия от тоски убивается.
По весне, на высоком холме, у могучей реки, что Иртыш называется, расцветает цветок, он Подснежником называется. Рядом с ним тянет к солнцу головушку Мать-и-мачеха… То Аксинья и сын Радомир. Зульфия ж у Аксиньи в ногах ковылём расстилается, как злой, холодной мачехе полагается.
Весна-осень 2003 г.
г. Омск