Светлана Игоревна пошла на почту, ибо ей нужно было срочно получить письмо от дочери, которая не писала вот уже много лет. Вот оно-то долгожданное письмо, вот оно-то, такое родимое, строчки доченьки там, ее история жизни, так сказать.
Лежа на диване, она дрожащими от радости руками, распечатывала белый конверт. Из конверта она вытащила кучу листов, исписанных мелким почерком. Эти листы были пропитаны духами, от которых шел запах ландышей. Очки надела дама, пытается читать, напрягает глаза, очки уже не те. Собаки во дворе страшно вдруг стали выть на луну. Дворник кричит им: «Рот закройте, звенеть бы мне как колокол, чтобы всех собак распугать».
Здравствуй мама, пишу тебе с далекого севера, тут все в снегу, светит надо мной звезды, горит месяц одинокий тусклым сиянием, я в сапогах и шубе лисьей стою в лесу. Ночь темна, коты сидят на полу, чай пью, жую хлеб, мед кушаю, варенье малиновое в чай бросаю. Все у меня отлично, слушаю панк-рок, сидя в своей комнате. Не грущу ни о чем, не тоскую уже, не о ком горевать и думать. Ничего страшного со мной не произошло, конечно, ты сильно будешь удивлена, ты все мои слова будешь преувеличивать, я же тебя знаю, знаю, как ты любишь впадать в панику по пустякам. Как это я столько лет, прожившая в селе, почти у самого берега моря, решила вдруг рвануть в снежные края, рвануть так остервенело, что аж пятки горят до сих пор у меня от этого движения вселенского. О, если бы ты только могла понять, как все стремительно произошло, то, наверное, пришла в неописуемое состояние разочарования, ибо ты же знаешь мой девиз. Олежка мой еще года два назад рванул на север и писал письма мне, мама, он такой работяга, все тащит в дом. Продаст машину начальника, купит нам домик у моря. Продаст уголь в порту, купит нам ранчо в США. Вот мечта была у него заработать на машину, наверное, ты думаешь, что лучше бы он дома был и хозяйством занимался, но не таков Олежка. Он в Японии сейчас живет с гейшей. Любит ее, сынок у него там уже взрослый. Как же мечтать весело. Вот он урвет с работы кусок хлеба, так домой тащит его, а потом снова уходит на работу и снова в дом вещи новые приносит, но теперь его мечта – это купить машину сновидений. Он мне такие письма интересные оттуда писал, ох, если бы ты только читала их, ты бы сошла с ума от экстаза. Чопорные такие эти японцы, водку пьют только свою, сакэ называется их водка. Пишет, что как только приехал туда, то ему почудилось, что это райское место, там дух Мисимы увидел он. Да, он самурай, меч купил, берет и режет себе им живот, чтобы собой хоть на миг стать. В Японию он прибыл без проблем. Он медленно вышел из поезда, осмотрелся по сторонам, зашел в здание вокзала, а вокзал-то - это лишь одно название. Большое двухэтажное кирпичное здание с огромными выбитыми окнами, а внутри птицы летают, там у них возле мрачных люстр уже нечто гнезда устроено. На вокзале холод страшный. Ветра гуляют через все здание, а в углу стояла бочка с огнем, а возле нее люди грелись. А все вокруг разрушено после атаки ядерной: ощущение такое, словно война не прошла, что все еще идет фронт, что взрывы мощные сотрясают этот район земли. Скамейки перевернуты, мусор свален возле входа, ящики стоят еще у входа. Еле удалось зайти и выйти ему. Тут уже Сибирь. Японии нет никакой в помине. Нет ничего кроме лесов и болот. Он еще писал, что он послушал разговор людей возле бочки о том, что тут есть некая местность – это платформа Мегион, и около этого места есть река, по которой сплавляют на крепких и надежных плотах партию мотоциклов и автомашин. Олежка пишет, что его заинтересовали эти мотоциклы и очень сильно заинтересовали. Вот он и решил направиться к этой реке. А еще он писал, что когда шел к реке, а путь был не близким, то видел труп под снегом, труп был как живой, ведь север, и, как выяснилось, это был один из работников буровой машины. Дело в том, что до трехсот «подснежников» находят под снегом за один год. Постоянный холод и быстрое истощение сил в этих условиях делают свое дело. Вроде бы работал человек себе тихо, а потом куда - то делся, а если ищут, то редко находят, так под снегом и лежит себе дальше. А то и убивали из-за денег, спора, ведь повод всегда найдется, ведь там и скука кромешная – делать-то по вечерам абсолютно нечего. И когда они все такие трудолюбивые, когда они суровые эдакие едут на буровые через болота, то проваливаются в них, ведь тут и крепкие понтоны не выдерживают такого веса, а не выдерживают они его очень часто. Вечная мерзлота, понимаешь ли…Это происходило на реке Меге, когда через нее переправлялась техника слишком тяжелая. Трактора доставляют на вертолете. И вот, бывает только приблизится вертолет до населенного пункта с трактором на привязи, так поднимется ветер и раскрутит вертолет, да так, что он падает со всего маху на землю вместе с трактором, а если пилот успевал, то отвязывал трактор, скидывал его с высоты в лес, а сам пытался на ветру выровнять курс, чтобы улететь на базу. Много техники гибло из-за стихии и из-за человеческого фактора. И вот он шел по лесу наугад, а метель страшная веет, но он вышел к утру к поселку за лесом, а там везде гул стоял, там трубы потащили с одного места в другое: такое ощущение, что муравьи соломинку тащат. Дорог нигде нет, сам поселок стоит на краю земли, дальше уже вечная мерзлота. Жизни нет. А на буровые надо же как- то добираться, в основном вертолетами -то и добирались. Там земля такая богатая: газ, нефть. На глубине в тысячу метров уже можно наткнуться на богатство, а кое - где и две тысячи метров, а то и целых три надо бурить, чтобы качать сокровища. Рельсы, каток, станина, сваренная из стальных каркасов, передвижная на рельсах тех ездит - вот те и буровая, а «куст» у них – это связывание труб. В одну скважину льют до двухсот тонн цемента. А вот недавно кран новый утопили в болоте. Утром стоял еще, день отработал, а вечером уже и нету: там почва была ненадежная. Зимой гусеничные тягачи проваливались под снег легко и быстро. Едут себе, едут медленно и проваливаются в болото, что было под снегом.
Ладно, не буду тебе описывать то, что мне он писал в своих письмах, попытаюсь написать тебе о том, что случилось со мной за это время. Сейчас лежу в теплой юрте и смотрю, как огонь пылает, слушаю шум метели за стенками юрты и треск горящего дерева в кострище. Рядом со мной находится Эля - это хозяйка юрты, она очень мне помогла, я бы сказала, что без нее мне не возможно было б выжить. До сих пор не могу прийти в себя от того, что произошло. Ну ладно, перехожу к основному моменту, думаю, что тебе покажется это какой - то пеленой, которая налипла на мое сознание, как мутный пейзаж, который возникает, когда смотришь на все через толстое бутылочное стекло, и тогда мир иным становится, он уже течет по другим закономерностям.
Года два назад Олежка мне написал светлое письмо. В нем он говорил о том, что денег заработал много и купил нам дом огромный. Он очень меня ждет и просит, чтобы я продала все свое имущество и приехала к нему с деньгами, дабы вместе продолжить совместную жизнь. Я, конечно же, продала дом и все, что было, а деньги зашила в ночную сорочку. Когда я приехала на место, то обнаружила тот же вокзал, который Олежка описывал мне в своем письме. Я зашла на вокзал и увидела черных птиц, сидящих на разбитых люстрах. Пол был выложен синей плиткой. Ко мне подошел мужчина в тулупе и спросил у меня о том, где же тут комната для медитаций. Я переспросила, а потом поняла, что он имел ввиду. Мужчина сказал, что лишь там он может ощутить умиротворение, а иначе впадает в глубокую хандру: жизнь не мила, водка в рот не лезет и тянет брякнуть из окошка о мостовую. Я посмотрела по сторонам: там в углу, на бревнах, сидели оборванные люди. Они грелись у бочки, в ней ярко пылал огонь. Кассы были закрыты и мне тогда почудилось, что ведь обратного билета и нету уже для меня. Эта мысль сильно меня насторожила, но я перестала об этом думать. Я заворожено смотрела на то, как люди греются у бочки. Мужчина постоял около меня и через некоторое время вышел на улицу. Я посмотрела на разбитые огромные окна, в которые дул зловещий ветер, его ледяное дыхание смертельно было для людей. Жизнь и смерть тут были слиты воедино. Казалось, что смерти нет, а есть лишь одна жизнь, которая переходит из одной формы в другую. Ветер сильными порывами раскачивал огромные люстры, а птицы в этот момент слетали, а потом, когда люстра приходила в состояние равновесия, садились обратно на нее, их цепкие лапы охватывали стальные диски. Это были люстры на толстых цепях, а дальше два яруса, кованных разными узорами диска, в которых были вкручены лампочки. На втором этаже стояли ящики до потолка и на этих ящиках лежал человек в сером пальто, он смотрел вглубь себя. Он изрек меланхолично, что гомосексуалисты всегда были, да и сейчас остаются группой повышенного суицидального риска. Он посмотрел в мою сторону. Я отвернулась от его странного взгляда, а потом, когда посмотрела на него снова, то он уже завис в воздухе над залом ожидания. Я вскрикнула от неожиданности. А он успокоил. Сказал, что уже много лет летает по вокзалу. Все привыкли к его выходкам. И добавил, что гомосексуализм изначально трагичен, потому что почти всегда обрекает человека на одиночество.
Я ждала Олежку, ведь он обещал быть тут, но, по-видимому, он опаздывал. Ко мне подошла женщина вся в снегу. Она только что зашла в зал ожидания и, увидев меня, бросилась изо всех сил ко мне. Она говорила, что обычно женщины сюда не приезжали. В таком суровом климате им здесь делать нечего. Она говорила о том, что тут день и ночь собираются бурильщики нефтяных скважин. Всякий люд из городков разных приходит. Пьют водку в подвале, где у них печь топится все время. Они тут меняются товарами и весело проводят времени за картами и обсуждением баб. Тут раздался гудок поезда, что задумчиво тронулся дальше по бескрайней Тайге. Мне казалась, что ледяное дыхание ветра заморозит мою кровь, что мой шаман меня скушает на обед, я потеряю сознание. А у меня дальше была лишь Тайга во всей своей красе, а позади ничего не осталось. Все мосты сгорели. Она рассказала, что тут где –то ее муж затерялся: он ушел еще две недели назад и так и не вернулся. Он должен был встретиться тут со своим другом, который приехал с Большой Земли и привез много разных вещей: от чайного сервиза до новых сорочек. Я пожелала ей удачных поисков, а она спросила меня о том, что же я тут забыла. Ей было очень любопытно видеть меня в этом богом забытом месте. Я ответила, что жду мужа, что скоро он подойдет, ведь у нас будет новая жизнь, еще лучше той, что была – намного лучше. Она прошептала мне в пуховый платок, что мой муж где-то едет по снегу на снегоходе, а метель не дает ему видеть повороты в лесу. Дороги все замело так сильно, что и проехать нельзя будет ему. Это может замедлить сильно движение, а поэтому остается только ждать и молить Бога. Я сказала, что так и собираюсь сделать. У меня было много теплых вещей. Я готова была ждать, одевшись получше во все теплое. Через час я почувствовала холод. Солнце равнодушно село за горизонт, а холодный ветер до костей пронизывал и не спасало ничего уже от холода, и я пошла в подвал, выпила там водки - мне стало легче. Я медленно подошла к бочке, возле которой стояли люди. Они сразу обратили на меня внимание и начали задавать вопросы самого разного рода. Мне предложили еще выпить водки. Я выпила двести грамм и сразу почувствовала огонь внутри. А потом еще и еще, а потом я потеряла сознание. Очнулась я под ватным одеялом к утру. Когда я встала, то увидела того самого мужчину, который вчера летал по вокзалу. Он был хмурым и мрачно сказал, что ночью ходил искать место в лесу для медитаций. На снегу ему было очень холодно сидеть, но он стал дышать необычным способом и быстро согрелся. Потом он вернулся на вокзал. Залез на ящики и стал готовиться к полету в неизвестность. Он начал спрашивать у меня о том, как ему стать Абсолютом. Я сказала, что от скуки даже об этом никогда не думала, а он сказал, что пора бы думать об этом, ведь этим вечером снова будем пить водку и выходить в тело сновидения. «Летать будем, как ангелы по небесам» - захохотал он дико и прыгнул на один мешок, в котором была крупа. Я закрыла глаза и засмеялась громко.
- Что ж тут смешного? – задал вопрос он мне так мило улыбаясь.
- Да так, ничего особенного, смешинка в рот попала! – усмехнулась я в ответ.
- Я раньше был грабителем, – басовито молвил он. - Я грабил поезда. Захожу в купе. Все спят. Я вытащил из куртки начальника деньги, а когда он проснулся, то я дуло пистолета ему в рот направил. Он замолчал. А его жена орет. Я стал стрелять по ней и кричать, что поубиваю всех к черту в вагоне, если она не закроет рот. А пассажиры все побежали в страхе в следующий вагон. Оказывается, что я такой крутой, что меня публика так боится. Я же из бандитов, которые грабят банки и поезда. Но не бойтесь, ведь теперь я уже вне системы. Я стал добрым. Теперь живу иначе. Теперь изучаю тонкие миры. Там так сладко, лучше всего мне там живется.
- А я жду мужа. Его не было вчера, а что ж теперь – то делать – не знаю. Нет его, будто бы сквозь землю провалился. Я тут сама по себе. Никто мне не враг и не друг.
- А внизу, на кресле паренек сидит с бородой, может он ваш муж?
Я глянула вниз с балкончика - точно - он! Олежека сидел на скамейке и смотрел на свои новые начищенные до блеска черные сапоги. Я слетела со ступенек, обняла его и мы долго говорили, а новый знакомый все стоял в сторонке и смотрел на нас, а потом я подозвала его и познакомила с мужем. Он поинтересовался насчет того, где же Олег дом купил и почем, а Олежка сказал, что в лесу, за речкой и на этой ноте они попрощались.
Стояла черная «Волга» у вокзала, мы сели на нее и поехали в этот дом. Ой, не знаю, сколько времени ехали. Уже и вечер наступил, а дома никакого не было, ни села, ничего не было, один пустой горизонт. Тогда я смотрела по сторонам в поисках леса, но и леса не было нигде. Жуть! Мутит, стало тошно мне. Была лишь снежная степь без конца и края. В этой степи мы были пылинкой, что блуждает себе в пространстве. Тут и солнце село, а мы все ехали себе и ехали. Тогда я задала мужу вопрос, милый, так и так, мол, когда же будет дом наш, дорогой, не молчи, ответь мне, но ответа никакого не было. Он подозрительно молчал. Он молчал страшно и люто, а я ушла из-под власти страха. Я стала напевать себе под нос: «Он едет прочь, дабы искать в заморской мути. Разврат есть удар нашей общей порочной сути». Глубокой ночью он остановил машину у огромной снежной горы, а потом грубо сказал, что надо идти дальше пешком. Мы шли по ночной тайге в гору, а там было плато пустынное такое. Так одиноко. Мрачно. Словно то был край света. А за тем краем ничего. Пустота. Одна пустота разливалась. Целый вечный океан пустоты. Когда мы дошли до края плато, то показался крутой обрыв. Подойдя к этому обрыву, муж попросил у меня денег. Я молча отдала ему деньги, заранее зная, что это конец, а тогда он резко ударил меня тяжелым своим кулаком по голове. Я потеряла сознание, а утром проснулась в кабине грузовой машины. Водитель был тем чудаком, что летал по залу вокзала, он представился Стефаном и рассказал о том, как увидел меня лежащей на дне обрыва, что его интуиция подсказала, что надо действовать незамедлительно. Он говорил, что сразу же пошел за дровами, что лежали в машине, разжег костер, ведь надо было сделать чаю, он заварил травку, пошептал заклинания над нею, а потом внес меня в машину. Я там пришла в себя, выпила чаю. Да, мама – это все не сон, а впрочем, почему не сон, ведь все есть сон Абсолюта. Я стала такими терминами бросаться после этого случая. Я стала иной. Иная я теперь, матушка ты моя родненькая. Вот потом я дала Стефану конверт с адресом дома. В одном из писем муж написал мне о том, что там будет настоящий рай для меня. Мы проехали мимо реки и леса, а потом он меня высадил на повороте, показал прямую дорогу до поселка. Я шла и шла себе, я мило улыбалась ощущению, что жива, что дышу и вижу мир божий. А поселка все не было, а потом резко, словно из тумана, показались контуры маленьких домиков. Там жили чукчи. Теперь я живу с ними. Эля учит меня шить костюмы из кожи оленей, готовить с пряностями мясо оленей, общению с духами Тайги. Я так рада, мама! Я так счастлива! Не зря же я умерла для всего прошлого. Я сижу у костра и общаюсь с духами огня. Я буду тут дальше жить. Мне тут так хорошо. До свидания, мама, приезжай к нам, мы, сибиряки, тебя не обидим!
Светлана Игоревна всю ночью думала о том, что написала ей дочь, а утром приняла твердое решение ехать к дочери и тоже общаться с духами Тайги. Стать иной ей тоже надо, будет совой, сидеть будет в лесу на ветке и смотреть на звезды. Медведей будет кормить из рук ягодами и хлебом. Сибирь-мама для нее теперь, она хочет пожить там, чтобы шаманкой стать. Ведь все пустое, лишь шаманизм дает силу жить вопреки всем законам и азбукам. Велосипед свой найдет в гараже, сядет на него и поедет в Сибирь. Одна, без попутчиков. Накачает шины и поедет.