Визит к проктологу

Юрий Овтин
Юрий Овтин

Визит к проктологу

Рассказ

(Кавказский дневник)

То, что история эта приключилась со мною именно в горах Северного Кавказа, я считаю чистейшей случайностью, не видя здесь никакой закономерности. И все же …
Отдыхая в санатории, в Пятигорске, где главным врачом работал мой хороший знакомый, Александр Иванович, в один из выходных дней я решил поехать с экскурсией на гору Казбек.
Поездка предстояла неблизкая и нелегкая.
Военно-Грузинская дорога, по которой нам предстояло добраться до Казбека петляла среди суровых горных отрогов, где постоянно случались камнепады и обвалы горной породы.
Порой мне казалось, что именно об этих местах Владимир Высоцкий написал одну из своих самых проникновенных песен:
- Здесь Вам не равнина,
Здесь климат иной.
Идут лавины одна за одной
И здесь за камнепадом ревет камнепад …
Суровая красота гор заставляла по-новому переосмыслить окружающий мир и ощущать себя песчинкой мироздания. Конечным пунктом нашей поездки было селение Казбеги (сейчас ему вернули прежнее название – Степанцминда), расположенное по краю довольно пологого ущелья, на высоте более 3,5 км.
По приезду, автобус остановился на небольшой площади и экскурсовод повел желающих на пешую экскурсию. Тем же, кто хотел полюбоваться достопримечательностями самостоятельно, предоставлялось 1,5 часа свободного времени.
Я решил не спеша осмотреться сам. За мной увязались два моих соседа по санаторному корпусу. Вначале мы вдоволь нафотографировали, отчетливо выступающую на ярко-синем небе, контрастную, почти черную вершину красавца-пятитысячника Казбека, высочайшей горы Северного Кавказа, а затем неспеша побрели по селению.
Собственно говоря, поселок Казбеги представлял собой длинную, полуторакилометровую улицу, помпезно названную проспектом  Сталина.
Мы вошли в хлебную лавку, чтобы попробовать местного хлеба. В просторном помещении на стене висел большой  портер Генералиссимуса, изрядно загаженный мухами.
Тут же под потолком, на электрической лампочке была подвешена закрученная клейкая лента, усеянная множеством погибших в адских мучениях мух, словно понесших за содеянное заслуженную суровую кару.
За прилавком стояла дородная усатая грузинка.
Хлеб здесь выпекали большими пятикилограммовыми караваями и продавали на вес. Мы попросили отрезать каждому из нас по килограммовому куску. Хлеб был свежий и очень вкусный с поджаренной хрустящей корочкой. Довольные мы побрели дальше. Возле райотдела милиции на ступеньках сидел небритый страж порядка с погонами младшего сержанта и небрежно крутил на указательном пальце пистолет.
- Гомарджоба! – приветственно обратился я к нему. – Кацо, подскажи, как нам пройти к винному магазину?
Он мельком взглянул на меня и махнул пистолетом в нужную сторону.
Около винного магазина стояли два «жигуленка», в багажники которых бородатые мужики грузили ящики с бутылочным вином.
Мы зашли в магазин. Несмотря на «сухой закон» (на календаре стоял 1988 год) прилавки поражали разнообразием ассортимента.
Осмотревшись и не увидев то, что мне было нужно, я обратился к продавцу:
- Кацо, а почему я не вижу у тебя «Хванчкару»?
- А что, тебе мало того, что есть? – совсем по-одесски, вопросом на вопрос ответил он.
- Двадцать четыре сорта вина: «Цинандали», «Саперави», «Мукузани», «Киндзмараули» - выбирай, что хочешь!
- Кацо, я хочу несколько бутылок «Хванчкары», специально приехал за ней из Одессы, я тебя отблагодарю, - не отступал я от продавца.
- Ничем не могу, брат, помочь, - с видимым огорчением ответил тот, - сами давно не пили. Вся «Хванчкара» идет на экспорт. Бери «Киндзмараули», ничем не хуже «Хванчкары».
Я, однако, купил пять бутылок «Мукузани», а «Киндзмараули», внимая совету продавца, купили мои спутники.
- Быть впервые в городе и не побывать на местном рынке – значит не увидеть ничего, - сформулировал я план наших дальнейших действий и мы расспросив продавца, как туда пройти, продолжили свой шоппинг.
Увы, маленький рынок был полупустой. Не более пяти человек торговали овечьей брынзой и сушеными хурмой и корольками.
Из всех продавцов мое внимание привлек старик, который с непонятным любопытством исподлобья разглядывавший нас.
- А ну, скажи-ка нам, дед, - мы подошли к нему поближе, - неужели тебе нечего предложить нам, кроме этих сухофруктов, - я указал рукой на сушеную хурму.
 Старик внимательно посмотрел на меня и заговорщицки подмигнув, сказал:
- Есть хорошая наша виноградная водка, чача называется, стакан, двести грамм стоит 5 рублей, не пожалеете.
Мы переглянулись и решили попробовать. Чача была чистой, как слеза, но с характерным сивушным привкусом, не менее шестидесяти градусов крепости.
- Ну что, понравилось, - спросил старик, предлагая закусить сушеным корольком. – Повторять будем?
Но мы поблагодарили старика и решили взять бутылку чачи с собой. Свежайший горный воздух, пешая прогулка и выпитая чача делали свое дело, нам вдруг захотелось плотно поесть, к тому же и время подходило к обеду…
… На площадь, где стоял автобус, подтянулась с покупками и вся наша группа. Невдалеке друг от друга стояли два мангала, на которых готовился шашлык из баранины. Бородатые шашлычники насаживали на оструганные веточки деревьев четыре-пять небольших кусочков мяса и продавали их по рублю. У мангалов сразу образовались очереди.
Я подошел к одному из них и спросил у шашлычника, смог бы он сделать нам три больших шампура из свинины.
- Зачем тебе, кацо, свинина? – ответил он мне. – Давай я Вам сделаю шашлык из седла барашка, с утра замариновал в вине, клянусь, такого ты еще не пробовал, шампур будет стоить восемь рублей.
Мы посоветовались и согласились.
Шашлычник оказался прав, более вкусного шашлыка я до этого не едал. Мы оттянулись по полной программе, распив под шашлык бутылочку чачи и заполировав ее сначала «Мукузани», а потом и «Киндзмараули».
Обратную дорогу весь наш автобус дружно спал.
… Наутро я проснулся на удивленье свежим и бодрым. Исправно работавший мой кишечник призывно звал в туалет и я вскочил с постели, разминаясь на ходу.
Совершив ежеутреннюю процедуру, прежде чем кинуть в унитаз туалетную бумагу, я задержал на ней свой взгляд и от неожиданности вздрогнул от увиденного алого кровавого пятна.
По спине пробежали мурашки. Такого со мной еще никогда не было. Недолго думая, я помчался к главврачу.
Внимательно выслушав мой сумбурный рассказ, Александр Иванович сказал, что надо обязательно пройти осмотр у проктолога, который будет принимать утром следующего дня.
- Придете за пол часа до начала приема, натощак, я позвоню старшей медсестре и он примет Вас без очереди. – И добавил: - Проктолог у нас опытный, очень знающий врач.
Заметив смятение на моем лице, он внимательно, с улыбкой посмотрел на меня и спросил: - Вы что, никогда у проктолога не были?
- Не-а… - смущенно проблеял я. – А что он будет делать?
- Да ничего страшного, - улыбаясь «успокоил» меня Александр Иванович. – У доктора есть такая небольшая металлическая трубка с зеркальцем, он аккуратненько вставит ее, как это у Вас в Одессе говорят, -  в тухес и посмотрит в зеркальце, что там у Вас случилось. Не бойтесь, не Вы первый, не Вы последний…
- Ну а для себя надо сделать важный вывод, что годы берут свое и «брать на грудь» как раньше уже нельзя, со спиртным себя надо ограничивать. Считайте, что свою цистерну Вы уже выпили…
На следующее утро ровно в назначенное время я как штык прибыл в лечебный корпус, где принимал проктолог.
До начала приема было еще более получаса, тем не менее, в коридоре уже находилось не менее тридцати женщин.
И хотя я был немного взволнован тем, что предстояло испытать, от моего внимания не ускользнуло, что женщины все были накрашены и хорошо одеты, как будто пришли на какой-то праздничный раут, а не на прием к врачу. В коридоре стоял густой смешанный запах дорогих французских духов.
Вдруг открылась одна из дверей, из нее вышла здоровенная бабища в клеенчатом переднике и громко гаркнула мою фамилию.
От неожиданности я вздрогнул и шагнул за ней в кабинет.
- Ну что стоишь, как пень? – голос у нее был, как у нашего старшины роты в армии, - живо снимай штаны и ложись на кушетку.
- А что будем делать? – заискивающе спросил я ее.
- Ты,  что ж это, соколик, впервой?, - голосила бабища. – Сейчас вставим в задницу тебе шланг и будем минеральной водой промывать кишечник.
- И сколько же воды надо будет влить? – любопытствовал я укладываясь на боку и поджимая колени.
- Да  сколько сможешь вытерпеть.
- Но все-таки? Есть же у Вас наверное и свои рекордсмены? – продолжал донимать я ее.
- Ну, был один мужик, так тот целых три литра принял. Вот смотри сюда, - и она показала мне на большую, не менее пятидесяти литров емкость наполненную водой, с делениями и цифрами, от которой ко мне тянулся шланг…
… При объеме 1,7 литра воды, поступившей ко мне в кишечник, я закричал нечеловеческим голосом.
- Сейчас, касатик, - пробасила тетка и освободив меня от шланга, сказала ласково:  - Иди в туалет, очищайся…
… Казалось никогда в жизни я не испытывал такого облегчения, освобождаясь от насильственно закаченной в меня минеральной воды.
Вдруг из-за дверей я опять услышал свою фамилию. Женский голос, очевидно медицинской сестры, призывал меня немедленно зайти в кабинет врача.
Не закончив до конца свою процедуру очищения кишечника и кое-как справившись с волнением, я под внимательным и оценивающим взглядом ожидавших в коридоре женщин, - что это еще за гусь такой, что впереди паровоза? - затаив дыхание зашел в кабинет к  проктологу.
За письменным столом в белоснежном итальянском халате и колпаке сидел чернобородый красавец-мужчина кавказского типа. На его руках на всех пальцах были нанизаны, как у падишаха, разнообразные драгоценные кольца и перстни, переливавшиеся на солнце всеми цветами радуги.
Я не отрываясь, смотрел на него, как обезьяна, загипнотизированная удавом в сказке Киплинга.
- Ну что, так и будем стоять? – вывела меня медсестра из состояния шока.
- А что надо делать? – смущенно промямлил я.
- Снять штаны, подойти к станку, нагнуться и раздвинуть ягодицы, - скомандовала она.
Слегка пошатываясь от волнения, я выполнил ее команду и ко мне сзади подошел доктор, неожиданно оказавшийся невысокого роста.
… Глядя в зеркальце своего прибора, доктор что-то диктовал для записи медицинской сестре и закончив осмотр со словами: - Ничего страшного, - вытащил из меня свою металлическую трубку.
То, что произошло потом, заставило содрогнуться всех присутствовавших в кабинете.
Избавившись от насильственно введенного в нее инородного тела, моя свободолюбивая прямая кишка изрыгнула фонтаном на доктора со страшными и, как мне показалось, громовыми раскатами остаток содержимого моего кишечника, от которого до конца не дала мне освободиться в туалете торопившая меня медицинская сестра.
Я обернулся и оцепенел. И лицо доктора, и его борода и усы, и белоснежные халат и колпак и даже блестящая металлическая трубка,  виновница происшедшего, которую он держал в руках, я это видел отчетливо, - все это было густо усеяно ярким янтарным конфетти моих экскрементов. Руки же проктолога, с нанизанными на пальцах кольцами и перстнями с драгоценными каменьями дрожали так мелко и часто, как будто он не первый год страдал болезнью Паркинсона…
Достав пятидесятирублевую купюру, я сунул ее доктору в нагрудный карман его халата и со словами: - Скажите санитаркам, пусть хорошо постирают, со мной такое впервые, - пулей выскочил из кабинета…
… К огорчению ожидавших женщин, прием проктолога в тот день, фактически, так и не начавшись был отменен, как объявила им медсестра, по техническим причинам и что было сущей правдой.
А я, в оставшиеся до отъезда домой дни, проходя мимо женского санаторного корпуса, часто ловил на себе любопытные и удивленные женские взгляды…