*******
Янина стояла у большого окошка и прижавшись носиком к стеклу смотрела на большие белые хлопья снега, сыпавшейся будто пух из перины. Если снежинки падали медленно и плавно, то были похожи на белых бабочек. Когда же ветер усиливался и закручивал их в спирали, они сердились и становились похожими на маленькие белые злючки-колючки, больно кусающие за носик и щёчки.
Янина любила смотреть на снежинки, когда они были «бабочками» и пугалась, когда они становились – «колючками». Девочка оторвалась от окна и взглянула на подоконник между рамами. Здесь всё было, как и раньше но, что-то привлекло её внимание. Ах, да, букашка с красными крылышками и малюсенькими чёрными точками на них. Она напоминала маленькую застывшую капельку, потому что была неподвижна. Янина уже большая, ей всё время напоминали об этом, но она никак не могла понять, почему же бабочка-коробочка не двигается, ведь ей, наверное, там холодно?!
– Дети, сегодня не пойдём на прогулку, очень снежно и ветрено, – сказала Алеся Милорадовна, – высокая, молодая женщина, в белом халате.
– А что мы будем делать? – спросили дети.
– Как что? Завтра же 31 декабря! Мы пойдем сейчас в столовую, там установили зелёную, пушистую ёлку, станем наряжать её игрушками и вашими поделками. Дети, возьмите, то, что вы приготовили, стройтесь по двое и шагом марш украшать ёлку. Алеся пришла сюда совсем недавно, до этого она успела поработать воспитателем в детском саду и никак не могла привыкнуть, что реакции детей в детском саду и в детском доме очень разнятся. Ведь, если бы то же самое она сказала сейчас в садике, дети уже давно выстроились в шеренгу и держали бы друг друга за ручки. Здесь же всё по-другому, малыши, будто плохо её слышат или попросту не верят ей. Они больше сидят, чем играют и если разговаривают, то чаще вполголоса. Реакции детдомовских ребятишек не такие живые, а в глазёнках нет и десятой доли той радости, которую излучают их сверстники – обычные 5-6 летки. Алеся никак не могла привыкнуть к этой грусти в детских глазах, ей хотелось каждого из них пожалеть, погладить по голове, прижать к себе. В детском саду она бы так и поступила, если бы увидела, что кто-то из малышей оставил игрушки и загрустил. Здесь же ей это категорически запретили. В первый свой рабочий день в детдоме, она металась от одного ребёнка к другому, разговаривала с ними, пыталась утешать, поднять настроение, вызвать улыбки, а вместо этого угодила «на ковёр» к директору – даме, позднего бальзаковского возраста, с большим бюстом и высокой причёской – где та, ей строго-настрого запретила «использовать не педагогические методы воздействия». Здесь совсем другие дети! Это не детсад, где после ваших поглаживаний по головке, ребёнок попадает к родителям, которые только и ждут, чтобы приласкать своё чадо.
В детском доме «своих» детей не бывает, они – ничьи! И если хотите здесь работать уясните это хорошенько. Сегодня вы их приласкали, завтра уволились или ушли в декрет, а нам тут расхлёбывай… Детдомовские дети – это дички, они привыкли довольствоваться редкими дождями – частые и обильные поливы не для них… Вы меня понимАете?! – как можно стороже произнесла директриса, упиревшись в последнее слово. И Алеся сдерживалась, как могла. Даже слёзы, которые невольно наворачивались ей на глаза, текли теперь внутрь, а не наружу.
Пока дети доставали свои бумажные фонарики и цветочки. Янина всё-таки решилась подойти к воспитательнице. Девочка робко взяла Алесю Милорадовну за манжет халата, и почти шёпотом, сказала:
– Пойдёмте, я вам покажу… там, там…
– Что ты увидела, Янина? Покажи, и, пожалуйста, не бойся меня.
– Вот. Бабочка. Она умерла?
– Нет, что ты! Она только уснула, а весной проснётся и снова улетит на небо.
– А что она там будет делать?
– Искать своих деток и кушать конфетки, – попыталась улыбнуться Алеся.
– А можно я тоже полечу с ней на небо? Может, там меня мама ищет, ищет, ищет, а я здесь? – Две крупные слезинки, выскользнули у девчушки из глаз, потом ёще две, ещё… Янина заплакала. Плакала она тихо, беззвучно, только слезинки одна за другой скатывались по её щёчкам.
Янина была очень красивой девочкой её глаза, словно два маленьких озерка, в которых отражается небо. Губы – светло-малиновой бабочкой, присели отдохнуть «на цветке». Носик слегка вздёрнут, и эта курносость только придавала очарование. Но самыми чарующими в её облике были ямочки на щёчках, они особенно проявлялись, когда девочка улыбалась. В эти короткие мгновения личико её светилось. И Янина становилась похожей на Солнечного Зайчика. Но мгновения эти были нечастым подарком…
Детдомовские дети, вообще, мало улыбаются, они чувствуют свою «потерянность» и смеху предпочитают сосредоточенное молчание. В тот самый первый день Алеся Милорадовна спросила Янину:
– О чём ты сейчас думаешь?
– Я думаю о маме, – ответила малышка, – о том, что она меня обязательно найдёт. Ей, ведь, без меня также плохо – очень, очень!
Больше Алеся старалась ни о чём детей не спрашивать. Ко всем относилась она внимательно и терпеливо, но Янина заняла в её сердце особый уголок. «Как же можно бросать таких детей?!» – думала Алеся, глядя на это маленькое Солнышко. Думала… и не находила ответа.
***
Вета Иволгина стояла и смотрела в окно. За окном метались снежинки, начиналась метель.
Посетителей читального зала было всего трое, все они были ей хорошо знакомы, и она могла себе позволить немного отвлечься. С того самого памятного дня Вета не любила метели, хотя если вдуматься, кто их любит? Но это была нелюбовь особого рода, метель её мучила, терзала, не давала успокоиться, хотя внешне это никак не проявлялось. Женщина просто стояла, скрестив на груди руки, и смотрела в окно… а перед глазами у неё была совсем другая метель. Память, как будто нарочно, возвращала её в то колючее мартовское утро шестилетний давности… Да, прошло уже почти шесть лет, сегодня 30 декабря, а тогда было 14 марта. И каждое мгновение этого дня и предшествующей ночи Вета помнила особенно чётко, до болезненности…
В ночь с 13 на 14 марта она родила девочку. Малышка родилась семимесячной. Схватки начались неожиданно, стали отходить околоплодные воды и её мать – Аделаида Кузьминична, – старшая медсестра районной больницы, скорую вызывать не стала, а приняла роды сама…
Как ни уговаривала её Вета, как ни умоляла, сразу после родов мать унесла новорожденную малышку в ночь… Дул сильный ветер, бушевала метель, но мороз был слабый. Метель хозяйничала всю ночь и весь следующий день… Единственное, что Вета успела сделать, пока мать одевалась, это сунуть в одеяло к малышке, наспех оторванный клочок бумаги, на котором написала только одно слово – Янина. Вета очень надеялась, что когда подкидыша обнаружат, её назовут этим именем… И потом когда-нибудь она сможет отыскать дочь. Редкое имя давало ей право на такую надежду...
Спорить, а тем более противостоять матери она не могла, Аделаида Кузьминична была властной и сильной женщиной. Всё своё жизненное пространство и тех, кто в него попадал, она стремилась подчинить себе. Если кто-то не желал подчиниться её воле, она безжалостно вырывала его из своей жизни; и человек переставал для неё существовать. Как когда-то перестал существовать для неё отец Веты. Перспективы быть «вычеркнутой» Вета очень боялась, поскольку была слабой, ранимой и впечатлительной. Всецело доверяла она своей матери: мать была для неё недосягаемым образцом – имела сильный, независимый характер и крутой нрав. Вета же являла собой полную её противоположность.
В ту проклятую ночь Аделаида Кузьминична вернулась только под утро, переоделась и ушла на работу. Вета долго и безутешно страдала, она даже плакать боялась в присутствии матери. К разговору о ребёнке они никогда не возвращались. Общение их и без того было немногословным, а после той ночи они совсем перестали разговаривать. Мать и дочь привыкли понимать взгляды друг друга и легко обходились без слов… Долгих шесть лет (!) продолжалось это молчаливое противостояние, а в ноябре этого года Аделаиды Кузьминичны не стало. Сразу после той злополучной ночи у неё начала прогрессировать астма, и в конце октября этого года она легла в больницу. Врачи диагностировали – обострение хронической болезни, и с усердием стали лечить пациентку от астмы. Но больная вопреки ожиданиям, угасала; её мучили бесконечные, страшные, удушливые приступы кашля. Врачи боролись за жизнь как могли… А на вскрытии патологоанатом констатировал смерть от двустороннего воспаления лёгких, которого никто из врачей не заметил. Врачебную ошибку быстро замяли и ответственности за это никто не понёс.
Теперь Вета старалась, как можно больше времени проводить на работе. Работу свою она очень любила, обожала запах старых пожелтевших от времени книг, зачитывалась русской классикой и была по-своему счастлива в своём выдуманном мире; где по-прежнему царило благородство – кавалеры подавали дамам манто, целовали ручки, писали пылкие любовные признания, и кружили их на балах. Вета не любила возвращаться в эту серую реальность. Надежды на удачное замужество, ради которого Аделаида Кузьминична избавилась от малышки, оказались несбыточными… Требования Веты к избраннику были очень просты: он должен быть слегка Печориным, чуть-чуть Онегиным и конечно же Чадским! Но, все, кто так или иначе пытался за ней ухаживать, были либо Молчалиными, либо Базаровыми, либо вообще, пустым местом. Вета уже смирилась и начала привыкать к своей «незамужности», но к одиночеству привыкнуть не могла. И теперь, всё чаще стала она думать о своей, когда-то «похищенной» дочери (именно так формулировала она для себя эту разлуку) и изо всех сил надеялась на встречу с малышкой. Никаких нитей кроме возможного имени ребёнка у неё не было. Ей часто снилась дочь, правда лица её Вета никогда не видела и всякий раз девочка снилась ей по-разному, то рыжеволосой (как бабушка), то русой блондинкой (как она сама). Иногда Вете снилось, что малышка её замёрзла, так и не дождавшись помощи, тогда она просыпалась в холодном поту, не могла заснуть и весь день чувствовала себя больной и разбитой. Сегодня, её фантазия подбросила ей новый сюжет, ей вдруг отчётливо показалось, нет, она почти почувствовала, что Янину отдали на усыновление бездетным иностранцам и теперь она её никогда не увидит… Эта мысль сдавливала ей голову железным обручем и не давала покоя… Сегодня вопреки обыкновению ей хотелось пораньше вернуться домой, выпить снотворного и снова увидеть во сне свою малышку. Увидеть, что с ней всё в порядке, что она жива и здорова, а главное, что она здесь в России и никто её никуда не увёз. Сны стали не только заменять Вете реальность, теперь они стали её союзниками.
***
Как педагог Алеся Милорадовна имела доступ к личным делам воспитанников, и конечно же её привлекло личное дело Янины. Дело это слишком, скорее эту тонюсенькую папочку с несколькими листами на А4 – правильнее было бы назвать справкой. Кроме общепротокольных документов Алесю привлёк маленький бумажный листочек, а точнее его обрывок, на котором неровным почерком было написано всего лишь одно слово: «Янина»… Вчитавшись в документы, Алеся поняла, что этот клочок бумаги был найден в «вещах» ребёнка и предположительно был написан рукой женщины, её родившей. У некоторых из детей, также были найдены подобные «сопроводительные записки» в некоторых даже указывалось, что мать добровольно отказывается от своего ребёнка и не возражает против его возможного усыновления… Этот же малый кусочек бумаги, хранил на себе печать тревоги, человек явно был сильно взволнован и очень спешил… на этот факт не обратила внимания ни милиция, ни администрация. Алеся же ощутила эту тревогу, страх и смятение… Впечатлительная молодая женщина даже предположила, что это был не сознательный выбор, а скорее жест отчаяния или шантажа, иначе, как объяснить эту спешку. Ведь, как правило, женщины решившие отказаться от своего ребёнка, приходят к этому ещё до его рождения, у них есть время подумать. В случае же с Яниной Александровной Мартыновой (так значилось полное имя девочки) этот жалкий клочок бумаги явно кричал о спешке. И чем больше Алеся думала над этим, чем чаще представляла она милое личико Янины, тем отчётливее понимала, что отказ от ребёнка, в данном случае, не был осознанным поступком, а являлся скорее актом отчаяния. Зачем матери, бросающей своего новорожденного ребёнка, вообще, понадобилось придумывать и сообщать его имя? И какое имя! Редкое…
А может быть?.. Да, возможно назвав так малышку, родившая её женщина, рассчитывала позднее её найти?.. А если так, то она – Алеся, просто обязана это выяснить… Но, как?! Обращаться за помощью к администрации детдома – дело пустое. А что если…
***
Вета с трудом добралась до дома, метель парализовала общественный транспорт и вместо одной пересадки, ей пришлось делать две, а в итоге всё равно идти пешком… Она так устала, что готова была, не раздеваясь рухнуть на кровать, но, справившись с приступом усталости, всё же разделась и легла, забыв даже принять снотворное (!) Вета погрузилась в беспокойный сон, но вопреки ожиданию, увидела во сне не Янину, а себя в её возрасте, молодую свою маму и бабушку. Они вместе с Аделаидой Кузьминичной частенько наведывались тогда в деревушку, где жила бабушка. Та была ещё полна сил и очень радовалась приезду дочери и внучки… Бабушку видела во сне она не чётко, но зато, как цветное кино увидела она ромашково-васильковое поле, небольшую лесопосадку и озеро, куда они с удовольствием все втроём ходили купаться. Вета бежала впереди, весело смеясь, нагибалась к цветам, рассматривала, вдыхала их аромат. Деловито снующие с цветка на цветок пчёлы не пугали девочку, а скорее наоборот. Но самой большой радостью стала для неё бабочка-коробочка, которую она бережно сняла с цветка и побежала показывать матери. Та, вопреки своему обыкновению, была в очень добром расположении, видимо, и ей удивительная чудо-букашка напомнила детство. И они все втроём вместе с бабушкой и Ветой, весело смеялись и провожали бабку-коробку на небо:
«Бабка-коробка улети на Небо,
Там твои детки кушают конфетки!
Всем по одной, а тебе ни одной…»
Вета проснулась после этого сна посвежевшей и помолодевшей, впервые за эти годы ей вдруг захотелось петь, танцевать, кружиться и радоваться жизни. Что за чудо – этот сон, какая счастливая в нём была мама, какая молодая и сильная бабушка (!) и я… я была в том же возрасте, что сейчас моя малышка. Я чувствую, что это добрый знак! Девочка, здесь в России и я её обязательно найду… Надо привести себя в порядок, убраться в доме и готовиться к Новому году… Этот год подарит мне самый дорогой подарок, он вернёт мне мою девочку!
***
– Мама, Мама, смотри эта та самая бабочка-коробочка! Она проснулась и нашла меня, как ты! Я всегда верила, что ты меня найдёшь!!! И теперь я тебя никуда не отпущу… Янина бежала по цветущему лугу, её длинные рыжие волосы колечками спадали на плечи; впереди виднелась полоска леса, а за ним то самое озеро, которое как две капли воды похоже было на её голубые глаза. На лице девчушки играла улыбка, и ямочки на щеках делали её неотразимой…
Вета и Алеся шли чуть сзади, любовались ковром из луговых цветов… и долгая зима, казалась им теперь нереальной сказкой…
***
http://www.stihi.ru/2011/11/20/2641
*******
© Dm B. Pure, 2012/04/17