Глава 11.
Сэм отрезал кусок пирога и положил его в свою тарелку.
-Может, хоть на чай останешься? – Инес с присущей ей неторопливостью и спокойствием наливала горячий напиток в одну из прекрасных фарфоровых чашек. Я не упоминал? В этой семье любят пить чай из фарфора. Особенно чай из фарфора на ночь.
Я уже натянул пальто, и теперь поправлял шарф. Так, чтобы за воротник не задувал ветер, когда я буду на улице.
-Хмм… - протянул Сэм. – Не понимаю, почему бы тебе не остаться на ночь?
Он снова планировал провести большую часть ночи в гараже, копаясь в своём Форде. И надеялся, что я составлю ему компанию.
-У меня пиво в холодильнике, - Сэм немного покосился на Инес, но с её стороны не последовало никаких возражений. – Выпьем по бутылочке, обсудим четвёртый раунд Кубка Англии, как тебе?
Инес поставила перед ним чашку с чаем:
-У тебя если не Форд, то Кубок Англии, если не Кубок, то Форд, а если ни то, ни другое - значит, ты работаешь.
Сэм пропустил её слова мимо ушей и аккуратно отхлебнул немного чая из чашки, после чего начал есть пирог.
-В прошлом году полуфинал впервые провели на «Уэмбли», - как бы между прочим произнёс он, не переставая жевать.
-Между «Арсеналом» и «Тоттенхэмом», - зачем-то добавил я.
Вилборг внимательно посмотрел на меня:
-Послушай… А ты ведь любишь футбол?
Я покачал головой:
-Мне так не кажется. Просто немного знаю.
Инес прежде чем сесть за стол посмотрела на меня:
-Ты всё-таки не останешься?
-Нет. Мне нужно идти. Доброй ночи.
Сэм набил рот пирогом так, что не смог произнести ничего внятного, но, тем не менее, я услышал добродушное мычание в ответ.
Инес повесила на крючок кухонное полотенце, которое держала в руках:
-Погоди, давай я тебя проведу.
Я кивнул, хотя это меня немного озадачило: к чему меня провожать? Мои отношения с Вилборгами уже давно лишены подобных церемоний. Выходя из кухни, я обернулся, и Сэм, перехватив мой взгляд, помахал рукой на прощание.
-У тебя всё в порядке? – негромко спросила Инес, шагая рядом со мной по коридору.
Вот оно что…
-Честно говоря, не совсем. Я снова стал видеть эти сны-воспоминания. Ничего не могу с этим поделать... – Я подумал, стоит ли продолжать. - Кажется, твоя терапия перестала помогать.
-Снятся хорошие воспоминания или плохие?
-Разные. В основном мне снится Питер… И вечер с Элизабет… Сегодня в моей голове царствовал полнейший абсурд. Мне часто стала сниться Элиз…
Я сомневался, рассказать ли Инес об одном немаловажном нюансе, если его таковым можно назвать.
-Что за абсурд? – психиатр словно ощущала, в каком направлении нужно двигаться, чтобы вытянуть из меня что-то, что меня беспокоит.
Мы остановились возле входной двери. Я взял свои ботинки с полки для обуви и, наклонившись, стал обуваться, обдумывая, как бы правильней выразить то, что я хочу сказать. Инес терпеливо ждала.
-Дело в том, - я поднялся, - что этой ночью мне снился тот вечер, когда я практически в последний раз видел Элизабет… Когда она пришла ко мне и попыталась признаться в любви. Та же квартира, те же вещи, но… но это была не совсем Элизабет… она вела себя иначе. Было какое-то сходство, но… но это не Элиз, это… это Николь.
Я посмотрел на женщину, ожидая неодобрения или осуждения, но в её глазах я увидел какое-то искреннее, но как всегда сдержанное переживание, соучастие.
-И я… в этом сне она говорит, что любит меня… А я… я отталкиваю её, также, как оттолкнул Элиз. Я не хочу этого, но отталкиваю. Всё моё нутро противиться мне, сердце ноет, чувства протестуют, но разум… если это можно так назвать… Какое-то беспристрастное альтер-эго переступает через меня, через мои желания… И разрушает всё. Создаёт огромную пропасть между мной и тем, что… нет… той, кем я очень дорожу.
Сэм, зевая, вышел из кухни, без интереса поглядел в нашу сторону и поплёлся в гараж. В руках у него было по бутылке пива. Сейчас был конец января, погода на улице стояла отнюдь не тёплая. Но ещё летом Вилборг начал устанавливать какую-то особую систему отопления в гараже, которую к наступлению холодов успешно доработал. Теперь там было пожалуй даже теплее, чем в доме. Инес как-то пошутила, что не прочь бы иметь значок Форда на лбу, чтобы муж уделял ей столько же внимания, сколько уделял автомобилю.
Странно… Я не раз наблюдал, да и на собственной шкуре прочувствовал, с каким успехом Инес может помочь другим преодолеть проблемы, порой, казалось бы, совсем немыслимые. Но вот помочь себе просто привлечь более пристальное внимание Сэма… Не злая ли это ирония? Нет-нет, между ними практически не было размолвок, уж подавно каких-либо сцен и скандалов. Инес была по-своему очень и очень красива. Всё дело было в Сэме. Никогда не забуду, когда женщина как-то, опять же, полушутя, заметила, что была бы рада, если муж ей «изменил бы что ли уже». Загадочная женская логика. И я совсем не горю желанием её понимать.
-Скажи мне, насколько тебе дорога Николь? – Инес смотрела на меня ровным спокойным взглядом. Читавшееся в нём минуту назад переживание исчезло.
-Нуу… Не знаю даже. Очень дорога…
-Удивительно, правда? – женщина улыбнулась. – Есть такое, о существовании чего мы не задумываемся, поэтому не можем наверняка сказать, знаем мы об этом или нет… Но от этого оно не перестаёт быть. Иногда даже пытается как-нибудь заявить о себе. И порой нужен какой-нибудь незначительный толчок, чтобы это предстало перед нашим взором…
Я внимательно посмотрел на Инес, пытаясь понять, с каким умыслом она даёт мне это своё напутствие в дорогу.
-По-твоему, я должен над чём-то задуматься?
Она махнула рукой, посмеиваясь:
-Куда тебе ещё больше задумываться! И без того не даёшь своей голове покоя.
Это было несправедливое замечание.
-Просто направь свои мысли в нужное русло. А о некотором и перестань думать вовсе.
Ну вот. Снова Инес наставляет меня на путь истинный, и при этом не может внятно объяснить, что и как я должен сделать. И почему до всего по её мнению я должен додумываться сам?
Я поблагодарил её и пожелал доброй ночи.
***
Это был не бар, да и не кафе. Я бы сказал, круглосуточная забегаловка, чистая, с хорошей репутацией. По-своему даже уютная.
Здесь можно хорошо позавтракать, если вы не успели сделать этого дома, или заглянуть на ланч на перерыве, выпить с друзьями пива после работы, или пригласить хорошую знакомую на чашечку кофе.
Дверь за мной закрывалась, оповещая о приходе нового посетителя негромким звоном колокольчика. Девушка за стойкой устало улыбнулась. Тут же сидела какая-то счастливая парочка. Молодой парень в оранжевом свитере обернулся на звон и окинул меня безучастным взглядом, после чего вновь повернулся к своей подруге, потягивавшей какой-то коктейль.
За крайним столиком по левой стороне маленькая девочка уплетала мороженное, а шатенка напротив, судя по всему мама, подперев подбородок руками, наблюдала за ней взглядом, исполненным нежности. Какой-то такой особой нежности, характерной именно для материнского взгляда. Было уже около полуночи, и мне почему-то подумалось, что сейчас не совсем подходящее время для мороженного. Хотя, как я уже упоминал, это было в общем-то приличное заведение. За соседним столиком расположились трое мужчин. Двое, которым я бы дал около сорока-сорока трёх, играли в карты, третий, помоложе, крутя в руках сигару, но не закуривая её (хоть на каждом столе и стояла пепельница, курить можно было только на улице), без особого интереса наблюдал за ними.
Я подошёл к стойке и заказал чашку кофе. Тут я заметил Джима. Он сидел в правой половине зала, за столиком в самом углу, где можно было спокойно наблюдать за всеми посетителями, а самому оставаться в общем-то неприметным. Я словил на себе его взгляд, и он кивнул.
-Не знал, что ты здесь бываешь, - я подошёл, сняв на ходу пальто.
-Бываю. Присоединяйся.
Я повесил пальто на спинку стула, а сам сел напротив Джима. Официантка принесла мой кофе. Некоторое время мы сидели молча: я вспомнил слова Инес, и всё пытался понять, к чему она пыталась меня подвести, учёный же задумчиво наблюдал за немногочисленной публикой.
Насколько мне дорога Николь? «Есть такое, о существовании чего мы не задумываемся, поэтому не можем наверняка сказать, знаем мы об этом или нет». Я искренне пытался распутать клубок мыслей в голове. Всё ведь было хорошо, если так можно сказать, до какого-то момента… А сейчас спокойный ход мыслей нарушил какой-то маленький узелок, и я пока очень смутно представляю, как мне его отыскать. За окном снова пошёл снег.
-Я вот думаю… - Джим первым нарушил молчание, за что, признаться, я был ему даже немного благодарен. – Почему ты такой несчастный…
-Несчастный? – я ошарашенно посмотрел на Джима. – С чего это ты взял?
-А разве ты счастлив? – Джим взял со стола свой бокал пива и, не отрывая от меня взгляда, сделал пару глотков.
-Ну… не особо. Но это совсем не зна…
-Погляди сколько всего у тебя есть… Но что самое главное – у тебя есть время. Время, которое ты абсолютно, по-моему, не ценишь.
-Да ну? – меня, пожалуй, задели его слова. – Может, расскажешь мне, какой же я такой счастливый?
Джим улыбнулся:
-Ого… Да у тебя уже хвост трубой и дыбом шерсть. Ты не воспринимай в штыки.
Лучше б он всё-таки молчал.
-Когда я потерял жену… я ведь её очень любил, знаешь? Неправда это, что люди, посвятившие себя науке, чёрствые.
-Стереотип? – я глотнул кофе.
-Мне было плохо. Не описать, насколько плохо. Да и не мастак я красиво говорить. Вот, глянь… - Джим указал пальцем, и я обернулся, чтобы проследить, на что именно. – Видишь этого парня? За барной стойкой, с девушкой.
Я кивнул. Учёный указывал как раз на того молодого человека в оранжевом свитере, на которого я обратил внимание, как только зашёл.
-Через пару дней после похорон… Я тогда ещё числился в рядах нашего института… Я крепился, как мог. Но сорвался. Запил. Сначала, скажем так, в меру. Но потом... Очень скоро мне пришлось написать заявление об уходе с работы. По собственному желанию. И тогда я запил ещё больше. Каждый вечер я сидел на том самом месте, - Джим показал на парня в оранжевом, - и заливал своё горе, свою слабость виски. Стакан за стаканом. Теперь понимаешь, почему я терпеть не могу виски?
Мне почему-то сложно было представить Джима в стельку пьяным. Он продолжил тем временем:
-Меня отсюда не вышвыривали пожалуй только потому, что я вёл себя тихо, приносил неплохой доход и был уважаемым учёным. Был… Чёрт его знает, чтобы вышло, если бы не Николь.
Джим отхлебнул ещё пива. Голос его бы спокойным, размеренным, твёрдым. Но с какими-то мрачными нотками.
-Наверное, я бы спился окончательно. А Никки… Она стала забирать меня отсюда. В десять, одиннадцать… Порой подолгу уговаривала меня пойти домой, и тогда мы уходили далеко за полночь. Я напивался так, что еле волочил ноги. Иногда ей приходилось вызывать такси, но чаще ей помогал её друг. Как же его звали?.. Льюис. Хороший был парень. Жил по соседству. Он сейчас в Штатах, работает в компании своего дяди. Николь подхватывала меня с одной стороны, а Лью с другой. И так доводили чуть ли не до самой кровати. Ещё за мной заезжал Сэм. Но опять же, с моей дочерью.
Джим тяжело вздохнул и задумался ненадолго.
-Соорудить лабораторию в подвале – это была идея Николь. Она всеми силами помогала мне подняться, хоть… Хоть самой ей было отнюдь не легче моего. Это я должен был поддерживать дочь, а не она меня.
-Не всегда у нас получается быть сильными.
Джим покачал головой:
-Не всегда. Но это отнюдь не значит, что мы не можем быть сильными.
Я отодвинул пустую чашку:
-Сильными не рождаются. Сильными становятся.
-Ну, это как сказать. Счастливыми тоже не рождаются.
Зазвенел колокольчик, и через несколько секунд за окном прошли шатенка и маленькая девочка.
-Скажи мне… - Джим внимательно на меня посмотрел. – Скажи мне всё-таки, чего тебе не хватает для счастья?
-Почему тебя это так беспокоит?
-Просто не понимаю. – Джим развёл руками. – Ты бы мог добиться всего за то время, что тебе дано. Ты многое знаешь, многое видел. У тебя огромный жизненный опыт. Ты бы мог превратить свою жизнь в рай, но вместо этого ты… Ну, по крайней мере у меня именно такое впечатление создалось за всё это время… Ты мучаешь сам себя.
-Я и так многого добился, Джим. Где я только не побывал и чего только не видел.
-Всё увидеть невозможно.
-Да, всегда появляется что-то новое… Может и так. Да и старое не всё познано. Но, видишь ли… В мире должна быть загадка.
-Да какая разница! Всего ты всё равно не познаешь. Но познать многое – почему бы и нет? Открывать новое – почему бы и нет? В конце концов… Раз уж ты столь неэгоисчитен… Просто делать что-то во благо обществу, а?
В войне я принимал участие лишь единожды. Случайно познакомился с человеком, одним из вышестоящих лиц Британской армии, и имел неосторожность поделиться с ним своей тайной. Этот человек сумел убедить меня, что я просто рождён для того, чтобы быть солдатом. Что это моё предназначение, моя судьба, что своим решением принять участие в войне я сослужу огромную пользу человечеству. Он так и сказал, «человечеству». Так я вступил в восьмую пехотную бригаду, где обрёл себе замечательного друга – Питера. В какие передряги и переделки мы с ним только не влезали, неоднократно спасали друг другу задницы, сколько дамских сердец покорили. О да, мой друг был большим любителем смазливых мордашек. Да и я в ту пору был не прочь провести время в компании прекрасной дамы.
Потом и меня, и Пита должны были перевести в какой-то спецотряд… Но этого не произошло. Этого не произошло, потому что Питера ранило. Потому что его ранило так, что он долго и мучительно умирал, а помощи было ждать неоткуда. Потому что он попросил убить его, избавить от мучений. Потому что… потому что я убил его. Я убил своего друга. Я – убийца. Нет, я не попал в спецотряд. Потому что после того, как я похоронил тело Питера, я ушёл. Сбежал. И поклялся, что никогда, ни за что не стану принимать участия в военных действиях. Любых. Я сдержал своё слово. Правда… правда прежде мне пришлось совершить ещё одно убийство. Потому что я был нужен ТОМУ человеку. А мне нужна была свобода.
-Делать что-то во благо обществу, Джим?
Джим кивнул.
-Что именно? Убивать врагов на войне, хотя они, по сути, такие же люди? Рубить леса и животных отстреливать? Или, быть может, собирать автомобили, которые коптят небеса?
Учёный удивлённо посмотрел на меня.
-Чего ты?
-Ничего. Если бы планета была животным, то мы бы вполне сошли за блох. Что я должен делать во благо обществу, которое само себя разрушает? И не только себя, но и природу…
-Эй, послушай…
-Что слушать, Джим? Я так не могу. Я насмотрелся нового и старого. И ты не представляешь, сколько бы я отдал за то, чтобы прожить жизнь самого обыкновенного человека. Ты не представляешь, насколько можно быть одиноким, находясь в обществе людей. Ты ведь терял любимого человека, и знаешь, как это больно. А теперь представь, каково это: испытывать такую боль столько раз, сколько испытал я. Понимаешь?
Джим, казалось, внимательно меня слушал.
-Я бы всё отдал за то, чтобы порезаться, а потом ходить с шрамом от этого пореза. Моё тело чистое, как тело младенца, а душа похожа на истерзанного льва. Её терзает память, прошлое…
-Забудь.
Я вздохнул:
-Было бы это так легко. Я… Я просто хочу умереть.
Джим почесал затылок:
-Вот уж нашёл проблему.
Я посмотрел на него серьёзно.
-Всё не так-то просто, как кажется. Я ведь когда-то бросался под поезд. Боль была адская. Адская и долгая. Но потом она стала утихать, и я очнулся в чём мать родила метрах в ста от железной дороги. Да и вообще… Чего я с собой только не делал… Это был не самый лучший период в моей жизни.
Джим допил пиво и поставил кружку в сторону.
-Знаешь… Если хочешь, я попробую тебе помочь. Я не гарантирую, что из этого что-то получится, но…
Я оборвал:
-Неважно. Что для этого нужно?
***
-Привет! – Николь улыбнулась. – Ты к нам?
-Доброе утро. Да, к твоему отцу…
Я заметил, что она одела зимнюю курточку и держала в руках шапку.
-Ты куда-то уходишь?
Девушка кивнула:
-Ага. Нужно кое с чем тёте помочь, а потом с друзьями куда-нибудь сходим, - она наклонилась, чтобы обуть ботинки. – Пошли с нами. Будет весело.
-О, нет, ты же знаешь, что…
-Да ладно тебе, пойдём! – Она подняла голову.
Я встретил её глаза… - какие же всё-таки хорошие у неё глаза! – и сдался:
-Ну, ладно… Посмотрим.
Я спустился к Джиму в лабораторию. Большое помещение, располагавшееся прямо под домом. Когда-то это был просто подвал, как я уже, наверное, говорил. Учёный расширил его, правда, для этого пришлось переделать систему отопления, водоснабжения, да и с канализационными трубами довелось помучаться.
Стены и потолок были бело-серые. У самой широкой стены располагалась в ряд различная аппаратура, какую даже по телевизору нельзя было увидеть. К этой же стене прилегала огромная многоярусная полка, где лежала техника размером поменьше, средний ярус занимало то, что находилось в разработке.
В дальнем углу стоял электронный микроскоп. Рядом с ним – стол, на нём - тоже микроскопы. Напротив – огромная установка из новейших компьютеров, мониторов… Честно – я не очень хорошо разбираюсь в технике. Даже за компьютером не пробовал работать.
Помимо Джима в лаборатории находился ещё один учёный, негр, судя по всему, его коллега. Я пару раз видел его, но не был знаком лично.
Джим приветствовал меня:
-Заходи, Макс. Знакомься – это Джон Фишер, замечательный эксперт в области медицины. У Джона золотые руки, не так ли, Джо?
Джон, сдержанно улыбнулся и кивнул. Он был немного моложе Гарднера, в чертах лица читались твёрдость и уверенность в своих силах. Но не самонадеянность. Фишер мне понравился.
-Макс Уисдем, - я протянул ему руку.
-Рад знакомству, - Джон, пожимая, потряс её, после чего добавил. – Что ж, мне, к сожалению, пора. Дела… Джим, не забудь позвонить мне вечером.
-Да, конечно. Не беспокойся.
Фишер повесил белый халат на вешалку и скрылся на лестнице.
-Он не просто хороший учёный, но и замечательный хирург, - Джим, постукивая протезом, прошёлся по лаборатории. – Я бы сказал, передовой, но пока мало кто об этом знает.
Я почему-то вспомнил слова Инес.
-Но, несмотря на то, что об этом кто-то не знает, он всё равно таковым остаётся, верно?
Джим взял со стола несколько листов бумаги, скреплённых скрепкой.
-Я вчера кое над чем поразмыслил, наметил себе какой-то план…
Наверху закрылась входная дверь – это Фишер вышел из дома.
-…У меня есть несколько догадок. Но это пока ничто. Поэтому…
-Какие, например, догадки? – оборвал его я.
Джим на мгновение задумался.
-Ну, к примеру... Если попробовать подействовать на твой организм колхицином?
-Разрушить клеточные центры?
Он кивнул.
-Вроде того. Микротрубочки веретена деления. Я не знаю, в чём именно заключается причина твоего… хммм… бессмертия, но это, я более чем уверен, связанно именно с какими-то изменениями в процессе деления клеток. Твоя сверхрегенеративная способность свидетельствует именно об этом.
-И это меня убьёт?
-Вполне возможно. Я не могу гарантировать, но... ты можешь попробовать, если хочешь.
-Я, кажется, никогда не пробовал ядов, нарушающих клеточный цикл. Как я не додумался...
Джим развернулся к компьютеру.
-Кстати, вполне можно попробывать и другие яды. Винбластин. Или даже этопозид.
-Аценафтен? – предположил я.
-Нет, - учёный покачал головой. – Этот вряд ли, он на животные ткани не действует. Можно провести небольшой эксперимент. Взять у тебя несколько образцов ткани, поместить их на питательные среды и воздействовать различными ядами. Посмотрим, что из этого выйдет. Что скажешь на это?
Что тут было думать.
-Я согласен, Джим. Я согласен.
И тут-то я только подумал о том, каково же это будет – взять образцы моих тканей. Я ведь понятия не имел, как они себя поведут.
---
Мы с Джимом порядком помучались, но эти чёртовы образцы получили. Стоит ли мне говорить, что не было у меня никакой анестезии, а образцы были отнюдь не маленькими? И что для того, чтобы взять у меня кровь, палец прокалывать было бессмысленно – рана заживала ещё до того, как успевала показаться хотя бы алая капелька.
---
Я потирал локоть, на котором несколько секунд назад зияла огромная рана. Боль прошла, но на месте вновь образовавшихся клеток ощущалось лёгкое покалывание.
-Ну вот и всё… - Гарднер с облегчением вздохнул. – А я уж думал позвать Фишера на помощь.
Я насторожился.
-Фишера? Джим, он, кажется, неплохой парень, но…
-…но тебе бы не хотелось чувствовать себя подопытной крысой? – предположил учёный.
-Это само собой. Хотя я по сути таковой и являюсь. Дело вот в чём: тебе я доверяю, а с Фишером едва знаком.
Джим почесал свои кудри.
-Видишь ли, Джону доверяю я. Если я попрошу тебя ему доверять, ты сможешь?
-Не знаю, Джим. Просто…
-Я понял. Дело в том, что мне нужна будет помощь, если всё получится, что бы ввести в тебя яд.
-Какой ещё яд?
От неожиданности мы с Джимом вздрогнули и обернулись. В дверном проёме, ведущему к лестнице, стояла Николь.