Даже в плотно закрытых ставнях найдется щелочка, сквозь которую проникнет тоненький лучик лунного света, тем самым разделив комнату на две условные части. В одной из них – тяжелый стол. На нем лежит какой-то свиток, стоит свеча в подсвечнике и открытая бутылка вина с уже опустевшим бокалом. Вторая часть скрыта во тьме. Лишь заметен какой-то металлический блеск из угла. Именно туда устремлен взгляд мужчины, присевшего на краешек стола. Он при шпаге, в дорогих одеждах, на тонких пальцах – перстень с сапфиром. Возможно, мужчина красив, но в тусклом свете свечи он кажется ожившим трупом – так странно ложатся тени на его лицо.
Какого черта со мной происходит и как это вообще могло случиться? Не было ни предпосылок, ничего. До этого самого момента ни привязанностей, ни дружбы. Что со мной происходит сейчас и почему? Почему не могу остановить это, хоть и пытаюсь? А если бы не пытался – что-нибудь изменилось бы?
Непроизвольно он выхватил шпагу, его взгляд заскользил по тонкому лезвию, в котором отражался с одной стороны – огонь свети, с другой – тонкий лучик лунного света.
Дай силы. Дай силы пережить все это, Господи. Я не верил церкви, но и не был атеистом – завис в безразличии и неопределенности, а сейчас ломлюсь к тебе со своими дурацкими просьбами. Смешно?
Шпага со злостью спрятана в ножны. Резко развернувшись, он налил себе полный бокал красной жидкости и залпом осушил.
Да! Смешно! Ни привязанностей, ни дружбы, ни веры, а сейчас прошу лишь одно: дай силы. Дай силы пережить это, о Господи! Не надо мне удачи, не надо того, чтоб было так, как мне сниться и как вижу это в своих мечтах. Просто дай силы сжать зубы и терпеть, переждать это.
Бокал наполнен вновь, но мужчина не поднес его к своим губам, а резко поставил на стол – красная жидкость расплескалась по столешнице. Его взгляд скользнул по алым каплям. Вино, кровь? Да какая, к черту, разница!
Черт… Я ведь даже не в церкви, даже иконы передо мной нет. Лишь бутылка вина и шпага, а я обращаюсь к тебе, так, как это делают набожные вдовы перед алтарями! Простишь мне это? Впрочем, мне все равно – прошу лишь одно: дай силы.
Бокал вновь осушен и предельно осторожно поставлен на стол – руки почему-то дрожат. Мужчина судорожно взъерошил волосы себе на затылке.
Дай силы молчать. Я не могу сказать об этом. Если открою рот – стану изгоем. Может, так было бы и лучше, но я не готов к этому. Дай силы промолчать. Не признаться никому. Ни друзьям, ни священникам, ни бумаге, ни, тем более, себе.
Пустота внутри жалит душу, поглощает её. Надо как-то спасти чистую материю? Нет ни желания, ни намерения делать это. Вино прекрасно заглушает любую боль! Содержимое очередного бокала отправлено в глотку.
Не хочу признаваться сам себе! Ха-ха! Не это ли один из признаков блаженности? Да впрочем, какая разница? Я чувствую, что вино делает свое дело. Черт… Не хочу… Не хочу!!! Хочу сохранить трезвость ума, слышишь? Но как это сделаешь, когда другой яд, эфирный, точит душу и разум.
Рука с бокалом резко опустилась на стол – звон стекла, мелкое крошево и крупные осколки. Теперь к алым каплям на столешнице добавилась и стеклянная мишура.
Господи, не позволь этому яду поглотить меня полностью! Дай силы отстраниться и вытерпеть, промолчать и выдержать ту тишину. Может, ты меня не слышишь, может, не хочешь слышать, но ты единственное, что у меня осталось. Последний рубеж, так сказать.
Опершись двумя руками на стол, мужчина тяжело дышал. По его лицу скатилась скупая слеза. А, может, это просто показалось?
Дай силы, Господи…