Мотоцикл

Олег Жиганков
Мотоцикл

Эту историю рассказал мне мой знакомый пастор Александр

Меня тогда перевели на новое место служения – из России в Среднюю Азию. Из всего имущества у меня тогда и было что несколько сумок с пожитками и мотоцикл. С сумками проблем не было. А вот мотоцикл, по новым законам, надо было растамаживать. Мотоцикл-то русский был! Поехал я на своем мотоцикле на таможню. А там – одни иномарки. Помолился я и пошел к инспектору. Он мне по своей книжечке за мотоцикл восемьсот рублей насчитал – по тем временам огромные деньги. А у меня после переезда всего сто рублей осталось, да и то пятьдесят из них я тогда у кого-то занял. Из этих денег надо было и за таможню заплатить, и бензином заправиться, и самому как-то целый месяц, до зарплаты прожить. «Может, - говорю, - как-то по другому можно? Может, вы еще посчитаете?» «А чего, - отвечает, - тут еще считать? Все уже посчитано». «А что ж мне делать? Может, потом, в следующий раз заехать?» «Мотоцикл, - говорит, - твой уже на таможенном терминале. Так что теперь все…» Закурил и ушел. «Ну, все, - думаю, - приехали». Зашел в коридор, сел на лавочку и стал молиться. Рядом со мной таджик сидел один. Смотрел он на меня, смотрел и вдруг спрашивает: «Молишься?» «Молюсь», - отвечаю. «Что, - говорит, - совсем плохо?» «Совсем плохо», - говорю. Я ему свою историю, про мотоцикл рассказал. Он мне – свою. Застрял он со своим стареньким «Фордом». Что-то у него там с документами не все в порядке было. И мы разговорились о Боге. Он мне – про Магомета, я ему – про Иисуса. Завязалась у нас богословская беседа. Нет, мы не спорили – какое там спорить, оба в таких обстоятельствах, что меньше всего спорить хочется. Так, поговорили хорошо. 

Народ стал постепенно разъезжаться, а мы все сидим. «Ну, чего сидите, - говорит инспектор, выходя перекурить, - давайте, растамаживайте свой металл». Мне тогда идея в голову пришла. Я ему говорю: «Слушай, а может мне мой мотоцикл как металлолом растоможить?» Он докурил, потом отозвал меня в сторону и говорит: «Ладно, попробуем. Только таджику тому не говори. А то он тоже захочет. Я – русский, ты – русский, надо помогать друг другу». И он пошел в кабинет – считать мой мотоцикл по цене металлолома. А мне что-то так плохо сделалось. Побрел я к таджику, сел рядом с ним. «Ну, - спрашивает, - что он там тебе сказал?» А я не могу ему сказать об этом. Да и стыдно мне. «Ничего, - говорю, - хорошего». А сам думаю: «Господи, не хочу я так, с металлоломом с этим. Нечестно как-то и некрасиво. Что-же делать?»

Выходит инспектор, отзывает меня в сторонку: «По металлолому оно, конечно, дешевле получается, но не намного. Шестьсот рублей плати. Будешь?» А я даже как-то обрадовался: «Я же говорю – у меня всего сто рублей. И еще жить как-то надо».

Осталось на таможне человек семь так сказать, клиентов – это вместе со мной и тем таджиком. Инспектор все чаще стал выходить курить. Курит, а сам на меня как-то странно смотрит. Потом с другим, с майором каким-то вышел курить, и тоже на меня смотрят и о чем-то шепчутся. А что я такая за важная птица? Там такие Мерсы гнали люди. Что они на меня-то смотрят?

Вышел он в очередной раз, покурил и говорит мне: «Пойдем разбираться с твоим мотоциклом. Мы на него полдня угрохали». Захожу в его кабинет. Там за столом майор тот сидит, и еще какой-то человек в форме, и две женщины – пожилая и молодая. Все в компьютер смотрят, клавиши какие-то нажимают. Увидели меня – и на меня все стали смотреть. Майор говорит мне: «Слушай, откуда ты на нас свалился? У нас с твоим мопедом компьютер заглюковал. Везде все нормально работает, а твой мотоцикл туда девочки вводят, а он нам знаешь какую сумму растаможки выдает?» Ну, думаю, тут одно из двух: или астрономическую, или в пределах того, что у меня есть. Набрался я наглости и говорю: «Сто рублей… или даже меньше?» Майор смотрит на меня и улыбается: «По металлолому твой мотоцикл на шестьсот рублей тянет. А по растаможке – на четыре рубля и пятьдесят копеек!» Я чуть не упал. «Никогда, - говорит, - у нас такого еще не было. Вирус, что-ли, какой-то в компьютере – не знаю. Но сил у нас больше нет. Давай свои четыре тридцать и забирай скорее свой мотоцикл!» Что я, конечно же, с радостью и сделал.

Когда я уже забрал мотоцикл, я зашел попрощаться с таджиком: он так и не решил свой вопрос. Когда он узнал о том, что произошло, он сказал только: «Не может быть!» Тогда я показал ему квитанцию. Он долго изучал этот листочек бумаги, а потом сказал: «Да, твой Иисус – Он такие дела делает, какие Аллах, да простит меня Аллах, делать не может!» На том и расстались.