(Из цикла студенческих зарисовок "Мемуары-точка-док")
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Не знаю, как назвать эти записки. Это не дневниковые записи – я никогда не вела дневник, потому что не могу писать только для себя – всегда надо еще для кого-то. Но, тем не менее, это биографические воспоминания наиболее ярких моментов из моей студенческой и не только студенческой жизни. Очень хочется, чтобы они остались в памяти. Фрагменты эти касаются не только меня, но, конечно же, и моих друзей, и многих людей, с которыми пересекалась линия моей жизни. Сейчас, по прошествии года после окончания института, все плохое, что было, уже стерлось. Да и мало его было, плохого. В благодарность за те незабываемые истории и приключения, случавшиеся с нами, я посвящаю эти каракули своим друзьям, людям, которые меня любят и принимают такою, какая я есть, без игры и фальши.
Ну а название… Разве можно назвать большой, пестрый кусок жизни каким-то одним словом? Да хоть четырьмя! Разумеется, нет. Так что Бог с ним, с красивым обобщающим названием. Пусть будет рабочее, компьютерное, ни о чем не говорящее – Мемуары-точка-doc.
А начать я хочу с нескольких небольших историй, связанных с моим первым походом в компании Виталика Горшкова – походом в Карелию.
МЕДВЕДЬ
Как-то на Энгозере, в Карелии, в августе 96-го года мы вшестером сидели вечером у костра. Четверо из нас (Коровяцкий, Клюев, Астахова и я) были студентами Калужского Государственного Педагогического Университета, Горшков был его выпускником, а Настя Воронкина – дочкой Натальи Владимировны Воронкиной, преподавателя ботаники КГПУ.
Виталик Горшков выдавал очередную порцию страшных историй на ночь, которые очень любил. Ну а поскольку в тот день неподалеку от лагеря он видел медведя в бинокль, даже разглядел, как вокруг него плотным слоем кружили комары, разговор у костра зашел о медведях. Закат плавно переходил в рассвет, а по ходу истории выяснялось, что от медведя не уйти ни по суше, ни вплавь, ни на дерево не залезешь – он везде достанет. Слегка озабоченные, мы стали готовиться ко сну. Я, конечно, понимала, что с медведем мне не справиться, если он заглянет ночью, но все-таки взяла нож в палатку. Народу объяснила: если медведь полезет через вход, я ножом разрежу противоположную стенку, выскочу в дыру и Настю вытяну.
Больше всех над этим моим планом потешался Коровяцкий, но когда уже почти все угомонились, он взял прислоненный к камню большой топор и понес его в свою палатку, под нос бурча: “Мало ли что может случиться...”
Несколько дней спустя была дневка. Стоянка на берегу небольшого залива отвечала всем требованиям прихотливых туристов: песчаный пляж, приветливые сосенки, обжитое кострище, дрова и вид “на море”. На противоположной стороне залива было болото. И вот, пожелав иметь к обеду свежей ягоды, мы со Светой Астаховой на “Зануде” (так называлась байдарка, которую я одолжила у Орловых, знакомых своих родителей) поплыли за морошкой. Затащив байдарку на топкий берег, мы решили, что со сфагнума ее никуда не унесет, и со спокойной душой отправились за ягодами. Через час, набрав с полтора кило морошки, мы вышли на берег. В лагере на том берегу царила идиллия, дымок костра терялся в кронах сосен, народ занимался своими делами.
Нашей байдарки не было.
В раздумьях о том, что оставили ее в каком-то другом месте, мы потоптались, заливая сапоги, по сфагновой топи и нашли след, оставленный узким носом «Зануды». Сразу же подумав, что это парни решили пошутить и увели лодку, мы стали им кричать через озеро:
- Гоните байдарку! - На что услышали:
- Какую байдарку? Вы ее упустили, что ли?
Нам сразу стало нехорошо. Я взглянула на след, закатала рукав штормовки и пошарила рукой в холодной сфагновой жиже: может быть байдарку затянуло? Болото, все-таки… С противоположного берега к нам поплыл Коровяцкий.
Вдруг совсем недалеко от нас в кустах раздался треск. Астахова взвизгнула и спряталась за меня. Я с ужасом увидела, как сквозь ветви к нам ломится что-то черное, огромное, живое. В голове судорожно забилась мысль: «От медведя не уйти ни посуху, ни вплавь, ни на дерево залезть!» Светка что-то пищала за моей спиной, Шурик Коровяцкий был только на середине залива. Я почувствовала, что меня сейчас съедят. Первой! … И тут из кустов вместо медведя вышел Клюев.
«А где моя байдарка?» – было его первой фразой. Оказалось, что он тоже приплыл сюда на байдарке, и она, как и наша, тоже куда-то таинственно исчезла. Он искал ее, продираясь сквозь кусты вдоль берега, чем нас напугал до полусмерти. Проблема быть сожранными медведем пропала. Возникла новая проблема: на шестерых человек осталась одна байдарка – та, что в лагере. Клюев отправился на поиски вдоль берега, мы стали ждать медленно плывущего к нам Коровяцкого.
Что могло случиться с байдаркой? А)- увели местные, б)- унесло течением (на озере!), в)- очень глубоко затянуло в болото, г)- стянули парни. Обсудив со Светкой положение, мы стали лепить из сфагнума «снежки» для обстрела подлого Коровяцкого, если вариант «г)» окажется правдой. Шурик подплыл к нам и сказал, что мы растяпы, и что они не уводили нашу лодку. «Снежки» выпали из наших рук.
По дороге в лагерь я думала: сколько может стоить байдарка? Ведь придется что-то возвращать Орловым – новую лодку или деньги. А за какое время я столько накоплю? Надо, наверное, искать работу, шитьем зарабатывать, на панель идти… Коровяцкий греб и от безысходности посмеивался. Мы немного поплавали вдоль злосчастного берега, мечтая найти хоть одну из потерянных лодок. Все было тщетно.
Когда наш печальный экипаж подплыл к лагерю, Виталик с берега спросил: «Нашли?». Черт возьми, разумеется нет, раз мы почти что плачем! Настя спокойно играла на гитаре у костра, а Горшков с возмутительным хладнокровием заявил: «А у меня тоже потеря – мешок с червями куда-то делся». Когда я вышла на берег, то готова была убить его. И тут мы увидели две пропавшие байдарки, спрятанные в тенечке под деревьями.
Радости не было предела. Но мы со Светланой все-таки приняли строгое решение: парням морошки не дадим! А они уже надвигались на нас с ложками. Бегство наше успехом не увенчалось – и в конце концов образовалась свалка, победителями из которой все-таки вышли мы. Щадя только Настю, мы с Астаховой успели раздать троглодитам изрядную порцию тумаков и ударов ложками по лбу взамен на съеденную ягоду.
Позже на одной из стоянок на Воньге Настя снова вспомнила медвежью тему, стала жаловаться, что мы, девушки, такие беззащитные, а медведь такой страшный… Поскольку она говорила это, когда мы уже собирались ложиться спать, я, смеясь над ее робостью, выглянула из палатки и громко прокричала: «Виталик! Может ты… э-э-э… переспишь сегодня с Настей?…». Эту фразу мы потом еще долго вспоминали.
Отсмеявшись, мы залезли в свои спальные мешки. И тут у нашей палатки возник Шурик Клюев, который жил в палатке с Горшковым, и позвал нас. Я выглянула: подмышкой у Шурика торчал свернутый спальник.
- Ну я не понял, мы меняемся или нет?
Шурик, конечно же, был бы рад такому обмену, поскольку пытался тогда за мной ухаживать. Но тут уж мы с Настей подняли его на смех и послали… обратно к Виталику. А ночью нам снились медведи, большие, злые и страшные!