Я знаю человека, который вонзил себе в пальцы
железную проволоку и, погрузившись в ванну,
холодную воду, пропускал через себя ток в надежде,
что железки расплавятся и освободят руки его.
Я знаю девушку, она, накрасившись до неузнаваемости,
билась головой об стену, так, что потеряла сознание, рассчитывая,
что когда будет падать, то прямо в люк канализации.
Ещё одного гения, он изобрёл сверх-недостижимый
по технологии двигатель, и поместил его в одной из
точек Вселенной, запустил машину, чья задача была излучать
волны магнитные такой степени, что пространство вокруг
мгновенно деформировалось, вместо временного туннеля,
по цепной, разрушая всё... Так и получилось – в его мозгу
образовалась дыра, после того, как теоретически провёл
эксперимент, следуя бумажкам, и практически осознал,
что это – конец.
Я знаю одного человека, он так похож на обезьяну,
сидит целыми днями на вокзале, держа перед собой шапку
и потребность в подаче... Как-то подойдя ближе, увидел –
это действительно обезьяна, достигшая человеческого идеала.
Я знаю малоприметного юнца, он по утрам выезжает на учёбу
в ещё более неприметный для Бога университет, и замечает
невидимое с тем фанатизмом, с каким обычно ищут дозу
наркозависимые.
Дымящее небо с плавающими трубами над головой
смиренного «Кирова», огни фонарей всех городских источников,
от столбов до машин, отчётливо видимые для глаз, нескованных
температурой низко низкой.
Тот же расплывчатый шарик на небе, подвешенный за гравитацию,
как летом греет впечатление, и почти никогда сбалансировано тело.
Зелёные человечки на светофорах убегают от красных, их неприятие
иногда уравнивает жёлтый.
Деревья, чернеющие, похожи на людей, заблудившихся и стоящих
на месте в ожидании света, отпускания теней, чтобы хоть по ним
в бесконечный минус нулевой экзистенциальности умножиться
на смысл жизни.
Он же в свою очередь знаком с человеком, чья роль на Земле
ограничена клаустрофобией, сменяющейся агорафобией или,
ослепляющие мозг одновременно, как при входе в алое женское
коварство при любой интеллектуальности.
Целыми днями ходит с коробком, в котором его дерьмо на конце
спички, и фотографией 3 на 4, чтобы в «СЭС» доказывать свою
обеззараженность и пригодность быть наблюдателем в детском садике
на дефектологической практике.
В его голове одна мысль вертится фундаментальная – наклеить
фотографию на крестик, сделанный из выложенных ранее спичек
для опустошения, установить на коробок, как обычно устанавливают
на могилу или гроб, заказать у тишины молитву
и самосюрреалистически похорониться, ведь в сути-то, испражнение –
всё, что от него останется на неприятной памяти.
Я знаю человека-фотографа, он работает в салоне по художественному
и быстрому запечатлению бесчисленно-бессмысленных ликов,
Как бы знающих предел себя относительно фото-рамок...
Там висят плакаты, демонстрации возможностей не столько таланта,
сколько техники качества, резкостью отличившейся на одном
запечатлении танца, не помню, каких стран: женское тело,
подобранное для ракурса, её нога в чулке и карнавальная маска,
бельё чуть видное в прорези красного платья, – ах, жаль я не объектив.
Человек, которого знал этот человек, знал человека, внутренне
здорового, но внешне – попадавшего в сплетения жестокие
для самого больного...
Его мир в интернете сбоем раскололся на тысячи невозвратных
скриптов и кодов, алгоритмов искренности, делающих его
виртуальным человеком. И линия мечты, достичь вершин
в рейтингах, отразилась от внезапной темноты, перпендикулярно
оси времени, не дала инерцию достижения точки будущего,
динамика перешла в «ре», не соотносясь, превративши мысли
ортогонально здравому смыслу. Всех этих сумасшедших я знаю,
знал, теперь не узнаю: они ушли в миры, в которые верили
так сильно, что искривили действительность.