и, желтенькие уточки...

Кенга
   

                Посвящаю Д.Н.К.

       Дима К с детства прослыл воспитанным мальчиком, которого  дядя Боря З и его друзья приводили в пример другим мальчикам.
 «Смотри, Лёня, вот  Димочка никогда не возьмет без спроса  конфету, особенно, в гостях…»  Так и прожил  мальчик Дима с этим клеймом всю жизнь.   И,   будучи уже почтенным профессором, читающим в  Московском Университете лекции по экологии, Дмитрий Николаевич продолжал служить неким жупелом следующему поколению, которому друзья   его детства в назидание рассказывали о  воспитанном мальчике  Диме,  умалчивая,  однако, как они относились к нему  тогда, именно за это.
 
В  понедельник после Вербного воскресенья  (хотя это ничего не значит   для последовавшего  события), исполнилось ровно   сто лет со дня рождения  мамы мальчика Димы, Ирины Дмитриевны Бразуль, известной журналистки и литератора.  По этому случаю   Дмитрий Николаевич пригласил всех,   кто  помнит  свое детство и его маму, выпить и закусить в небольшом уютном  зале «Купца Смирнова»,  вспоминая  родителей  и прежнюю жизнь. И я с печалью и чувством вины  подумала, что моей маме в середине прошлого месяца было  сто пять лет от рождения, и  я, которую не воспитывали на примере мальчика Димы (он тогда  еще не родился),  замечательный день  Мамы  провела как обычно, хотя и позвонила своим братьям.
 Стол накрыт. Камин – чудо современной плазменной техники - пылает холодным  огнем, рядом, для декорации, лежат  березовые дровишки; на  большом тоже плазменном экране, Дмитрий Николаевич показывает  гостям, прибывшим раньше других,   детские рисунки своего, тоже очень воспитанного, сына.  Мы  держим в руках  и  рассматриваем фотографии и прочие  семейные реликвии, читаем письма прошлых лет. Меня тронул и  рассмешил эпизод, упомянутый в письме, написанном на  обрывках почти оберточной бумаги,  помеченном 27 ноябрем 31 года, где Ирина Дмитриевна рассказывает   подруге   о визите к парикмахеру. Большой соблазн привести его полностью:

«Кстати, о Ленинграде.
Вода здесь чудная, волосы рассыпаются, как лебедь. Но  вчера, когда я сидела в парикмахерской с мокрой головой, я бесилась, имея возможность смеяться. Ты представь себе,  парикмахер приволок КЕРОСИНКУ, поставил ее на стул сзади меня, и накрыв меня какой-то старой афишей, как колпаком, заявил, что я так должна высушиться! И это частная дамская парикмахерская на Невском проспекте! Я вышла на мороз злая, прокопченная, опаленная, но мокрая.
Ух!  Цивилизованный город европейский Петербург!»
 
Сели за стол. Выпили в память родителей. Друзья Димы вспомнили, как в пионерском лагере он поразил всех тщательной подготовкой к отдыху, когда  извлек из рюкзака набор для изготовления  планера,   книги по биологии, коробочки и разные приспособления  для сбора коллекции насекомых и  даже инструменты  для  их препарирования. Заметьте, ведь  не озорство и проделки вспомнили!
После первого бокала, Дмитрий Николаевич взял роль тамады в свои руки и в  них, словно  по волшебству, возник потертый, видавший виды небольшой фибровый чемодан,  в котором  родители  держали наготове джентльменский набор  белья и предметов  гигиены  первой необходимости, приготовленный  «на всякий случай», который случался к концу тридцатых годов поголовно.  Дмитрий Николаевич, как и полагается фокуснику, дал возможность рассмотреть  чемоданчик  и   даже  потрогать поржавевшие замки, чтобы  ощутить смутное время, выпавшее  на  его долю, и затем извлек книжку из серии жизнь замечательных людей о Демьяне Бедном, написанную Ириной Бразуль, и изданную в 1967 году. Следом,  неизданный роман,  которому предстоит, надеюсь,  интересная судьба;  различные документы того  времени и -  игральную карту с изображением пиковой дамы, которая оказалась оригинальным пригласительным билетом на имя «тов. Бразуль».
«Дирекция Ленинградского   Государственного академического Малого оперного театра  приглашает вас 4 февраля 1935 года на первое представление  оперы  «Пиковая дама».
Режиссер постановщик  В.М Мейерхольд. Дирижер С.А.Самосуд.
  Партер, 9 ряд (на два лица)».
  Это одно из  последних замечательных созданий великого режиссера.
 Венцом  моих впечатлений было домашнее кино, снятое Димой.  Я окунулась в конец 60-х,   Замелькали  драгоценные кадры прошлого.
Увидела наш,  недавно купленный дом в Комаровке:  «чтоб не сказать, Болшево», -  как шутил Заходер. Вот  Борис Владимирович на прогулке с Ириной Дмитриевной, а на поводке хозяина доберман-пинчер по кличке Дар,  подаренный ему Ниной Ефимовной Зозулей в свой первый визит к нам.   Я показываю наших щенков от дворовой Катьки.    Вот большое дерево. И сейчас я вспоминаю, что ему тогда оставалось совсем мало жить.  Именно под него на старинную скамью присела однажды Ирина Дмитриевна, и вдруг дерево начало  скрипеть,  она позвала нас,  сказав, что это очень странно. Мы прислушались, присмотрелись, и поняли, что оно собирается падать.  Не мешкая, пришлось спилить беднягу, чтобы не упало на дом. Кажется, то была липа.  По сию пору виден ее след, на остатках которого, пару лет назад   выросли опята - они любят старые пни.
Затем кадры дома Нины Зозули, тоже в  Болшеве. Нина Ефимовна  была первой любовью, и первой  женой  Бориса Заходера,   году  в 37.  И Нина, тоже со  щенками, только   породистыми, которых  она целует в мордочки,  а  ее породистый сын Лёня (который с гордостью говорил, что он мог бы быть сыном самого Заходера) развалился  среди диванных подушек и этих щенков.
Вот так,  в конце шестидесятых,  мы оказались, как в классической пьесе,  все   в одном месте,  в одно время. Ведь Нина и Ирина -  давние подруги, а я  - последняя (и «единственная», как говорил сам Борис)  его жена.  Фильм закончился.
И тут гостьи Димы  напомнили,  что прежде чем  их мамы (отцов обошли молчанием),   сыграли  пьесу  своего семейного счастья,   они  репетировали  ее  не единожды,  считая, что порядочная и ценящая себя женщина должна выходить  замуж не менее трех раз.   Все замолчали, глядя на огонь камина… Закончив подсчет, выпили за «наше счастливое детство», как говорил товарищ Сталин.  Вспомнили дворовые игры (тогда еще были у нас дворы), радости от забавных  игрушек,  которые разносили Старьемберьёмщики:  «уйди-уйди»,  мячики на резинке, набитые опилками,  китайские фонарики и петушки на палочке, которые мы  выменивали на бутылки и тряпье. Вспоминая эти забавы, мы походили на детей тех  лет, когда, возвращаясь из кино, горячо и страстно пересказывали друг другу, то, что вместе  видели. И сейчас мы также горячо рассказывали  друг другу, что  такое   «Уди-уди», как мы их называли. Может не все знают? Трубочка с резиновым мешочком на одном конце. Подуешь в трубочку, мешочек распрямится, надуется, обернется чертиком,  а  потом, пальцем придерживая отверстие,  выпускаешь потихоньку воздух, и чертик громко орет это самое: - уйди-уйди!  Я вспомнила восковых уточек. Их можно было пускать плавать в любую емкость  с водой, даже блюдечко,  не говоря, про лужу.  И    один вполне солидный господин, из бывших детишек, весь просиял,  поднялся  и почти закричал, счастливо улыбаясь: - Помню, помню! Такие желтенькие, прозрачные! Точно, точно желтенькие,  и пахли свечкой! -  Мы почти дуэтом несколько раз повторяли эти слова, словно не веря, что так и было!- Желтенькие!
И тут за мной приехала моя замечательная соседка и подруга Танечка Куинджи. Она возвращалась после своего концерта,  посидела с нами, и  мы, уже, по полупустой Москве, вернулись в нашу Комаровку.
09.04.12
Один из щенков нашей дворовой Катьки, которых Боря всех  называл "Чмоками".1967год.
 Фото Виктора Колтыпина.