(В основу рассказа легло письмо пенсионера Н.Г.Короткова, разыскивающего место захоронения своего дяди, погибшего недалеко от хутора Грузинова Морозовского района).
В красивом уральском селе Верхние Таволги, на берегу небольшой полноводной речки, в просторном доме родились у Федоры Варфоломеевны Коротковой один за другим пятеро сыновей. Жили небогато, но дружно - работящие были парни. Рано умер глава семьи, но горе только сплотило родных. Вместе преодолевали жизненные пороги, играли старшим свадьбу, помогали младшим с учебой.
Весть о войне, черным вороном прилетевшая за Урал тихим летним утром, изменила все.
Также одного за другим проводила старших сыновей, Ермолая и Филиппа, на далекий фронт сразу постаревшая мать. После третьего курса механического техникума добровольцем ушел воевать и Самуил, самый спокойный из всех сыновей.
Самым трудным для матери было ждать сурового вестника-почтальона, приносившего фронтовые треугольнички со скупыми строчками. В душе навек поселился страх получить последнюю весть. Исколов узловатые пальцы, дома шила Федора белые овчинные полушубки для фронта и с утра до ночи молила судьбу уберечь ее детей. Не вымолила!
Филипп погиб у озера Селигер при обороне Москвы в октябре 1941 года. Самый старший, Ермолай, январским утром 43-го пошел в последнюю свою атаку под Великими Луками, так и не узнав, что десятью днями раньше сложил под далеким Морозовском голову гвардеец Самуил Коротков...
…Бледно-желтое туманное пятно горящей лучины дрожало и расплывалось. Слезы капали на грубые стежки, высыхая на теплой овчине. «Ах, Филипп, Филипп, горюшко мое горькое, соколик мой горемычный, оставил родной дом, навеки покинул», - не плач, а стон уже тянулся вслед за иголкой. Не видела Федора белого полушубка, черная тень похоронки стояла в глазах. Опомнилась, когда кумачовая капля из пораненного пальца застыла на светлом отвороте одежды, предназначенной для бойцов. Закончив сшивать куски овчины, попыталась счистить кровь, но рыжее пятно осталось, напоминая о потерянном сыне.
Утром готовые полушубки и варежки по железной дороге были отправлены из уральского тыла на фронт...
… Ветер рвал измочаленные, от свирепого мороза ломкие ветки обнаженных деревьев, трепал седые от инея ли, от утихшего боя бороды, усы, ресницы людей. Над рядами бойцов - глухое хлопанье рук, топот ног - греется народ как может. Но недовольства нет - ведь минуты тишины, редкого отдыха, пусть мороз: мы-то привычные, а немцам каково?
- Беги, Коротков, наша очередь утепляться подошла, - на ходу крикнул Самуилу знакомый боец...
- Ишь, как ладно, - оглаживал овчинный полушубок гвардеец. - Теплый какой! И белый, на снегу немчура не заметит, вовремя к наступлению подоспели.
Только вот наверное с раненого бойца снят или с убитого, - коротко перекрестился Самуил, разглядывая порыжевшее пятнышко на отвороте. - Ну да ладно, еще послужим Отечеству!
Много зимних километров прошел в белом полушубке Самуил Коротков, участвуя в боях, и много раз материнская кровь будто уводила смерть в сторону. Но в одном из самых жестоких сражений на сталинградском направлении в последний раз упал на землю гвардеец, заалели полушубок и снег причудливыми цветками, и не понять было уже, где чья кровь. Лишь пальцы в пронзительном порыве - жить, жить, изо всех сил жить - погладили ставшую вдруг яркой блеклую рыжину на полушубке и замерли...
...И без сил опустилась на снег, словно мертвая, седая Федора, выронив из ослабевших вдруг рук ведро с водой. И выплакавшие все слезы сухие глаза безумно смотрели на свинцовое, близко надвинувшееся, небо.