Глава 9
Придя в отдел кадров ГЭС строя, Иван подал трудовую книжку. Женщина смотрела запись и вертела подсинёнными глазами: Нам вальщики не нужны. Нам нужны строители…
- А мы куда?
- Да мало ли других мест?
- Выходит, жили-жили, а теперь под зад коленом!?
- А вы что, из выселяемой зоны? Переселенцы?
- Да!!! Переселенцы.
- Сразу бы так и сказали, зачем кричать-то, - сказала женщина. - Посидите минуточку.
Она взяла трудовую книжку, совсем ещё новую, в которой была одна единственная запись – вальщик леса, скрылась за дверью, а Иван покосился на дверь обитую дерматином: Директор... Бочкин… - читает он вывеску под стеклом. - Кто такой? Если что, председателя искать надо, - размышлял Иван, не подозревая, что здесь самый главный - директор.
Через минуту показалась женщина.
- Бетонщиком согласны? - спросила она улыбаясь.
- Согласен, - утвердительно кивнул он головой.
Для Ивана было всё равно, лишь бы взяли. Кто такие бетонщики он понятия не имел, но показывать себя дремучим от рожденья не хотел.
- А плотничать можете?
- Могу.
- Вот и хорошо, там опалубку потребуется делать. Бригада комплексная. Всё должны уметь: и лопатой кидать и топором орудовать…
- Лопатой? Можем, - обрадовался Иван.
Женщина выписала направление на медкомиссию и протянула ему. Забрав бумаги, Иван вышел на улицу. Больница была недалеко. В больнице врач посмотрел на худые руки и спросил: Вы хоть представляете, что такое – бетонщик? Тем более в кессоне.
- А мы худые, да жилистые, - засмеялся Иван.
- Ну-ну, посмотрим, какие вы жилистые, - смотрел он поверх очков. - Попробуй-ка, дунь, убеди меня, что ты жилистый, - и сунул Ивану трубку, соединённую с круглой гармошкой. Иван набрал полные лёгкие воздуху и дунул. Гармошка медленно поползла вверх.
- Для начала неплохо. Куришь?
- Курю.
- А это плохо. В кессоне, брат, не то чтобы курить, дышать трудно. Курильщику вдвойне.
Потом сделал запись в бумагах и отдал Ивану.
- Удачи тебе.
- Спасибо, - сказал Иван и вышел.
Работа оказалась действительно не из лёгких. Наработавшись, приходил домой и падал без чувств до утра, а утром опять… пока не втянулся. Жильё предоставили сразу – в бараках, рядом со стройкой. Посёлок строителей, Листвянка состоял из нескольких бараков разрезанных насыпью и бетонкой для большегрузных машин. Магазин. Фельдшерский пункт. Всё остальное - на улице.
Стройка гудела со всех сторон. С одной стороны рвали скалу, чтобы сделать железную дорогу будущего, с другой стороны делалась насыпь для настоящей железной дороги, которая будет подходить к самой плотине. Чуть выше по течению строили мост через Енисей, а ещё выше – насыпь через всю бурлящую реку. На скале энтузиасты сделали надпись – «Мы тебя покорим, Енисей!»
Ночью, огромная стройка пламенела рокочущим заревом. Сотни мощных прожекторов освещали пространство, которое росло каждый день всё выше и выше, раздвигая насупленные скалы. Всё вертелось, визжало и ухало.
Однажды, Иван, получив зарплату, шел домой с гордо поднятой головой. Мужики звали отметить очередную победу, как полагалось, но пить у ларька он не стал. Сослался на то, что жена его ждет пополнение, а с собой парочку портвейна все-таки взял. Шура не стала ругаться.
– Работа тяжелая, пусть выпьет. Надо ведь разрядку делать. Заработал - выпей. Всегда бы так, приди домой, сядь культурно, а то под забором… тьфу, - говорила она, помешивая сало. Потом, наколотив яиц с молоком, вылила в шипящую сковородку.
Иван не мог дождаться, когда она приготовит омлет, и приложился к горлышку.
– Пить хочется, аж в горле дерёт, - отдышавшись, сказал он. – Может и ты, капельку, а? – предложил он Шуре. - Мне ж нельзя, - поглаживая живот, улыбнулась она. Иван с понятием отнесся к этому. «Самому больше достанется», - подумал он, а вслух сказал:
- Моё дело предложить…
- Пей уж.
Допив остатки, он кинул в рот кусочек хлеба с колбасой и закурил. Едкий дым от папирос поплыл по комнате, вызывая тошноту. Он жевал хлеб и колбасу вперемежку с дымом, пытаясь что-то сказать, но ничего не получалось.
- Бурлыка, он и есть бурлыка, - махнула рукой Александра. – Допивай уже да ложись.
- Дык рано ещё.
- А ты что, всю ночь собираешься?
- Только во рту замарал, - пробурчал Иван, рыская по дверцам буфета.
- Чего там ищешь?
- Шур…
- Чего тебе!?
- Налей ещё чего-нибудь.
- Чего тебе, супу?
- Сама ты суп ешь! Налей стопку.
- У тебя разве ж устоит? Неделю назад гнали, и где оно? Чего зря искать? Нету!!!
- Ну, Шур…
- Сказала тебе - нету!!!
Помыкавшись и ничего не найдя, Иван упал на кровать и тут же захрапел.
Утром, как ни в чем не бывало, опять шел на работу. И вдруг – беда. Весть о том, что произошло на стройке, быстро облетела окрестности. Слух подобрался и к Шуре. Соседка сказала, что люди остались «там». Не могли вытащить...
Почувствовав нелёгкую колючку, она грузно опустилась на колени. - Господи! За что меня так!? – внутренним голосом закричала она. – За что?
Люба не понимая, что происходит, прижалась к матери ближе и тоже заплакала.
- Иван, - шелестели губы. – Там же Иван…
Мысли молнией носились по сознанию.
- Что же это такое, только жить начали? А-а-а!
Она упала плашмя на землю и зарыдала.
- Мама, мамочка! – кричала Люба. – Не надо, мамочка.
Шура вздрагивала всем телом и не слышала дочери. Так жалко ей стало Ивана. Хоть и пьянствовал, а всё ж – отец. Куда деваться с двумя, да и третий под сердцем. Со дня на день ждать надо. Она выскочила на улицу, побежала в сторону берега. Слёзы, мутной пеленой, застилали глаза. Она ничего не видела, а бежала и падала, бежала и падала. Люба с трудом поспевала за ней.
- Мама, мамочка! – кричала она, а Шура бежала и шептала: Там же Иван, Господи, там же Иван…
Неделю назад она и думать не могла о поджидающих опасностях, была счастлива, что приехали сюда, что удачно устроились. По словам директора, они работают на строительстве века. Подумать только, перекрыть такую махину.
Жители оказались приятными и отзывчивыми. Мир менялся на глазах. И вот, как назло…
Она услышала, как около берега ругаются мужики. Шура узнала одного из них, жил недалеко, работал крановщиком. Она подошла ближе. В этот момент аппарат подняли на поверхность и массивные двери лифта с шумом отворились, но шлюзовой отсек оказался пустым. Обслуживающий персонал засуетился. Что произошло с бетонщиками, никто не знал. Сколько им удастся продержаться – минуту, две? Сколько? Главное – не терять времени. Каждая секунда на счету. Надо успеть, надо очень многое успеть.
Час тому назад Шура слышала взрыв, но значения не придала, обычное дело - взрывы слышались ежедневно, а то и по два-три раза в день. Сегодня не исключение. Один взрыв, но какой! Камни, размером с комнату летели в разные стороны и, падая с неба, метеорным потоком врезались до половины в землю, оставаясь навечно, для истории.
Подойдя к берегу, Шура спросила:
- А Иван где?
Мужчина не ответил, а, перемахнув через маршевую лестницу, исчез за массивной дверью.
Прошло четыре минуты! Сердце громко и возбуждённо стучало. Шура вновь стала нервничать.
- Господи! Если ты есть, - шептала она, - я молю тебя – сохрани мне Ивана, сохрани.
Прикрыв глаза, она пыталась собраться с мыслями, но ничего не получалось. Терпение подходило к концу. Почему так долго? Почему никто не может объяснить?
Время летело действительно быстро. Сведений никаких. Перед глазами мелькала вода. Шура пыталась отогнать страшную мысль.
Прошло девять минут.
- Пропустите! Пропустите! – требовала медсестра скорой помощи, пытаясь пробиться сквозь толпу.
Десять минут.
Железная дверь со скрежетом открылась, и взору собравшихся предстала ужасная картина:
Мужчина тащил за шиворот сразу два неподвижных тела. Сам шел шаркающей походкой, горбатился, шмыгал носом. Ватные ноги неподвижных тел, в такт его шагов, болтались из стороны в сторону.
- Ой, - вскрикнула Шура, а потом, что было мочи, крикнула: Иван!!!
Раскатистое эхо подхватило его имя и катало между скал и бетонными глыбами ГЭС пока не ослабло, а в ушах продолжало кричать подсознание.
Медсестра взяла Шуру за локоть.
- Шли бы вы домой, женщина, всё образуется, мы примем все меры, напрасно беспокоитесь. Тем более в вашем положении. Идите…
Шура не слышала её а, пытаясь вырваться, шептала: Иван! Там же Иван…
- Идите, идите, - настаивала медсестра.
Но Шура не уходила, а стояла с ужасом в глазах и наблюдала, как ватные ноги Ивана заплетались между собой. В голове все мысли тоже перемешивались. Как она теперь? Кричи, не кричи, а легче не будет.
Трёхлетняя Люба, не сводя с матери вытаращенных глаз, орала уже надорвавшимся голосом.
Перетаскивать кессонщиков пришлось недалеко: от лифтового шлюза через короткий переход на береговую линию, где толпилась основная группа зевак, а там их поджидала машина скорой помощи.
Иван не помнил, как его волокли, как на него смотрели сотни любопытных глаз, он был в бессознательном состоянии, а когда девушка в белом халате сунула ему под нос флакончик с нашатырным спиртом, он задергался, открыл глаза. От перепада давлений пошла кровь. Он сел на прибрежный камень и, обхватив голову руками, застонал. Кровь тонкой струйкой окрасила мочку уха и выступила запекшейся массой на верхней губе. Шура кинулась к нему, но её не пустили. Она слушала, о чём говорили окружающие, но ничего не понимала, а только шептала про себя, задыхаясь: Главное жив. Главное - Иван жив.
Из поселка подходили всё новые и новые люди. Понимая, что произошло, они присоединялись к толпе, которая была итак уже внушительных размеров. Еле передвигая ноги, подошел и Кузьма. Его недавно поставили компрессорщиком. Работа не тяжелая – сиди себе, наблюдай за манометром да шланги карауль, чтоб не перегнулись. Надо – механика вызови, бригадиру доложи, сложностей никаких, а тут – чёрт попутал.
- Что ж ты, Кузьма, мужиков чуть не утопил? – обрушился на него шквал вопросов.
- Моя вина, - не скрывая горечи, произнес он. – Не углядел. Проходил ведь, смотрел – шланги лежали аккуратно свернутые. Я ещё подумал – ну точно как змеи. А оно видишь… Когда эта паршивая машина откатилась? Не пойму. Кто бы подумал, что колёса передавят… моя вина.
- Погоди, - махнул рукой бригадир. – Припомни, когда скалу рванули – до спуска, или после?
- Опосля, я точно помню - опосля. Я ж под навес прятался. Да нас там было, как селёдок в бочке… много было.
- Выходит, что? От содрогания компрессор передвинулся, или как!?
- Выходит, что так, от содрогания.
- А тебе не говорили, чтоб камни подкладывал?
- Как же не говорили – говорили. Камни лежали, вот я и спокойствовал. А от взрыва - я и не подумал. Что теперь будет? – с тревогой спросил Кузьма.
- Разберутся, - сказал бригадир. - Специалисты у нас хорошие. Разберутся. Объяснительную правильно писать надо. Не вздумай что-нибудь выдумать - что есть, то и пиши.
- Хорошо, - кивнул головой Кузьма и, раскашлявшись, направился в контору.
Люди стали потихоньку расходиться. Шура долго ещё стояла и смотрела на махину перегородившую Енисей. Её глаза блуждали по плотине. Только сейчас она заметила, что босая. Бетонные колючки впивались ей в ноги, до крови раздирая их. Люба стояла рядом и теребила за подол платья: Мама, мамочка, пошли домой, мама, пошли домой…
Шура не помнила, как пришла домой, как соседка помогла ей подняться на крыльцо. Всю неделю была сама не своя. Через неделю Ивана выписали, а её увезли на «скорой помощи» в роддом. Срок подошел. Одной оставаться боязно, вот и решила…
Иван не заметил её отсутствия. Потом уже, когда Лёшка, нагулявшись досыта, пришел домой, он спросил: А матка где?
- В больнице, - ответил Лёшка.
- Заболела что ли?
- Ага. Тётя Аня знает, она была у нас, когда её увозили.
Иван достал из кармана потёртую пачку «Севера», прикурил, крякнул в кулак и пошел к соседям. Перед входом заплевал папиросу и притоптал носком сапога на крыльце.
- Можно!? – потянув за дверь, спросил он.
- Заходи сосед, заходи…
Зайдя в комнату, Иван стеснительно переминался с ноги на ногу, не зная как спросить, его речь попрежнему отличалась бормотанием и неясным смыслом. Выручила соседка.
- Ты насчёт Шуры? В роддоме она, в роддоме - подтвердила соседка. - Велела пелёнки привезти, в комоде они. Сама не стала брать, ты уж отвези ей. Любушка у нас. Тут веселее, а дома-то никого. Пусть пока побудет…
Иван махнул лениво головой и направился к двери. Вернулся домой.
- Я супу сварил, - предложил ему Алексей.
- Изжога у меня от супу, - сморщился Иван. - В больнице надоел. Не могу я лук жареный. Кажется, тараканы плавают. Сала пожарю.
Алёшка налил себе полную миску супу и стал размахивать книгой, чтобы остудить. Иван вышел. Через минуту вернулся. Порывшись в комоде, нашел спрятанную трёшку.
- Пойду, хлеба возьму, - вроде оправдываясь, сказал он.
- Я ходил. Две буханки есть, нам хватит.
- Тогда консервы возьму, - выкрутился Иван. - Лососину привезли, хорошая штука, давно не ел.
Выйдя на улицу, направился в ларёк, взял бутылку водки и две банки лосося. Тут же вер-нулся. Лёшка, обжигаясь, доедал суп. Иван включил электроплитку и поставил сковороду. Не успело сало подогреться - он уже колотил яйца. Алешка не любил так. Ему бы, чтоб подсохло, чтоб хрустело. Он невольно сморщился.
- Тётя Аня сказала, к маме надо…
- Завтра пойдем, - успокоил его Иван.
Алёшка собрался, и убежал на улицу. Самое время погулять. Июль в разгаре. Тепло. Вечера светлые.
Выйдя к яру, он увидел толстую березу. По желобчатым надрезам стекала сладковатая жидкость, и была уже почти полная банка. Он попробовал освежающий напиток и решил забрать домой. – Маме отнесу, - оглядываясь, думал он, и как только взял банку – до него донёсся истошный крик. Повернув голову, увидел бежавшую женщину. Она размахивала руками и кричала. Её глаза были широко открыты. Грудь, и без того полная, с каждым шагом становилась всё больше и больше. Казалось, вот-вот лопнет и растечется по склону горы как медуза.
– Ты её ставил!? – задыхаясь от бега, кричала она. – А!? Ишь, умный какой. Для тебя приготовили…
Алексей не стал ждать пока она подбежит ближе, а дал дёру, чтоб не узнали. «Больше разговоров», - подумал он и, сделав небольшой крюк, вернулся домой. Иван сидел за столом, опустив голову. В комнате стоял резкий запах дыма и зеленого змия. Пустая бутылка каталась на полу, и с ней уже забавлялся кот. В недоеденной банке консервов торчала папироса.
Алексей постелил постель и, помогая отцу, уложил его на кровать. Тот, немного побурчав, заснул. Алешка открыл форточку.
Дурной запах не выветривался. Подкатившийся к горлу комок, заставил его выйти на улицу. После комнаты – это было спасением.
Он сел в палисаднике на скамейку, где обычно сидели влюбленные. Сегодня их не было. Небо мерцало серебряной россыпью. Листья шуршали от легкого ветра. За палисадником, между черемухой, мягко светились окна соседнего барака. Какая-то сила толкала его – «раздвинь, раздвинь кусты». Он перегнулся через изгородь и - раздвинул. Тут же жаром окатило с ног до головы, как из каменки по черному в субботу. Плеснул горячей пару ковшиков на печку – и уши в трубочку…
Увиденная картина, словно магнитом притягивала к себе. Было такое - подсматривал на речке, а тут… Люська, соседская дочка. Недавно свадьба гудела на всю улицу. И вот, она, с неизбежным грифом - «До 16-ти и старше», мелькает в кадре узкопленочного фильма.
Минутой позже - её муж, накинув на плечи пиджак, вышел на улицу и закурил. Где-то надрывисто мучился трактор. За насыпью слышался перестук проходившего поезда.
- Надо идти домой, - подумалось Алешке. – Смена кончилась, люди скоро хлынут…
И вновь она - выбежала и повисла у мужа на шее. Потом присела. Сквозь пространство донеслось еле различимое журчание. Окурок, выпущенный щелчком, обозначил путь и шлёпнулся на дорогу.
- Пойдем спать, - устало произнес он.
- Ну, ты же обещал!?
- Да?
- Обещал, обещал… - запрыгала она и, продев руки под рубашку, обняла его. Он прижался щекой к её волосам, взял за талию и приподнял на руках.
Обхватив его ногами, она откинулась назад, и голова запрыгала, расплескав горящие кудри. Слабый свет чуть подсвечивал их, от чего они горели ещё ярче. Языки пламени летали перед глазами.
Алексей стоял в тени кустов и чувствовал, как жар волос разливается по телу. В горле пересохло, а оторваться от редких кадров фильма – невозможно. Он стоял под действием гипноза и смотрел, не в силах шевельнуться.
И всё-таки, боясь, что будет разоблачён, он стал выбираться из укрытия, и наступил на сухую ветку.
От неожиданности Люська подпрыгнула и затихла у мужа на руках. Несколько раз ударила кулачками по плечу, но где уж там. Его невозможно было остановить, и лишь издав торжественное «а-а-а», позволил выскользнуть. Она смешно одернула подол, и что-то непонятно шелестела, прикрыв рукой чуть вздыбленную грудь, а он стоял, качаясь, и смотрел на неё осовелыми глазами, не понимая, о чем она испуганно так шепчет.
- Ходит кто-то! - с каким-то раздражением пропищала она. - Глухой что ли?
- А вот, мы сейчас узнаем, - сказал муж и кинул камнем в сторону, где только что сидел Алексей.
- Тебе показалось – никого, - сказал он и, обняв её, увлёк в темнеющий проем двери.
Лешкина фигура, согнувшись, скользнула мимо зарослей черемухи и скрылась в темноте спящего барака.
Через неделю выписали Шуру. Родившийся малыш был крикливым и беспокойным, и всё-таки Леша любил своего брата, нянчился с ним, улюлюкал.
Летние каникулы подходили к концу. Наступила осень. Затяжные дожди оголили лес и перелесок. Стало пустынно и сыро. Дорога размокла и налипала на сапоги пудовыми гирями. Через насыпь, напрямик, ходить стало трудно. А тут ещё Серёжа заболел, плачет. - Как жар сбить, чем помочь? – думал Алексей, прикладывая ко лбу тряпку, смоченную в уксусе. Не помогало. Намучившись с ним, решил бежать к матери и подменить её. Она работала сторожем на Гидрострое.
На улице дождило. Дождь был особенно назойливым. Алексей, сделав из мешка подобие капюшона и накрывшись с головой, бежал по кружной дороге. Его внимание привлекли снующие по насыпи фигуры. - Не воры ли? – подумалось ему. – Грязища-то какая, сапог не поднять. Подозрительно.
Он бежал, а ему казалось, что гонится за преступниками. Кадры вчерашнего фильма вставали перед глазами. - Только бы успеть, только бы успеть, - шептал он задыхаясь.
Где-то близко сверкнула молния. Трескучий гром пронесся по округе. Громыхнуло так, будто кто фугасину взорвал.
На какой-то момент он ослеп. Присел на корточки, потом спрятался под мостом. Немного отдышавшись, побежал дальше, пригибаясь, вдоль бетонного забора. Знал, что за ивовым кустом плита разрушена и за ней находится кладбище катеров. Часто приходилось бывать здесь с ребятами, чтоб порыться, покрутить… да и путь короче.
По жидкому трапу забежал на катер стоящий прямо около дырки. Спрыгнул. Петляя по лабиринтам между катерами, он выскочил на пустырь, откуда было видно всё как на ладони. Он тоже не мог нигде укрыться.
На железнодорожной насыпи маячило несколько человек. Рядом стояла ручная дрезина. Очередная вспышка выдала его. Люди на насыпи засуетились, забегали.
Придя в сторожку, Алексей рассказал матери о подозрительном поведении людей на насыпи. Она не обратила на это внимание. Её интересовало состояние сына. Быстро оделась и убежала. Алексей стал рассматривать журналы. Память вернула к насыпи.
Взял берданку, и покрутил её в руках. Переломив, увидел, что патронов нет. «Хоть пугну», - подумалось ему и, накинув мешок на голову, направился в сторону железной дороги.
Один из складов был открыт. Ветер тихо играл приоткрытыми створками. Они скрипели на шарнирах, придавая ужасно таинственный звук.
Алешка заглянул – никого. По натоптанным следам было видно, что носили цемент. Недолго думая, бросился к насыпи.
- Стой! – крикнул он, - стрелять буду!
Мужики, бросив несколько мешков у подножия насыпи, сели на дрезину - и скрылись в одно мгновение.
- Что делать? – вихрем завертелись мысли. – Мало того, что дома, а тут ещё…
Он шёл по шпалам в сторону станции и думал: Напрямик километра три, не больше. Пойду.
На окраине увидел следы и брошенную под откосом дрезину. - Ушли, - пронеслось в голове. - Не найду. - Следы машины, выехав на бетонку, растворились в общей массе.
Утром приехал милиционер. Алешка, путаясь и немного заикаясь, рассказал ему, что произошло минувшей ночью - … исчезли, словно их и не было.
- Как не было, а мешки у насыпи, а следы, - потрепал по голове милиционер. - Мешки проверить надо, может, отпечатки оставили, а ты – не было. Молодец, что не растерялся. Увезли б, тогда – ищи ветра в поле.
- Я знаю, где разгружали дрезину, - спохватился Алешка.
- Ну, ты, брат, настоящий сыщик. Поехали!
Они сели в посеревший от грязи уазик, и поехали. Через полкилометра Алешка показал пальцем в сторону насыпи, откуда четко вырисовывались следы.
Милиционер выскочил из машины и присел у следа. Стал осматривать, ища, какие-нибудь особенности.
Обнаружив что-то интересное, принялся рисовать, потом прошелся до бетонки, вернулся - вновь присел. Напевая песенку про самураев, зарисовал место преступления, и спрятал блокнот в сумку.
- А ты – ничего… найдём! – воскликнул он. - Это, брат, неопровержимые доказательства. Улика, так сказать.
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2012/04/24/1657