ГЛАВА 9
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ДМИТРИЯ
***
В каждый период жизни возникает какая-либо проблема, которая, как лошадь на скачках, опережает остальных, и полностью занимает сознание человека. Все иное в этот момент кажется мелким и недостойным внимания. Но проходит какое-то время, и другая лошадь, более резвая, вырывается вперед. И уже следующая задача кажется самой важной и волнует вас, как будто от ее решения зависит жизнь.
***
Вот и Борис Евгеньевич, высокий, полный, почти лысый, а где не лысый, то выскобленный бритвой, забыл о проблемах, связанных с бизнесом. Хотя еще совсем недавно. Да что теперь об этом. Любовь у человека, такая же большая, как и он сам. Потому что объем грудной клетки позволяет аналогично большому чувству в ней разместиться. Ну, этот сомнительный тезис мы уже выдвигали.
Попович, всецело поглощенный мыслями о Светлане и умиротворенный ими, простил Артема Соломатина. Ну, как простил. Послал ему в тюрьму посылочку небольшую с книжкой внутри. Под названием «Новый завет». Где заложил закладкой страницу, на которой библейская притча про ренегата, убившего своего брата в корыстных целях, напечатана была. А после этого, через неделю примерно, продуктовую посылку отправил, как бы говоря этим, что много ли надо человеку. Хлеба буханка и колбасы кружок. А деньги, типа, мусор, и что ты с ними в камере тюремной делать бы стал. На булку клал бы если только. Поэтому радуйся малому и своему, и не зарься на большое, если оно не твое.
Вот так рассуждал Попович, наверное.
Алене Соломатиной он не послал ничего. Ей мама пожилая, отстояв в очередях, вещи теплые и дозволенные продукты передавала. Она же и внука Витьку к себе взяла. Пусть привыкает. Когда родители выйдут, он уже совсем взрослым будет.
Но это так, поведано в качестве назидательного отступления.
Главное для нас не это. Главное как раз происходило в душах и головах наших героев. И отражалось на их поступках и словах.
К примеру, Светлана Петровна впервые в своей преподавательской практике забыла урок. Звонок прозвенел, дети сделали вид, что внимательно слушают, а она и не помнит, о чем говорить должна.
Настя Попович, давно восстановившаяся в школе, смотрела на любимую учительницу с ужасом, понимая, что происходит с ней что-то неординарное.
Но Светлана Петровна не очень-то и переживала по этому поводу. Подумаешь, забыла, что должны проходить сегодня.
– Дети, – сказала она, захлопнув учебник и классный журнал, и с ненавистью сунув их в стол, – сегодня мы с вами почитаем стихи. То есть, я почитаю, конечно, а вы послушаете.
И она сорок пять минут читала притихшим детям любовную лирику Пушкина, Есенина и что-то из своего, никогда до этого не произнесенного вслух. Она даже забыла, что перед ней сидят второклашки. И только тогда, когда прозвенел звонок на переменку, Светлана вдруг будто очнулась, оглядела класс непонимающим взглядом и тихо сказала:
– Запишите, дети, домашнее задание. А, впрочем, отдыхайте. Еще успеете головы ненужной информацией забить.
И, напевая «зачем вы, девушки, мужчинам верите, у них лишь гадости одни в уме», вышла из класса.
Одноклассники все как один обернулись к Насте, требуя объяснений.
– У них свадьба скоро, – ответила Попович, – волнуется человек.
***
Вот так, неспешно и развлекаясь, наблюдая за чужими судьбами, мы и подошли к тому событию, которое должно было ответить на главный вопрос, поставленный нами вначале: «Кто же отец этого ребенка?»
День рождения Дмитрия и приуроченное к нему получение паспорта должны были собрать всех заинтересованных лиц. Для этого важного события из-за малогабаритности не подходила ни одна квартира. Кроме, конечно, загородного дома Поповичей.
Сам Борис и предложил свой дом, как плацдарм для широкомасштабных празднеств и возлияний. Возражений не последовало.
Майя Михайловна, что естественно, взяла на себя кулинарные хлопоты. Подумаешь, обед приготовить на два десятка человек. Легко.
***
Долго ли, коротко ли. Широко ли, узко ли. Полого ли, круто ли. Тверезо ли, пьяно ли. И, наконец, Виктор Ли и его супруга Анита Ли. Список гостей, типа. Четыре украинские и одна корейская семья. Но к нашему дню рождения отношения они никакого не имеют. Так, чисто поприкалываться.
А вы, случайно, никогда не обращали внимания, как беседуют во время больших застолий абсолютно незнакомые люди, оказавшиеся в непосредственной близости друг от друга. Когда все говорят, но каждый о своем, и никто не слушает, делая внимательный вид. Это такое современное умение вести светские беседы. Еле переносишь жужжащего над ухом соседа, а сам киваешь в такт его словам, покачиваешь головой и всплескиваешь руками, мол, что вы говорите! Хотя людям не важно, слушают их или нет. Им выговориться надо. Так что все остаются довольны. И те, кто вдохновенно порет чушь, и те, кто делает вид, что ничего более важного и интересного в жизни не слышали. А завтра уже и не вспомнят ничего. Ни те, кто заливался в экстазе откровенности. Ни те, тем более, кто усидчиво терпел предыдущих товарищей.
Еще не было такого случая, чтобы встретились, допустим, два гражданина, которых судьба позавчера, к примеру, свела за одним столом, и начали бы выяснять с пристрастием:
«А о чем я говорил тебе два дня тому назад на юбилее Курочкина между грибным жульеном и свининой по-швейцарски? Не помнишь? Да ты, сволочь, меня и не слушал! Что ж я перед тобой полтора часа разорялся? Мерзавец и притворщик!»
Нет, такого не было в человеческой практике. И это правильно. Никому это не нужно. А что же нужно собравшимся за этим дорогим холестериновым столом? Неужели только выпить да закусить? Нет, конечно. Может, не просто выпить и закусить, а напиться до потери пульса и сожрать недельную норму калорий?
Это другое дело. Это уже гораздо ближе к истине.
Хотя, бывают и исключения. Попадаются люди, которые действительно, искренне желают здоровья имениннику или долгих лет совместной жизни молодым, или земли пухом усопшему. В зависимости от повода, конечно. Тут, главное – не перепутать, не начать произносить здравицы на поминках и наоборот. Хотя после часа сидения причины, побудившие людей придти сюда в этот скорбный или счастливый час, стираются из памяти.
В этот момент важно, чтобы нашелся человек, который пьет меньше других или не пьянеет с такой же скоростью, как соседи. Чтобы он время от времени напоминал с рюмкой в руке, выкрикивая записанные на бумажке имена и приличествующие поводу лозунги и призывы.
На свадьбе проще. Там, как маяк заблудившимся в океане крепких напитков, сидит на самом видном месте женщина в белом и фате. Тут уже не перепутаешь. Вот она, живая и здоровая, а рядом чуть менее живой, но мужчина в черном. Это уже начинает настораживать. Почему в черном? И ты на всякий случай тихо кричишь «Горько!». Так, для проверки. А сам прячешься за широкоплечего соседа. Ага, эти двое целуются. Значит, точно свадьба.
Сложнее, когда маяк в фате отсутствует. Поэтому люди стараются больше налегать на закуски и помалкивать, чтобы не попасть впросак.
***
Сам день рождения Димы мы опустим, так как он похож на все другие дни рождения. К тому же ответ на волнующий нас вопрос получен там не был.
Заинтересованные стороны тактично обходили его в разговорах, предпочитая нейтральные темы.
Не все, конечно, помалкивали тактично. Майя Михайловна не смогла бы молчать даже в тот момент, когда над ней говорили бы надгробные речи. Не дай бог, конечно. Тьфу, тьфу, тьфу.
– Можно мне произнести тост? – поинтересовалась она у собравшихся.
И, не дожидаясь согласия, тут же продолжила:
– Я очень счастлива сегодня, друзья мои. Рядом со мной сын, невестка. Да и именинник не чужой мне человек.
Тут голос ее дрогнул, и Майя Михайловна, взмахнув носовым платочком, села рядом со сконфуженным Сидором Тихоновичем. Это был момент, когда и всемогущий полковник не мог помочь.
Такой себе абсолютно прозрачный намек. Но без претензий.
А так, в целом, абсолютно мирная получилась вечеринка.
***
Через месяц объединенная семья Поповичей поехала в предсвадебное путешествие. Не случайно выбран был солнечный Египет. Нет, Анна Ильинична никого в гости не приглашала. Но у Светланы теперь там жил практически родной брат по матери Мубарек. Его отец Анвар по просьбе сына позвонил в Россию и пригласил родственников в гости.
Повода отказываться не было. У Светланы начался отпуск, у Димы и Насти – каникулы. Борис, который отдохнул от работы вынужденно, только во время недавнего наезда, просто оставил распоряжения заместителю и, вручив тому свой мобильный телефон, с хитрой улыбкой, сказал:
– Захочешь посоветоваться, звони.
Тот кивнул и спрятал мобильник шефа в сейф.
***
Анвар встретил гостей в аэропорту. Через полтора часа они въехали во двор небольшой виллы на морском побережье.
– И чего ей не хватало? – подумала Светлана Петровна, оглядывая окрестности. Она, конечно, имела в виду свою непутевую мать.
Дима, который был всего на год старше своего дяди, хорошо говорящего по-русски, тут же нашел с Мубареком общий язык.
– Слушай, как тебя друзья называют? – спросил Дмитрий. – А то Мубарек, тем более, Анварович, как-то официально звучит.
– У нас сокращения не приняты. Мубарек и Мубарек, на все случаи жизни.
– А давай я буду звать тебя просто Му. По-моему, классно.
– Не надо, – попросил египтянин. – Мое имя означает «сын солнца». А в твоем сокращении теряет смысл.
– Ладно, сын солнца, ко всему можно привыкнуть. Пойдем тогда на море, купаться.
– Мы в море не плаваем. Там грязно от нашествия ваших туристов. Если хочешь искупаться, пошли в бассейн.
Они лежали в шезлонгах у бассейна и продолжали разговор.
– Слушай, сын солнца, а ты классно говоришь по-русски. Бабушка Аня научила?
– Раньше – она. А теперь я занимаюсь с частным учителем. Отец заставил. Сказал, что учиться в Москву поеду. В Университет дружбы народов.
– Класс! Ты можешь жить у нас. А с бабой Аней, то есть с матерью своей не общаешься?
– Отец запрещает.
– А давай тайком съездим к ней. Завтра, к примеру.
– Нельзя нарушать запрет отца.
– А откуда он узнает? Скажешь, что пошел со мной в бассейн. Он же на работе будет?
– Я не видел маму уже три года, – голос Мубарека дрогнул.
– А ты не знаешь, сын солнца, почему твои родители разошлись?
– Отец сказал, что мы должны жить отдельно. Мама заболела какой-то тяжелой, инфекционной болезнью. Мы можем заразиться. Он ее в беде не бросил. Навещает постоянно, продукты привозит, деньги. Жалко ее.
– Да, болезнь у бабы Ани неизлечимая, – вздохнул Дима, – я тоже в курсе событий. Но она незаразная. По крайней мере, для нас с тобой. Поэтому можно вполне навестить ее разок.
***
На следующий день дядя и племянник снова пошли якобы в бассейн. Светлана с Борисом и Настя в то же время поехали смотреть пирамиды.
А что еще там, в этой неказистой стране, приютившейся на берегу моря, смотреть? Если бы не было этих пирамид, то надо бы было что-нибудь срочно насыпать повыше для привлечения туристов.
Хотя часто гложут меня смутные сомнения, что многие достопримечательности в разных странах мира были выстроены гораздо позже, чем об этом говорят местные жители. И специально для этих целей. Ну, то есть, именно для привлечения этих толп туристов, готовых ехать хоть на край света. И ехать только ради того, чтобы привезти домой свои фотографии на фоне какой-нибудь грязной, оплеванной верблюдами, развалины. И тайком кусочек камня, на который когда-то помочилась кобылица Александра Македонского. Если он существовал, конечно. Нет, какая-нибудь кобылица определенно мочилась на этот камень. И возможно, всего лишь вчера. Поэтому когда-то, лет этак через сто этот доисторический камешек, бережно хранящийся, к примеру, в серванте тульского кулинара, посетившего с дружественным визитом Египет, будет с трепетом передаваться по наследству, как самая главная семейная реликвия.
Ну, это мы отвлеклись. Вернемся к Мубареку и Дмитрию, в волнении подходящим к дому, где проживает Анна Ильинична.
В руках у них гостинцы. Мубарек очень волнуется, а племянник его, глядя на дрожь в коленках и повышенную потливость дяди, явно веселится. В душе. А снаружи он старается быть спокойным и уравновешенным.
Вообще-то, надо немолодых людей предупреждать о таких визитах. Из чувства приличия или, хотя бы, чтобы не застать врасплох. И номер телефона Диме был известен. Мог бы звякнуть, мол, привет, бабуля, я тут проездом, можно, зайду на минутку. Нет, не пришло в голову ни одному, ни другому.
Ну, и, конечно, оказалась Анна Ильинична в этот момент не одна. Время-то было еще раннее, часов десять утра. А женщина общественно-полезным трудом не занималась, поэтому ложилась поздно. И, соответственно, спала подолгу. Короче говоря, второй сон еще только досматривала.
Хотя Анне Ильиничне давно шел шестой десяток, выглядела она не старше, чем на сорок лет. Благодаря ежедневному здоровому сну и уходу за собой. Потому что тот самый секретарь посольства чуть не ушел от нее к более молодой кандидатке. Каких усилий стоило ей доказать, что она еще вполне. Да и местный владелец многоквартирного дома стал реже захаживать.
Позвонили, стало быть, детки в дверной звонок. И стоят, радостно и тревожно предвкушая. А за дверью как раз домовладелец уходить собирается. Он, конечно, заметался, еще спящую Анну толкнул.
– Эй, – кричит ей на родном языке, – там кто-то пришел. Иди, открой, а я в ванной спрячусь.
– Дорогой, – отвечает хозяйка сквозь сон, – открой сам, пожалуйста. Я сейчас плохо выгляжу.
– Не могу, – ругается гость. – А вдруг это твой русский друг?
– Не может быть, – вскакивает Анна, – хотя, почему бы и нет. Вот черт, прячься скорее. Стоп, а откуда ты про него знаешь?
– Я все про тебя знаю, дорогая. Иди, открывай, – и захлопнул за собой дверь санузла.
У нее в квартире такой совмещенный был. Душ и унитаз в одном помещении с кафельным полом и сливом в нем же.
Всклокоченная, ненакрашенная, в халате на голое тело, со следами ночных потуг и излишеств на лице, Анна Ильинична открыла дверь. Изобразив милую улыбку, которая, по мере того, как она понимала, кто перед ней стоит, превращалась в гримасу ужаса.
Немая сцена в «Ревизоре» просто вечер Петросяна со Степаненко по сравнению с тем, что происходило на пороге квартиры Анны Ильиничны.
«Мне это снится, – думала мама и бабушка в одном неблаговидном флаконе. – Я скоро проснусь, и ничего не будет».
«Бабуля в своем репертуаре, – рассуждал Дима, – не зря мать не хотела к ней заходить».
«Бедная мамочка, – плакал в душе впечатлительный Мубарек, – похоже, что болезнь прогрессирует. Папа, как всегда, прав».
Он поклонился маме, поставил пакет с гостинцами у порога и побежал по лестнице вниз.
– Я тебя догоню, – крикнул ему Дима. – Бабуля, привет. Можно, я туалет посещу. А то кока-колы напился, до бассейна не дотерплю.
И пошел в направлении санузла.
– Баба Аня, здесь закрыто, – закричал Дима, дергая дверь.
– У меня там ремонт, Димочка, – засуетилась Анна Ильинична.
– А как же ты обходишься, ба?
– Мучаюсь с ночной вазой.
– Вот, черт, – крикнул Дима и ударил в отчаянии кулаком по двери.
– Вихожу, – раздался голос на ломаном русском изнутри. – Не стреляйте, пожалуйста.
– Кто там, ба? – спросил Дима.
– Не знаю. Я одна была, – перепугалась Анна Ильинична.
– Так звони в полицию, а я его задержу.
– У меня и телефон не работает, Димочка.
– Ладно, ты подопри чем-нибудь дверь, а я побегу на улицу. Скажу Мубареку, чтобы срочно вызывал ваших ментов.
И Димка рванул вниз. Как только он исчез, Анна Ильинична отчаянно заколотила по двери санузла.
– Омар, дорогой, выходи скорее. Через минуту здесь будет полиция.
– Что? – Омар вылетел из санузла, и, не останавливаясь, из квартиры. На бегу он обернулся и крикнул плохо соображающей хозяйке:
– Ноги моей здесь больше не будет! На детей уже бросаешься, нимфоманка! Терпишь их унижения. Они так грубо тебя, женщину, бабой называют!
– Это же мои сын и внук, Омар!
Владелец отеля остановился, как вкопанный:
– Ты же говорила мне, что тебе всего тридцать лет. Откуда же у тебя взрослый внук?
– Да, – покраснела Анна, – я немного преуменьшила свой возраст. Мне уже тридцать два.
– Анна, – укоризненно заявил Омар.
– С половиной, – со вздохом согласилась хозяйка. – И ни месяцем больше. Беги, они скоро будут здесь.
– А кого мне бояться, – вдруг разозлился владелец дома. – Никуда я не пойду.
И он решительно прошел в комнату и тяжело сел на диван.
Вот в этот момент в квартиру и ворвались два полисмена и Димка. Мубарек тактично остался внизу.
Проверив документы и разобравшись в недоразумении, представители египетской власти удалились.
– Я пойду? – спросил Димка. – Там сын солнца ждет.
– Ты в туалет хотел, – сказала Анна Ильинична.
– Он же не работает, – улыбнулся внук.
– Дядя Омар починил, – улыбкой же ответила хозяйка дома.
А домовладелец, сидящий в белоснежном костюме, недоумевал:
– О чем это вы? Молодой человек, эта женщина действительно приходится вам бабушкой?
– Вроде, да, – ответил Дима, несмотря на отчаянные знаки, подаваемые ему Анной Ильиничной.
– А сколько вам лет, если не секрет?
– Шестнадцать.
– Так, – Омар в уме произвел несложные арифметические действия. – А маме вашей сколько, извините за нескромный вопрос?
– Тридцать пять. А в чем дело?
– Да нет, ни в чем. Просто интересуюсь.
– Я пойду, – сказал Дима. – Мы с Мубареком тебе фруктов купили. Там, на кухне.
Когда за ним захлопнулась дверь, Омар вздохнул:
– Да, дорогая. Моя мама – почти твоя ровесница. Это что же я, практически с мамочкой?
– И пока не жаловался, между прочим, – буркнула Анна. – Даже жениться собирался.
– Если мама узнает возраст моей невесты, она не доживет до свадьбы.
– Ну, и как хочешь. Иди, поищи молоденькую дурочку. Кто только теперь с тобой русским языком заниматься будет. Бесплатно.
– Ты у меня в доме живешь и тоже за квартиру не платишь. Так что нечего упрекать.
– Я квартплату честно отрабатываю.
Омар помолчал. Посмотрел в грязный пол.
– Я пойду, – сказал он и, не поднимая глаз, пошел на выход.
– Вечерком заглянешь? – спросила в спину египтянина Анна.
Спина пожала плечами.
– Спряжение глаголов проходить будем.
Плечи опустились в знак согласия.
– А секретарю я скажу, чтобы больше не приходил, – добавила в спину Анна. – Никогда.
– Дело твое, – ответил, не оборачиваясь, Омар. – А про внука и дочь расскажешь?
– Конечно, дорогой, – она стряхнула с белого пиджака невидимую пылинку. – Постой, пожалуйста, минутку. Согласись, Омарчик, что выгляжу я все же гораздо моложе своих лет.
– Черт, – вскрикнул домовладелец. – Это меня больше всего и заводит!
– Так куда же ты спешишь? Останься. Падежи повторим. Особенно дательный.
***
Дима с Мубареком стояли в соседних душевых кабинках бассейна. Молча стояли. Они вообще не произнесли ни слова по дороге от Анны Ильиничны. Каждый думал о своем. А о чем думают такие молодые люди, я уже и не знаю толком. Только догадываться могу. По улыбке Дмитрия и огорченному лицу Мубарека. Да вы и сами сообразите, что к чему.
***
Вечером семья Поповичей и их египетские родственники вместе ужинали на веранде дома. Настя восторженно рассказывала про пирамиды и верблюдов. Ни то, ни другое лично у меня не вызывает никакого пиетета. Вот если бы тот же верблюд оказался на вершине какой-нибудь из пирамид, скакал бы там и орал оттуда что-нибудь типа «Зенит – чемпион!», размахивая зажатым в зубах фанатовским шарфиком. Вот это было бы другое дело. И я бы поорал вместе с ним. А потом бы со слезами радости и гордости рассказывал об этом случае внимательным потомкам. Извините, если задел чьи-то чувства.
Было уже совсем темно, когда Светлана укладывалась спать. Борис принимал душ. Она по давно выработанной привычке делать это каждый вечер достала из сумочки паспорт, сняла обложку и вытащила из-под нее фотографию молоденького мальчика лет семнадцати. Она погладила ее пальцем, вздохнула и убрала обратно. Этой фотографии было примерно столько же лет, сколько и изображенному на ней парню.
Я видел эту фотку. Никого из знакомых нам с вами людей на ней нет. А спрашивать у Светланы Петровны я не решился. Уж очень это личный вопрос.
КОНЕЦ