Отец. Глава 27. Про икоту и икотников

Валентина Баскакова
 
    Пинежье издавна славилось икотниками и икотницами. Официально медицина не признавала икоту за болезнь, отказывая в лечении таким людям. Наверное, оттого, что была бессильна.  Надежда была женой   Василия Николаевича Некрасова, председателя колхоза, уважаемого человека не только в деревне, но и в округе. Он был настоящим сельским интеллигентом, правильно понимавшим свою роль в обществе. Умница, трудяга, открытый, честный, порядочный человек, он был душой компании, когда появлялся в бригаде на сенокосе, или заходил к дояркам на ферму. Он умел подбодрить, похвалить, поддержать человека. Его прихода, как руководителя, не боялись, а ждали и радовались. Потому много лет он и был бессменным руководителем колхоза, а затем отделения совхоза, после преобразования колхозов в совхозы в 70-ых годах.  У них был единственный сын,  Станислав, учившийся годом позже меня, добрый, славный, открытый парнишка. Сейчас он работает в родном районе, по-моему, директором  школы, что не удивительно для меня.

     Надя всегда слыла очень доброй, порядочной, отзывчивой женщиной. Но вот пришла беда: она неожиданно для всех стала неадекватно вести себя: ни с того ни с сего могла закричать не своим голосом, выпучив глаза, неестественно размахивая руками и совершая странные телодвижения. Причём кричала что-то совсем не относящееся к данному случаю и к окружающим людям. Такое было ощущение, что в ней кто-то сидит и руководит ею, а она не может этому сопротивляться, страдая и понимая нелепость ситуации, не желая  подчиняться этой неведомой, страшной силе.

  Я говорю так, потому что мне приходилось наблюдать её со стороны уже позже, когда я повзрослела.  Надя была страдающей стороной, то есть, тем человеком, которому икоту «посадили». Люди говорили, что «испортили» Надю недоброжелатели Василия Николаевича, который, будучи руководителем такого масштаба, конечно, угодить всем и каждому не мог. И вот, вероятно, не угодил не просто недоброжелателю,  а человеку страшному, владеющему умением «порчи». До конца жизни, много лет,   Надя страдала этой немочью. Перед смертью она стала невыносимой, даже жизнь мужа была в опасности: она не однажды стояла перед ним с топором в руках, впав в такое состояние. Василий Николаевич стоически переносил все эти тяготы жизни, чем заслужил, например, у меня, да и у многих, как я знаю,  глубокое уважение к себе. Я преклоняюсь перед этим сельским интеллигентом, умеющим так безропотно сносить удары судьбы. Несмотря на невзгоды, он даже написал книгу о людях, работавших рядом с ним. Мне не пришлось читать её, но я много слышала о ней и надеюсь ещё когда-нибудь её прочесть.

  Прежде чем я расскажу о нашем походе к  Наде, я должна ещё остановиться на других «икотниках», тех, от которых можно было пострадать. Наверное, я знаю отнюдь не всех подобных людей в деревне. Но об одном хотелось бы рассказать подробно. Савелий Степанович  Жихарев. Ветеран Великой Отечественной войны…Работал он всегда каким-то уполномоченным, то есть, как говорили о нём: должность занимал, и всегда ходил по деревне с «голенищем» под мышкой (так простые люди называли папку для бумаг). Отец многочисленного семейства: дочерей было у него 3 или 4, а сыновей всего 2: Михаил и Николай. Михаил, старший, а Коля – самый младший. Возможно, я и ошибаюсь, может быть, сестра его, Люда, была моложе Николая. Я застала ещё писаную красавицу Галю, она была ровесницей моего старшего брата, а остальные дочери во время моего детства уже были замужем и не в нашей деревне, потому я их и не знаю. Правда, был у  Савелия  Степановича сын на стороне – одинокая Анна Петровна, бригадир, воспитывала сына, происхождением которого и интересоваться не надо было: стоило лишь раз увидеть  Савелия.  И раньше, и особенно теперь, под старость,  Витя похож на отца более, чем кто-либо из выросших в полной семье детей.  Виталий частенько бывал у нас в доме, так как дружил с моим старшим братом. Ему одному, пожалуй, выпала та судьба, о которой мог мечтать любой отец для своего сына: он получил высшее образование, сделал карьеру, стал успешным человеком, а сейчас частенько наведывается в родные пенаты со своей семьёй.

   Те, кого я помню из детей Жихаревых, были красивыми, статными, совершенно не злыми людьми. Мы вместе с младшими играли летними вечерами на улице в рюхи, в стрелки, в лунки, в лапту, «гоняли попа», совершенно не заботясь о том, что кто-нибудь из них мог сделать нам плохо. И мать их,  Аглая, всегда носила на лице приветливую улыбку и разговаривала мягким, приятным голосом. Дети, мне казалось, были ближе к матери. Хотя, как говорили люди, мать в доме не имела права голоса, так же, как и дети. По соседству с нами, через дом, жила сестра  Савелия Степановича, Анна Степановна, невысокая, кареглазая, худенькая. Внешне строгая, но улыбчивая и простая в разговоре и в отношениях с соседями. Мне приходилось с ней общаться, и страха перед ней не было никогда.

   А вот  Савелия боялись все. Внешне он не выглядел угрожающим монстром, на лице его тоже играла улыбка, когда он здоровался, но вот взгляд… Тёмные глаза его, казалось, прожигали человека насквозь. Мама научила меня ходить мимо его дома с кукишкой в кармане – наверное, это был своего рода оберег от сглаза. А тётка Анисья сказала мне однажды странную фразу: «Валенька,  Савки не бойся, но в занозу к нему не лезь». То есть, не вытягивай свой язык при нём, не говори слов, которые ему заведомо будут неприятны. Могла бы меня и не предупреждать, - подумалось тогда мне. Да никакого слова при нём не произнесу, не то что неприятного для него. Наглядный случай заставил меня убедиться в справедливости опаски людей.

Продолжение http://www.proza.ru/2012/04/18/528