Это наш кладовщик. Вообще – то он Толик. Но ходит в такой шапочке, и таких круглых очках, а глазки у него так хитро блестят, что всем сразу понятно, – Изя. Когда он пьяный, это что – то. Он и так – то за сумасшедшего сойдет, а уж если выпьет, спектакль обеспечен. Его послушать, так у него чуть ли не сам президент в друзьях ходит. И где он только не был, и кем только не работал. Только что в космос не летал. И то, полет в последний момент отменили, из – за того что директор ЦУПа узнал, что Изя соблазнил его жену, любовницу, и дочь заодно. Как – то после очередной рюмки он опять расхвастался, и показывал снятые на телефон, свои любовные утехи с одной знакомой женщиной.
Ну, мужики загорелись, и он их всех повез к ней, знакомиться. Поехали на его «ОКУшке». Такая небольшая коробочка на колесах, четверо туда еле влезли. По дороге Изя предупредил, что едут они как – бы строить забор, а там, ненароком, ненавязчиво, можно будет и познакомиться. Мужики заверили его, что все будет очень культурно, в рамках приличий. Что они, дикие, что ли какие. По дороге несколько раз останавливались, разливали, пили.
Когда Изин рыдван доплюхал до места, Димка первым выкарабкался наружу, и с ходу заорал:
- Кого тут драть?
А Вовка, выползая следом, радостно, и очень громко подтвердил, что они трахают все, что шевелиться. Другой Вовка, Вован, был потрезвей, и вылез молча. Изя вышел последним, и представил их. Хозяйка спряталась за Изю, и, глядя из – за его спины кроличьими глазами, испуганно объявила, что любит она только Толика, и, ни за что ему не изменит. Изя потом, довольно улыбаясь, говорил , что таких слов в жизни от нее не слышал. Гвардейцы почесали репы, и пошли строить забор. Изя показал им, откуда, и куда таскать кубики. Они взяли кто, сколько смог, и потащили. Стаканищев принес один кубик, вернулся, взял еще два, понес их. На полдороге ему показалось тяжело, он бросил кубики на землю, и возмутился:
- Мы сюда что, работать приехали, или чего? Пошли водку пить!
Все тут же побросали, у кого, что было в руках, и пошли за стол.
После первого пузыря Димка вспомнил, зачем они приехали. Уперся в хозяйку окосевшим взглядом, и заявил:
- А я тебя хочу.
Хозяйка прижалась к Изе, и снова залепетала, о своей необыкновенной любви к Толику. Тот сидел, довольный донельзя. Гвардейцы задумались. Наконец Вовка решил:
- Ладно. Тебя не будем. Давай адрес подруги. Ее драть поедем.
Обрадованная женщина тут же дала адрес, написала на бумажке телефон, и как звать подругу.
Поехали к подруге. Но той почему – то не оказалось дома. Дверь открыл какой – то хмурый мужик, сказал, что он муж, и спросил, - чего надо?
Компания приуныла, помялась немного, и ретировалась.
Но праздник надо было как – то продолжать, и они поехали к Изе.
Сидели у него во дворе, за большим, покосившимся столом. По двору бегали куры, и Изина жена. Она загоняла кур в курятник, чтобы не мешали гостям. Ей сказали, чтобы она не беспокоилась, и усадили за стол. Сначала, она не хотела пить, смотрела на Изю обреченно – усталыми глазами, молчала, и только осуждающе качала головой. Но после того, как пропустила несколько рюмок, развеселилась, просила, чтобы никто не уходил, будем гулять до утра, и будут танцы. Потом она расчувствовалась, притащила из дома альбом с фотографиями, и показывала Вовану, какая она была красивая в молодости. А захмелевший Изя, тем временем водил гостей по одному в дом, и там, под большим секретом , показывал всем на компьютере голые сиськи своей жены. Он вскоре, пошел вразнос, кричал жене, что она больше ему не нужна, у него теперь ребята есть, он их любить будет. Скинул с себя рубашку и брюки, в одних трусах залез на капот старого запорожца, что стоял у него во дворе, и отплясывал там какие - то зажигательные танцы. Когда он угомонился, его утащили в дом, и уложили, на диване.
А праздник продолжался. Вовка взял на руки разомлевшую Изину жену, и понес в спальню. Но по дороге он ее уронил, и упал сам. Та завизжала, вскочила, пнула Вовку ногой, стала кричать, что все сволочи, мерзавцы, негодяи, и всех прогнала.
Утром Изя был злой как черт. Обвинял мужиков в том, что они хотели поиметь его жену, и никого не желал похмелять. Его уверяли, что ни у кого даже в мыслях ничего подобного не было, ему все приснилось, и он совершенно напрасно беспокоиться. В конце концов он дал себя убедить, всех простил, и достал из – под стола канистру с самопальным коньяком. Мужики сидели в его каморке, пили его коньяк, и хитро перемигивались у него за спиной.