В комнату постучали. Я повернулся на стуле и открыл глаза. Все было на местах, не было ничего того, что я только что видел, не было ни горько-соленого морского воздуха, ни фиолетово-черной громовой тучи, ни тревожно разбушевавшегося моря, сравнимого с могучим конем-тяжеловозом, когда он, сверкая выкаченными белками и фырча пеной, встает на дыбы. Не было ни чайки, одиноко реющей над перекатывающимися, словно лава, валами, не было седеющего профиля темно-зеленых графитных скал, а самое главное - не было ее лица, мокрого от капель пены и слез. Реальным во всей этой ситуации были только мое бледное лицо в холодном поту. Бедная, бедная моя Ульвия. Она умерла от цироза печени в восемьдесят восьмом, но об этом чуть позже.
Дверь открылась и на пороге показался немолодой низкий грузный человек. Все его существо резко стало мне противно, словно вдруг он превратился в омерзительнейшею свинью с отвислым животом и заплывшей жиром склерой глаз: и плешь среди его жидких рыжеватых волосенок, и нос, покрытый сеткой вздувшихся сосудов, и огромная щель между микроскопическими зубками цвета тростникового сахара, даже манера его походки - все бесило меня, все выводило из душевного равновесия, навеянного чудесной дремой. Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, я почти ненавидел его, мне хотелось плюнуть в его морщинистое лицо, растоптать его, разорвать, изничтожить.
- Сандерс? - дребезжащим голосом спросил этот карлик.
- Сандерс в отпуске. - совладав с собой, ответил я, - Этот сукин сын жрет бренди с очередной шлюхой в Бангкоге, пока я разгребаю нетронутые эвересты статистики - добавил я почти шепотом себе под нос.
- Мне сказала отдать эту бумагу Сандерсу в течении второй недели мая! Я Вилли, Вильям Нильсон, вы обязаны меня знать! - завопил он, дергая шеей и вращая наливающимися кровью глазами.
О, конечно я знал старину Вилли Нильсона. Этот ублюдок в прошлом году чуть ли не каждый вечер приходил в нашу контору и подавал заявку о выдаче страховки.
- Ничем не могу помочь, Сандерс, к сожалению, не оставил никаких контактов, напишите заявление в при...
- Я извел бумаги на заявления на большую сумму, чем твоя месячная прибыль, щенок! Сколько можно месить это дерьмо?
Это было уже слишком. Я просто не смог совладать с нахлынувшим на меня потоком эмоций, я даже толком не запомнил, как схватил его за грудки.
- Папаша, ты забываешься, - процедил я, - еще слово с твоей стороны в мой адрес, и я задушу тебя твоими же кишками! Не беси меня, ты понял, говнюк?! Я не слышу! - мой голос уже громыхал по всему офису, старик, беспомощно вися, словно мешок с мусором, тяжело дышал, неловко и безуспешно пытаясь отодрать мои пальцы от своего воротника. Лицо его налилось кровью, на плешивом лбу выступила испарина, глаза бешено бегали в разные стороны.
- Я НЕ СЛЫШУ!
Он что-то промямлил, и я вдруг пришел в себя. Просто Джекил и Хайд офисного масштаба. Я увидел его испуганный взгляд, шлепающие без остановки губы, растерянные лица других.
- Мистер Арвесен, зайдите в мой кабинет - тихий и сухой голос шефа заставил меня оглянуться. Он был как всегда одет безупречно: отутюженные брюки, рубашка цвета лебединого пера, морковный галстук на тощей шее. Его жену трахнул, наверное, весь офис, начиная с уборщика Сильвио и заканчивая секретаршей босса, которая не брезговала и девчонками в обеденных перерывах. Он, конечно, догадывался об этом, но признаться самому себе в том, что не всем приятно целовать его гладкую задницу, он не мог в силу своего самолюбия и кретинизма.
- Что же ты, мать твою, вытворяешь, моряк ты хренов? - завопил он, едва я заглянул за дверь его кабинета. Слово "моряк" он произносил особенно по-идиотски, словно ему выбили два зуба и заставили голосить, разжевывая их деснами, отчего выходило что-то вроде "Мхарьякх".
- То, что на моем месте вытворил бы любой нормальный "мхарьякх", к тому же я сотню раз повторял вам, что я не моряк, и никогда не плавал на судне. - с маской безразличия процедил я, но внутренности мои словно жарили на гигантской сковороде.
- Ты пойдешь и принесешь свои извинения, стоимость которых я вычту из твоего жалования.
Я медленно встал, помотав головой, усмехнулся, рассматривая на его столе пятнадцатисантиметровую фигурку слона из Жадеита. Ее гладкая, блестящая, словно лоно бульварной шлюхи, поверхность притягивала взгляд любого, кто заходил сюда. Привезена из Индии, куда его женушка укатила в девяносто первом с любовником. И у каждого, кто видел ее, неотвратимо возникало одно-единственное желание.
- Хера, я увольняюсь - с этими словами я схватил фигурку слона, и, размахнувшись посильней, швырнул ее в лоснящийся лоб этого идиота. Вы можете подумать, что у всех норвежцев такой характер, но это не так, просто я стал воплощением того греха, слаще которого в этом офисе никто не знал. Плюнув на закон, я развернулся и удалился на глазах у изумленного офисного планктона, удалился гигантскими размеренными шагами, какими герои престарелых вестернов идут навстречу своей погибели. Вторник второй недели мая умирал удивительно ярким солнцем, раскидавшем осколки прошедшего дня по закоулкам вечернего Чикаго.