24.
Сони Бронеславовны не было дома. Учительница никогда без особой нужды из дома не уходила, поэтому её отсутствие взволновало Оксану. Оксана постучалась во времянку. Она хотела спросить, знает ли Мария Ароновна, куда пошла Соня Бронеславовна.
- Ты только не волнуйся, доченька, - сказала Мария Ароновна. - Когда вас Лёней не было, пришёл милиционер и забрал Соню Бронеславовну. Как только я об этом узнала, я подключила Асю Давыдовну. Она врач, член партии, и пользуется уважением и в райкоме и в райсовете. Ася узнала, что Соню Бронеславовну обвиняют в нарушении паспортного режима. Она иностранная подданная и по правилам обязана сообщать в милицию в течение сорока восьми часов об изменении места жительства. Соня переехала из школы к вам, а милицию в известность не поставила. Ася уже говорила с первым секретарём райкома партии, и тот обещал ей, что разберётся. Ася не поленилась и поговорила с женой начальника райотдела милиции. Ты же знаешь, что Ася Давыдовна спасла их сына от воспаления лёгких этой зимой. Мы ждём, что Соню скоро отпустят.
- Что я могу сделать?
- Ты можешь только ждать. Времена такие, что не посмотрят на то, что тебе послезавтра на войну идти. Кулацкая дочь вступается за иностранку? Посадить немедленно и без разговоров. Даже я не решаюсь вмешиваться.
- Какая Соня Бронеславовна иностранка? Она беженка от немцев.
- Все это знают, а вот обращаются с ней как с иностранкой.
- Вот ужас какой!
- Успокойся. Мы с тобой ничего сделать не можем. Лёня хотел побежать и добиваться освобождения, но я его не пустила. Очень опасно. Ася делает, что может. Я бы даже сказала больше того, что может. Она тоже рискует. Её запросто могут обвинить. Надежда только на то, что она, единственный врач в деревне, очень нужна не только людям деревни, но и начальству.
Оксана вернулась к себе в дом. Не было настроения кушать, зажигать светильник. Оксана, не раздеваясь, прилегла на постель и лежала в темноте. Ей было страшно и одиноко. Ей было страшнее, чем в ту ночь, когда умерла мама. Страшная машина власти, которую боятся все, даже вдова командира Мария Ароновна, в эту ночь окутала страхом душу девушки. Мама боялась, Мария Ароновна боится, все боятся.
Оксана так и уснула в платье, лёжа на не расстеленной кровати. Ночью ей снились кошмары, неясные образы конвоиров, которые тянули её на допрос. Она упиралась, объясняла, что ничего враждебного никогда не делала, честно трудилась в колхозе, училась в школе. Конвоиры почему-то были не в форме НКВД, а в мундирах вермахта, какие она видела на карикатурах в районной газете.
- Вставай Оксаночка, уже утро, - добрый голос Марии Ароновны мгновенно разбудил Оксану. Девушка открыла глаза и увидела бледное лицо соседки, склонившейся над нею. - Я тебе поесть принесла.
Оксана, ещё дрожащая от ужасов дикого сна, медленно села на кровати.
- Соня Бронеславовна ещё не пришла?
- Нет, но надежда есть. Забегала Ася, и она сказала, что сам начальник милиции обещал освободить Сонечку. Он сказал, что им всё равно где она живёт. Они только должны знать на случай, если указание будет.
- Какое указание?
- А кто его знает, какие могут быть распоряжения насчёт иностранцев? Всё же война идёт.
У Оксаны на душе было сумрачно и тревожно. Все эти возможные "указания", "распоряжения" ничего хорошего принести не могли. Сердце девушки прикипело к Соне Бронеславовне, и она с волнением слушала рассуждения Марии Ароновны.
Оксана механически складывала вещи, готовясь к поездке в училище. Теперь её мысли были не о предстоящей службе в армии, не об опасности войны, а о Соне Бронеславовне. Оксаниной деятельной натуре было тяжело сидеть и ждать. Она хотела бы бежать, сама не зная куда, и хлопотать об освобождении учительницы. Но Мария Ароновна строго настрого приказала не предпринимать никаких необдуманных шагов, чтобы не повредить Соне Бронеславовне и себе.
Дверь отворилась и на пороге появилась Соня Бронеславовна в сопровождении Лёни. Оксана бросилась к ней и сильно сжала её в своих объятиях.
- Слава богу, отпустили, - сказала Оксана.
- Её сам начальник районного НКВД отпустил. Даже извинился, что, мол, милиция перестаралась. По правилам нарушением паспортного режима было бы, если бы из деревни переехала без разрешения. Деревня прописки не имеет. Всё равно где живёт, если в деревне, - пояснил Лёня.
- А он-то как узнал?
- Его дочка, Сашенька, всю голову ему прожужжала. Любимую учительницу арестовали! Шутка ли это,- сказал Лёня улыбаясь.
- А ей кто сказал?
- Я, конечно. Я же знал, что Сашенька души не чает в Соне Бронеславовне. Её ведь вся школа любит.
- Молодец.
- Самое интересное, когда мы с Сашенькой сказали ему, что Соню Бронеславовну за нарушение паспортного режима арестовали, он возмутился. Не тем возмутился, что арестовали, а тем, что его не поставили в известность. Он сказал, что милиция самодеятельностью занимается, а этого допустить нельзя, - с улыбкой добавил Лёня.
Учительница была бледная, но весёлая. Она переволновалась в кутузке, но сейчас успокоилась. Ей было приятно, что в чужой далёкой деревне столько людей за неё волновались.
Ася Давыдовна без стука вошла и сразу бросилась обнимать Соню. Оглядев учительницу со всех сторон, Ася Давыдовна заявила:
- Сонечка дорогая, времена такие, что всех подозревают. Как я поняла ты пала жертвой междоусобицы между начальниками районной милиции и НКВД. Начальник милиции подполковник, а начальник НКВД района всего лишь капитан. Так у этого капитана ни на йоту уважения к милиции нет. Вот милиция и захотела показать, что у них бдительность выше, чем у НКВД. Я к первому секретарю райкома партии, а он не хочет вмешиваться. А как узнал, что арестовали без ведома НКВД, сразу вызвал начальника райотдела милиции на ковёр: ты, мол, чего учительницу арестовал? Школу саботируешь? У нас и так кадров не хватает. Тут и майор из милиции пришёл и говорит, что НКВД потребовало немедленно освободить учительницу. Вот скандал был!!
- Ничего забавного я в этом не вижу. Они дерутся, а я ночь в тюрьме провела. Теперь милиция будет ко мне придираться.
- Да мне сам начальник милиции обещал тебя освободить сегодня. Не успел, его в райком вызвали.
- Не пойму я что-то, - Лёня пожал плечами. - Война идёт, а милиция и НКВД занимаются междоусобицей.
- Жизни ты не знаешь, Лёничка, - горько усмехнулась Ася Давыдовна. - И вообще лучше будет, если всё, что здесь говорилось, останется в избе. Не дай бог, начальники узнают, что мы знаем об их мышиной возне. Тогда они точно найдут повод сгноить Соню в тюрьме, а за одно и меня.
- Не волнуйтесь Ася Давыдовна. Мы с Оксаной вообще ничего не слышали, о чем вы с Соней Бронеславовной говорили.