В 6 классе меня выбрали председателем совета дружины. Я была школьной активисткой, учёба в школе и общественная работа отвлекали меня от горестных воспоминаний, хотя я всё равно частенько, оставаясь одна, плакала, вспоминая папу. Он так нужен был мне, моему младшему братишке! В своих делах и поступках я всегда руководствовалась им, думала, как бы он поступил, что бы сказал.
Однажды зимой – это было в декабре – мы с Машей выскочили из школы после уроков и побежали домой. Школа – мы учились уже за рекой, в основном здании восьмилетней школы – стояла на высоком угоре, над рекой. Обычно мы съезжали на реку по накатанной ледяной дорожке с горы и продолжали путь домой в обход моста, напрямик, по реке. Так собирались сделать и сейчас.
На горе стояла моя одноклассница Саша Галашева в окружении девочек и горько рыдала: её больно толкнул пятиклассник Вовка Жигалов, о чём и сказала Саша. Ничего не подозревавший Вовка стоял недалеко, окружённый приятелями. Горя желанием справедливой мести, я раскрутилась на одной ноге и, приложив Вовке своей розовой балеткой(так называли небольшие чемоданчики, с которыми мы ходили в школу; по углам балетки были металлические заклёпки) в район его бестолковой, как я решила, головы, тут же села на подвёрнутую ногу и понеслась вниз по ледянке. Девчонки – за мной. На реке мы вскочили, оглянулись – погони не было. Отомстила за Сашу, молодец! – так я решила про себя, и мы бодро побежали домой.
Дома я занялась своими делами: сбегала за хлебом, вывела из садика младшего брата, принесла дров и воды, села за уроки. О Вовке я уже забыла. И поэтому я не могла ничего понять, когда вернувшаяся с работы мама гневно обрушилась на меня с упрёками, обидно, хлёстко била меня словами. Когда же до меня дошёл смысл сказанного ею, мне стало страшно…
Отец Вовки работал на маслозаводе мотористом. И от него маме стало известно, что её дочь ударила Вовку балеткой и выбила санки, то есть, свернула скулу с места. Он так бы и стоял с разинутым ртом, не понимая, почему рот не закрывается, если бы положение не спасла директор школы Евдокия Ивановна, проходившая мимо. Друзья Вовки, свидетели происшедшего, рассказали Евдокии Ивановне о моём внезапном нападении, и она отвела пацана в больницу, где наша легендарная Полина Александровна (легендарная, потому что она одна достойна жизнеописания: будучи простым фельдшером, она умела и могла АБСОЛЮТНО всё!), мать моего одноклассника Валерки Абрамова, сразу поняв, в чём дело, ловко, одним ударом вернула скулу на прежнее место. Остался на память только синяк от удара балеткой.
Не надо рассказывать, с какими чувствами я плелась назавтра в школу. Позор, стыд, срам! Наверное, выговор объявят…А может, из пионеров исключат? Вовка, на удивление, не предъявил мне никаких претензий. Лишь один из старшеклассников, стоя на крыльце, громко объявил при моём подходе к крыльцу школы: «Ребята, с Исаковой не связывайтесь: на раз зашибёт, у неё удар тяжёлый!» Меня съедало чувство стыда.
Никто ни о чём мне не говорил. Я стала успокаиваться. А на большой перемене объявили сбор совета дружины. Я поняла, что настал мой час… Пионервожатая сказала, чтобы я пока не входила в кабинет. Понятно, готовятся меня песочить, речи репетируют… И вот приглашают. Не чуя ног под собой, втискиваюсь в кабинет. Стою, опустив голову. Читают решение совета дружины: «За хорошую учёбу и активную общественную работу наградить ученицу 6 класса … путёвкой во Всероссийский пионерский лагерь «Орлёнок»… Я не понимаю ничего. Все улыбаются. А мне сказано, чтобы я сбегала домой, сообщила маме и узнала, согласится ли она отпустить меня.
Мудрая Евдокия Ивановна не дала хода «делу», которое могло бы иметь место при ином раскладе. Просто, расспросив ребят, она правильно всё поняла. Не всякую драку нужно разбирать. Тот же Вовка никогда после не держал обиду на меня, мы так же утрами весело шагали вместе в школу, необидно задирая друг друга и переговариваясь. Мне же хватило моих внутренних переживаний, наедине со своей совестью. Я благодарила судьбу, что удар балеткой не пришёлся Вовке в висок…
Два незабываемых месяца – январь и февраль – проведу я на берегу Чёрного моря, в дружине «Штормового» лагеря, во взводе сипягинцев – отряд носит имя Героя Советского Союза Николая Ивановича Сипягина. Я, не бывавшая нигде дальше райцентра, уеду из дому так далеко – через всю страну - впервые в жизни. Мама зашьёт мне деньги «на чёрный день» в подклад осеннего пальто, которое уложено в моём чемодане – на юге же тепло! – но пальто я сдам в камеру хранения и привезу обратно через два месяца со всеми деньгами обратно. У меня появятся новые друзья, дружбу с которыми я пронесу через всю жизнь. Где вы, Ирка Иванова, с которой мы пели сочинённую нами песню о расставании с «Орлёнком»; Надя Заложёнкова; Света Осюхина; Рафик Махмутов; Вовка Попов; Коля Айзатуллин, Людмилочка Максимова? Недавно не стало моей орлятской подружки Люды Ивановой, и мне горько, что мы не успели с ней встретиться, но как дороги все воспоминания, все письма, общение в Интернете, телефонные звонки…
А спустя несколько дней по возвращении домой из лагеря мама скажет мне однажды вечером: «Я думаю, что поездка в «Орлёнок» - это привет тебе от отца. Сама посуди: в классе и в школе немало достойных ребят, которые могли бы туда поехать». И мама назвала несколько фамилий. «Учителя и администрация школы помнят, как много отец делал для школы, они понимают, как переживаешь ты его утрату, и таким образом решили сделать тебе подарок, чтобы ты отвлеклась, забылась…» Мама говорит мне, чтобы я не думала о своей исключительности и избранности, не возвышалась бы над толпой, думая о себе, как необыкновенной личности, за какие-то заслуги получившей путёвку в лагерь на берегу Чёрного моря. Я понимаю маму: она боится, как бы я не зазналась. Но в моей душе нет зазнайства, я искренна и открыта. Я уже переняла это качество от отца, и мама тоже это знает. В то время получить подобную путёвку было событием, сравнимым с выигрышем в лотерею. Очень редко выделялись маленьким школам путёвки в Артек и "Орлёнок".
Продолжение
http://www.proza.ru/2012/04/18/591