Когда не все гладко в коллективе, или начальник самодур, то смена подчиненных обычное дело.
Вот и у нас такая беда. Люди меняются как перчатки, не успеваешь запоминать лица, только приняли, уже уходит. А, казалось бы, работай и работай, тихое здание, культурное место, да вот не ужились.
Не у всех нервы как канаты, да и держатся тут несчастные, да обделенные, либо пенсионеры, кому уж нечего терять. Оклады маленькие, а к всевозможным тычкам и пинкам мы привыкшие.
Тут люди, что прошли огонь, воду и медные трубы, поэтому на придирки начальства отвечают усмешкой, а на замечания могут и огрызнуться. Тут не держатся за работу, потому что не стоит она того.
В кабинете тихо, идет совещание, и лишь едкие подколки в адрес подчиненных. Мы молчим, привыкли.
Не смотрим в глаза - не стоит, не слушаем друг друга, мы лишь пишем, чтоб не забыть. Через неделю спросят, и горе, если ты не найдешь ответ. Лучше соврать, ведь проверять не будут, но есть и честные, говорят правду.
Я понимаю, что тут лучше врать, врать, иначе не выжить, улыбаться и кивать головой. Я не халдей, но пока так надо. Мне нужна передышка, и я молчу.
Мысли крутятся в голове, мы чаевничаем и обсуждаем дела, а на стол летят заявления об уходе. Люди, словно крысы, чувствуя беду и тонущий корабль, пытаются спастись бегством.
Крысы умные животные, и просто так не побегут. Бегут лишь оттуда, где плохо, где невыносимо. Звучит странно, но мы радуемся, не тому, что происходит, а что люди уходят, снимают с себя ярмо безысходности и идолопоклонничества.
Здесь царит запах обид, проклятий и безысходности.
Словно старый занавес, скрывающий сцену от трещин в полу, здесь всегда полумрак, и царит запустение.
Бутафорские декорации давно закрыли истинные чувства, а свет прожектора все скользит по лицам, пытаясь разглядеть в них радость и счастье, но от безысходности тает и гаснет.
Тут давно не звучит радостная музыка, а лишь бравурные мотивы, в которых чувствуется фальшь.
И люди, как куклы в старом сундуке шарманщика, играют старую пьесу под названьем жизнь.