Гибель Титаника

 Гибель Титаника 
    Во времена смутные и непонятные и в то же время многообещающие, когда многие рубцовчане представляли нарождающийся капитализм, как всеобщее благоденствие, зазывает как-то директор небольшого предприятия Бориса Ольшанского в свой кабинет. Усадил гостя на почетное место, достал коньяк, наполнил две маленькие рюмочки и предложил выпить. Сглотнув  свою порцию, директор Станислав Николаевич  Дуракот зачмокал толстыми губами:
  – Хороший коньяк! Дорогой! – разглядывая, пустую рюмку, изрек хозяин кабинета и добавил. – А, мы с тобой люди бедные!..
  Помолчав немного, он продолжил:
  – Я давно к тебе приглядываюсь, Ольшанский! Парень ты умный, надежный. Вроде бы из дворянского сословия?..
  – Да, мои предки по отцовской линии были священниками! Прадед – архиепископ, расстрелян в 37 году, – ответил гость.
  – Вот я и говорю, ты человек надежный. Не то, что мои подчиненные, сплошь воры и пьяницы!.. Не на кого опереться…
  Скупая директорская длань змеей поползла к бутылке коньяка и уперлась в незримую преграду, за которой два извечных порока «скупость» и «расточительство» схватились в непримиримой борьбе. Скупость победила: Станислав Николаевич спрятал бутылку в шкаф и ощерился:
  – Послушай, Ольшанский! – вкрадчиво залепетал хозяин кабинета. – Не открыть ли нам в центре города магазин?!.. Помещение имеется. Условия самые, надо сказать, недурственные.    Руководить магазином будешь ты, но принадлежать он будет мне. Торгуй чем хочешь, полная тебе свобода!..  Денежки на обустройство магазина мы с тобой найдем.
   Борис Ольшанский не ожидал такого странного разворота событий. Направляясь на встречу с Дуракотом, он думал о чем угодно и не предполагал, что ему будет предложено устроить магазин. Так сказать «возродить из ничего»… Молодой человек быстренько прикинул в уме, во сколько обойдется директорская затея. По самым скромным подсчетам набегало тысяч триста: «Это как минимум!» – подумал он.
   – Есть тут один председатель садоводческого товарищества, некто Воблин, – продолжил излагать бизнес-план Станислав Николаевич. – Он может предоставить 300 тысяч рублей на три месяца.
   «Старый хрен читает мысли» – промелькнуло в голове молодого человека.
   – Деньги ты получишь якобы на отсыпку дороги от центральной трассы до правления сада. Но отсыпать ничего не будешь! Через три месяца вернешь председателю 330 тысяч наличными. Понял? За три месяца ты обернешь эти денежки много раз, как вареник в сметане, и у тебя очистится, о-го-го! Не меньше миллиона! Видишь как все легко и просто, и комар (налоговая) носа не подточит!..
   План Дуракота выглядел до наивности просто. Сговорившись с председателем Воблиным, он выступал в качестве посредника, который ничем не рискует и не несет никаких затрат. Ольшанский по его плану должен взять деньги под залог собственного имущества и, раскрутив магазинный маховик, превратить торговую точку в прибыльное предприятие.
   – Я буду владелец. Ты будешь совладелец, компаньон. Ну, что согласен?.. Мы его потом акционируем!… – повторил заманчивое предложение хозяин будущего магазина.
   Что такое «совладелец» и как будет выглядеть «акционируем потом», для Ольшанского было не совсем ясно. Но, кто в начале 90-х годов вникал в тонкости премудрого рыночного механизма? В те времена многие очертя голову бросались в самые сомнительные аферы. Впутывались в такие разорительные авантюры, что в короткий срок лишались всех сбережений, были выброшены на улицу и вынуждены скрываться от кредиторов. Для получения первоначального (стартового) капитала закладывалось всё: автомобили, жилье; казалось, за наличные деньги можно было заложить душу дьяволу, но не было подходящего случая.
   «Выгодное или невыгодное предложение? – размышлял Борис. – Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское» – решил он. И они вдарили по рукам.
  …Председатель садоводческого товарищества Воблин при двух свидетелях, на отсыпку дороги, выложил оговоренную сумму. Залогом являлся новенький автомобиль Жигули-пятёрка, который Борис совсем недавно пригнал из Новокузнецка.  Воблин, получив расписку, пожелал успеха в дорожном строительстве. Он знал, что отсыпать дорогу никто не будет. А через денек другой, в центре города вылупился еще один новенький магазинчик с невзрачной вывеской «Магазин на Бульваре». Магазин располагался в пустующих комнатах бывшей городской «Технической библиотеке»; комнаты обширные, потолки высокие. Место это жителям города было хорошо известно.
   Ольшанский проявил чудеса находчивости и предпринимательства. Как мартышки с баобаба посыпались поставщики товаров. За три месяца, что были отпущены на прокручивание денежных средств, Борис на одной водке, шоколадных конфетах и славгородской шампуни, утроил капитал! Прибыль росла как на дрожжах. Деньги наворачивались, словно снежный ком, пущенный с горы.
«Магазин на Бульваре» быстро завоевал сердца горожан. Люди, проживающие в этом районе, охотно доставали кошельки и, без сожаления расставались со своими кровными. Их привлекали низкие цены. Магазин процветал и вскоре невзрачную вывеску, написанную рукой нетрезвого художника, заменили неоновыми буквами с бегущими огнями.
   Директор не ошибся в своем выборе.
   «Широко шагает отпрыск расстрелянного святого, – размышлял Станислав Николаевич. – Ловко у него всё получается! Этот Ольшанский меня озолотит», – довольный потирал он руки.  Но где-то в тенетах директорской души ютилось чуть заметное беспокойство, о судьбе надвигающегося богатства. Что-то подсказывало ему, что нужно держать ухо востро с преуспевающим «совладельцем» магазина. Быть начеку! Бывший парторг и перевертыш Дуракот в людях видел только плохое. Он возглавлял в городе партию демократического толка, где её члены жили скорей по понятиям, чем по закону и Уставу партии. Признавая только свой заумный авторитет, Дуракот не признавал ничьих мнений; он постоянно погружался в бесконечные размышления, просчитывая многочисленные комбинации, как бы он поступил, находясь на месте того или другого человека. Вот и сейчас, решая сложную задачу, директор пытался представить себя на месте Ольшанского. Влезть в его шкуру, вычислить и предугадать, где и когда молодой человек обдурит своего благодетеля. Директор желал знать: о чём думает «совладелец», какие строит планы на будущее, находясь в постели, ну скажем с его секретаршей  Бухариной Мариной Чан…

   В стране была объявлена поспешная ваучерная приватизация. Но четкого, ясного механизма перехода в новую экономическую систему власть не придумала. Получилось как всегда, - промышленность развалилась, и народ остался не удел. Воровство и спекуляция для большинства горожан стали единственным источником доходов. Те, кто половчей, за бесценок скупали всё, что попадало в руки и, подыскав выгодного покупателя, перепродавали с барышом. Приватизационные чеки-ваучеры, которые по замыслу должны были стоить по два автомобиля «Волга», рубцовчане отдавали за шесть бутылок водки или по 1200 рублей за штуку.
    В надежде выкупить в собственность какое-нибудь строение или участок земли, предприимчивые граждане скупали приватизационные чеки и выжидали, когда долгожданный рыночный механизм заработает. Городские чиновники за аренду предоставленных помещений драли с деловых людей три шкуры, гробили любое начинание на корню. Нарождающийся средний класс стонал под их игом, отваливая львиную долю от прибыли.
   Ольшанский не раз высказывал директору мысль о необходимости на паях (50 х 50) приобрести в собственность помещение, где располагался «Магазин на Бульваре». Но бывший парторг – кандидат технических наук отмалчивался. Он имел совсем другие планы на будущее, в которых молодому человеку не было никакого места.
   Дуракота мучила зависть:
«Как так, получается?! – брюзжал он. – В моем магазине товара на сотни тысяч рублей! Вертятся сумасшедшие деньги, а в бухгалтерии ничего не оприходовано!.. Крутятся подозрительные субъекты. Они что-то привозят, выгружают из «шиньона»: коробки, ящики, снова загружают… Кто такие?.. Ни здрасте, ни до свидание!..  А ведь я законный владелец, но потрогать, понюхать и подсчитать свои денежки не могу! – сетовал хозяин магазина. – Говорят, деньги не пахнут?! Еще как пахнут! И запах этот самый лучший на свете…»
   Внезапно свалившаяся в начале 90-х годов свобода, не имела ограничений. Многих засосало в болото безрассудного стяжательства.
   Дуракот для решения «квартирного вопроса», за счет предприятия приобрел двухэтажное строение детского садика. Но подчиненным показал шиш, всё помещение забрал себе. Вечерами он, как привидение, бродил по пустующим комнатам и мысленно обустраивал принадлежавший ему дворец. Его бессловесная жена плелась сзади, всплескивая руками, причитала:
   – Батюшки свет, куда столько места? Телиться что ли?
   Бывший парторг выкинул на помойку «первоисточники» – запылившиеся тома Маркса, Энгельса,  Ленина. И решил, что если есть Бог, то он – Дуракот, его избранник. «Избранник должен жить хорошо». Облезлые крепостные стены бывшего детского садика экс-парторг задумал украсить бесценными творениями Рублева и картинами художников-диссидентов.
   – Россия обречена, быть богатой! – часто повторял он избитую фразу. Но в сознании бывшего парторга никакой «богатой России» не фигурировало и не маячило. Прослеживался только бесценный его образ – пышущий здоровьем, преуспевающий, довольный жизнью. А всё, что вокруг и рядом с ним, всё должно работать на его благо. На его успех. И никаких компаньонов и маломальских претендентов рядом не должно быть. Не должно быть и «совладельцев».
   Помещение «Технической библиотеки», в котором располагался «Магазин на Бульваре», директору Дуракоту досталось в наследство от щедрых советских времен. Это помещение занимало весь первый этаж кирпичного жилого дома. Когда началась экономическая смута, директор из шкуры лез, чтобы оттяпать лакомый кусок, забрать в собственность весь первый этаж здания. Но городские чиновники и не думали легко расставаться с завидной кубатурой. Пришлось попотеть, раскошелиться на взятку, и подключить лучшего юриста. С горем пополам новый собственник отвоевал большую часть первого этажа в аренду сроком на десять лет. Арендная плата была не обременительная, небольшая. Но кто знает, куда власть завернет и что на уме у чиновников, арендодателей. И что на уме у «совладельца» Ольшанского?  «Все еще может вернуться на круги своя!..»
   Директора мучило самолюбие. Он вдруг почувствовал всеми чешуйками своей души, что его, как руководителя предприятия, оттесняют на второй план. В «Магазин на Бульваре» повадились известные в городе личности: депутаты, общественники, налоговики и прочие деятели. А однажды заявился криминальный авторитет Леха Шелих!..
   Ольшанского постоянно требовали к телефону, разыскивали, спрашивали: где он, куда ушел, и когда будет? С его участием решались срочные дела, он был нужен всем. Казалось без него (без Ольшанского) всё остановится и перестанет существовать.
   Дуракота душила ревность: «Со мною видно никто считаться не желает? – задавал себе очередной раз волнующий вопрос хозяин магазина. И в очередной раз внутренний голос, как тайный советник шептал на тугое директорское ухо: «Прогони к чертовой бабушке потомка репрессированного святоши! Избавься от Ольшанского, как можно быстрее. Или потеряешь магазин, останешься с носом!» Но ум руководителя предприятия протестовал: «Резать курицу, несущую золотые яйца? Это неразумно! – упирался Дуракот. – С Ольшанским хоть и общаются некоторые известные деятели, но на более высоком уровне признается только мой авторитет!.. Выгнать, я всегда успею. Нужен повод, так сказать голый компромат!.. А не подложить ли «компаньону» в постель Маринку Бухарину?! Она всё разнюхает!...»
   От такой мысли директора перекосило. Он сморщился, как от зубной боли. В его воображении мгновенно возникло видение постельной оргии, где Марина (его Марина) занималась любовью с каким-то мужчиной: «Бр-р-р…» – издал недовольный звук бывший парторг и кандидат наук.
   – Я что с ней в церкви обвенчался, что ли?!. Она шлюха всенародная, – сделал неожиданное для себя заключение Станислав Николаевич.

    Марина Бухарина, беременела как кошка.
    «Да ты, что язви её в душу?!.. Предохраняйся что ли!.. Столько младенцев загубила», – приговаривал Станислав Николаевич, отсчитывая кругленькую сумму на очередной аборт. 
   С Бухариной директор познакомился в неврологии, в стационаре во времена ГКЧП, когда проходил реабилитацию после трепанации черепа. Дуракот обратил тогда внимание на сестру-хозяйку Марину с упругими бёдрами и хищным взглядом, способную удовлетворить ненасытного Лаврентия Берию. Сестра-хозяйка, как комендант концлагеря ежедневно обходила палаты, примечая хозяйским глазом состояние помещений. В коротеньком халатике с единственной пуговицей, изгибаясь как в эротическом шоу, она заглядывала во все углы и шхеры и находила то, чего в стационаре отродясь не бывало. Но самым главным ее недостатком были сплетни и доносительство.
   …Старшей медсестре – Бухарина доносила на постовых сестер и санитарочек; лечащим врачам стучала на старшую медсестру, на работников регистратуры и на завхоза. Главному врачу  Мариночка нашептывала на весь медицинский персонал, включая поварих и профсоюзного лидера. Она стучала профессионально и с вдохновением, можно сказать с любовью. В коллективе знали эту её слабость и держали языки за зубами. А, когда сестра-хозяйка изъявила желание уволиться, то об этом никто не пожалел. И даже главный врач, с которым она была в интимной связи, подписывая заявление на увольнение, сухо спросил:– Куда ты теперь?..
    А отправляться ей было куда. Дуракот обещал Бухариной оклад вдвое больше…

   Любви все возрасты покорны. В этом Бухарина Марина Чан не сомневалась никогда. Под любовью она, конечно, понимала обыкновенную страсть, которую испытывала к большинству представителей сильного пола. Внизу живота, у нее в такие минуты, растекалось тепло, как будто в районе пупка проводили паяльной лампой. И красивые, непослушные ноги сами вели к объекту вожделения. Так было всегда.
   Так было и на этот раз. Ноги сами привели её в помещение магазина, где находился Ольшанский.
   – Привет, новый русский! – обратилась секретарь-референт к молодому человеку.
   – Марина Чан?! Здравствуйте, – улыбаясь, ответил Ольшанский. – Как ваши дела?
   – Не очень, - ответила она, хмуро, улыбаясь.
   – А что так?
   – Холодильник у меня дома не работает. Ты мастер на все руки. Приди, посмотри…
    – Хорошо, Марина Чан! Я сейчас занят, вечером приду обязательно.
   «Парень чертовски хорош! – сделала небольшое открытие секретарша. – Не женат. Не курит и не пьет. Хороший мальчик, правда, моложе меня на семь лет!.. Но не мужлан, как некоторые кандидаты наук. И нежный!»
   В сознании Марины Чан мгновенно нарисовалась картина недавнего события, когда в узком дверном проходе она случайно столкнулась с этим парнем. Они налетели друг на друга, как влюбленные после долгой разлуки, и неминуемо растянулись бы на бетонном полу, но ловкость, которой обладал этот юноша, уберегла от падения; она, пытаясь устоять на ногах, вцепилась в Ольшанского, а он, сохраняя равновесие, удерживал её, и бумаги, которые пытались разлететься из женских рук. Как дерзко приобнял он её тогда! Стиснул, как любовник в нежном порыве! И страстные приливные волны зарождающегося чувства зажгли внизу живота огонек интимных желаний. «Счастливая та женщина, которую он любит» – подумалось тогда Бухариной.
   О, как ей хочется быть на её месте!..
   Зимний день на Алтае, как брачная ночь, пролетает незаметно. Вот уже студеное солнышко, склоняясь к Западному посёлку, навалилось на корпуса Тракторного завода и, словно пытаясь вдавить ТЭЦ в мёрзлую землю, опускалось ниже и ниже. Город погружался в ночь. В ту таинственную и необходимую часть суток, которая, со времён мироздания, вершит человеческими судьбами: создаёт и разрушает, устраивает перевороты и зачинает новую жизнь, в которой кипят такие фантастические страсти, на фоне которых огненный Везувий кажется жалкой кучкой пепла.
  …Секретарь-референт находилась в волнении и сладостном ожидании любовника. Она была уверена, Ольшанский придет. Это подсказывало чутьё, которое её никогда не обманывало.
    Марина отправила сына к маме, поставила на стол бутылочку коньяка и две рюмки. Шикарная постель, как раскрытая книга летописи любви, ожидала продолжения оргий грехопадения. Тяжелые шторы закрывали окна. В воздухе плавал интимный дух. Сладостное томление, разливаясь по женскому телу, приближалось к критической массе. И в дверь постучали!..
   – Наконец-то! – воскликнула Бухарина и бросилась открывать дверь.
   – Добрый вечер, Марина Чан! Вы, наверно заждались, думали я не приду?! – с порога приветствовал Ольшанский.
   Он вошел в переднюю, неся за собой свежий морозный воздух и бьющую оптимизмом молодость.
   – Ну что ты, Борис?!.. Будь попроще, – заулыбалась хозяйка квартиры, – это на работе я – Марина Чан. Дома можешь называть меня Мариночкой!
   Гость немного опешил, но не растерялся: «Женщина соскучилась по мужской ласке» – решил он.
   Раздеваясь в прихожей и поправляя пышные волосы, Ольшанский заметил, что секретарь-референт была почти голая. Её тело прикрывал тонкий полупрозрачный халатик, сквозь который проглядывали белые груди.
   – Ну-с, показывайте Мариночка, где этот ваш холодильник?! – произнёс мастер, смело разглядывая разголышавшуюся хозяйку.
   – Я только что из ванны! – ответила Бухарина, довольная тем, что ее разглядывают. – А холодильник на месте, ждет специалиста, – лукаво заулыбалась хозяйка и повела гостя на кухню. – Включишь его, он подергается и всё! Продукты на балконе храним, – жалобно прочирикала она, открывая дверцу пустого холодильника.
   Ольшанский запустил руку в ещё нестаренький агрегат и осмотрел опытным взглядом. Проверил всё ли на месте и нашел возможную причину неисправности холодильника. Электрический провод мастеру показался подозрительно гибким и, вероятно был в обрыве. Борис разобрал вилку, потянул за лужёную клемму, она легко выскочила из виниловой оплетки.
   – Ясно в чем дело! – произнес мастер. – Провод на изгибе сломался. С виду целый, внутри обрыв.
    Борис устранил неисправность, вставил вилку в розетку и холодильник заработал.
   – Так быстро? – удивилась хозяйка.
   – Дело мастера боится!  – радостно воскликнул он и пояснил. – Подождать надо минут двадцать, когда агрегат отключится. Чтобы цикл отработал полностью.
   Но Бухарина ждать не хотела. Она ухватила мастера за руку и потянула в ванную комнату.
   – Пусть холодильник отрабатывает, что ему положено! Ты приведи себя в порядок и вымой руки. Вот мыло, вот полотенце. Я жду тебя в спальне!..
   «Какая самоуверенная и нетерпеливая женщина! Спешит поскорее рассчитаться» – подумал мастер, засучивая рукава рубахи.
   …Войдя в спальню, Ольшанский, был потрясен увиденным. Маленькая комната, вопреки всем  законам физики, оказалась фантастических размеров! Стены, образуя тоннель, разбегались в разные стороны и, теряясь вдали, пропадали в бесконечности. Бориса словно молния поразила! Если бы перед ним оказалась женщина с начисто содранной кожей, он не был бы так удивлен увиденным, чем тем, что предстало его глазам.
   …На необъятной, обставленной зеркалами постели, словно обнажённые натурщицы, возлежало бесчисленное количество голых женщин.
   – Вы чем предохраняетесь, Мариночка? – спросил удивленный Борис.
   – Ничем,- ответила она, привлекая его к себе…

   На следующий день секретарь-референт пришла на работу как обычно в 8 часов утра. Крыльцо было очищено от выпавшего ночью снега.
   «Котик у себя, в кабинете, – определила Бухарина. – Он любит с утра пораньше размяться с деревянной лопаткой: почистить крыльцо, прокопать дорожки в снегу. У него это вместо зарядки…»
   Директор действительно сидел за столом и разглядывал бумаги, когда вошла секретарь. Не предложив подчиненной присесть, он уставился на нее сверлящим взглядом.
   – Здравствуй, котик! – радостно проворковала Марина, входя в кабинет.
   Выдержав небольшую паузу и пропустив приветствие мимо ушей, Дуракот выдавил из себя:
   – Ну-с, докладывай, Мата Хари!
   Бухарина, не зная, кто такая Мата Хари, решила обидеться и надуть губки.
   – У меня с Ольшанским ничего такого не было! – не совсем ласково ответила она, выделяя слово «такого».
   – Ну и хорошо, что не было!.. А что было? – продолжая сверлить взглядом, спросил Станислав Николаевич.
   – Да, ничего не было!.. Пришел, починил холодильник и ушел. Поболтали о том, о сем… От выпивки ваш компаньон отказался, – съязвила Бухарина, называя Ольшанского «ваш компаньон».
   Секретарша из кожи лезла, пытаясь изобразить невинную жертву, которую незаслуженно подозревают в смертных грехах. Но бессонная ночь, в объятиях потрясающего любовника, источила актерские дарования. Марина каким-то нижним чутьем почувствовала, что Дуракот не поверит, что между ними «ничего не было». И как бы крепко он не был к ней привязан, может запросто турнуть с работы… «Такое допустить нельзя», – пронеслось в воспаленном мозгу секретаря-референта и она решила переменить тактику:
   – Кстати, Ольшанский скупает ваучеры, у него их целая пачка! – перешла она на доверительный шепот. – Он говорит, что помещение, где располагается магазин, надо обязательно приватизировать. И землю, которая около магазина, тоже надо прибрать к рукам. Весь пустырь вместе с газоном. Летом на этом месте построить пивбар, шашлыки и всё такое прочее,… – выложила Марина, как страшный секрет и умолкла, ожидая похвалу.
   Но похвалы не последовало. Информация, которую раздобыла секретарша, для директора, не была неожиданной. «Компаньон» не раз высказывал планы о расширении деятельности: строительстве пивбара на пустыре и прочее, которое Станислав Николаевич воспринимал как блажь недостойную внимания.  Но на этот раз слова, прозвучавшие из уст Бухариной, насторожили его. «Этот щенок что-то затевает!.. Скупает ваучеры… Что же он собирается с ними делать? – прикидывал в уме Дуракот. – Ведь не существует механизма, через который этими бумажками на территории города можно что-либо получить в собственность. Народные избранники всё подмяли под себя. У них власть и неприкосновенность. Пока взятку не дашь, чёрта лысого тебе, а не помещение! И аппетиты у мздоимцев растут, как грибы – обгоняют инфляцию! Это ж, какую часть надо отдавать от прибыли, чтобы удержаться на плаву? Миллионы?! Но Ольшанский уже ворочает миллионами, и со мной, как видно, делиться не собирается. Ну, что ж, пришло время расстаться с юным предпринимателем и, как можно быстрее. Момент самый подходящий. Компаньон укатил в Новосибирск за очередной партией товара – скатертью дорожка! И пока его нет, бухгалтер проведет опись в магазине, оприходует весь товар. А я составлю контрактик от которого, он будет далеко не в восторге!..»
   Эта мысль взбодрила Станислава Николаевича. Измена секретарши ушла на второй план. Руководитель предприятия почувствовал прилив сил и ясность ума. И хотя не так давно он перенес трепанацию черепа, его интеллект не пострадал, напротив, нейрохирург вместе с опухолью удалил и ту часть мозгового вещества, которая, сообщаясь с миром духовным, взаимодействует с человеческой совестью.
    «Бизнес и совесть – несовместимы», – мог подумать Дуракот, но не подумал.
   Довольный принятым решением о проведении описи в магазине, директор толстыми пальцами поскреб шрам на голом черепе и сконцентрировал внимание на раздражающем его объекте. Бухарина, как побитая кошка, ожидая распоряжения грозного «котика», молча, стояла у двери кабинета. Станиславу Николаевичу не хотелось её видеть. В его душе боролись два чувства. Чувство привязанности к страстной и желанной женщине и чувство брезгливости. Он мысленно представил Марину в постели с другим мужчиной, и в мгновение ока животное чувство собственности захлестнуло воображение! Его внутренний зверь оскалился инстинктом похоти и, как после длительного воздержания, он почувствовал яростное, непреодолимое желание:
   – Закрой дверь на щеколду! – вставая из-за стола, прохрипел Дуракот.
   Он привлек к себе безвольную женщину. Сгреб как медведь, и, бормоча: «Сладенькая ты моя!» стал задирать юбку.
   – …Ну, котик?!. Ну, как?!. – не соглашаясь и не сопротивляясь, щебетала Бухарина, не понимая радоваться ей или печалиться.
   – Что, как?!. Как всегда, – засопел, впадая в оргазм кандидат наук.

                * * *
    Поездка в Новосибирск  всегда бывает утомительной. Межрегиональная автострада А-49 напоминает выеденный голландский сыр. Передвигаться на такой дороге надо было очень внимательно, опасаясь не столько глубоких выбоин, сколько рэкетиров. Пустой УАЗик громыхал как старая телега. В салоне находились трое: водитель Николай Койнов и два брата пассажира. По выезду из Рубцовска, за городом в кустах у Вонючего озера, водитель сделал остановку и заменил бортовые номера:
   – Б-береженого Б-бог б-бережет! – заикаясь изрек Коля, пристраивая чужие номерные знаки.
   – Ты где их взял? – спросил старого дружка пассажир  Борис Ольшанский.
   – Г-где, г-где! К-купил, – ответил водитель. – С-сейчас, в-всё п-прода-ается. М-можно и а-автомат к-купить… Т-только д-деньги да-да-вай..
     Окончание фразы водитель одолел с трудом, умолк, помня, о том, что «молчание – золото».   
    Серо-зеленый видавший виды УАЗ-452 принадлежал второму пассажиру Сергею Брычкову, но капитаном и штурманом «четырехколесной каравеллы» считался ее водитель Койнов. Николай сильно заикался, но, как, ни странно был большой весельчак и говорун, знал бесчисленное количество анекдотов и постоянно находился в центре любой компании.
   Серега Брычков был двоюродным братом Бориса, но на «родовом древе», две двоюродные   веточки оказались ближе и роднее родных. Братья, сколько себя помнили, всегда были неразлучные. Вместе ходили в одну школу № 6, жили в коммунальной квартире в одной секции. И во дворе по Октябрьской, 108 у них была одна компания закадычных друзей. Еще подростками они обшарили закоулки города и его окраин; узнали такие таинственные места, где их черти с собаками не смогли бы найти. Ватаге друзей были известны все ходы и выходы рубцовского подземелья, в котором непосвященный запросто мог бы заблудиться в бесчисленных переходах и задохнуться от недостатка кислорода. Братья вместе путешествовали по железной дороге на крышах пассажирских поездов. Совершали вылазки на природу. Вместе были на Горьком озере в тот роковой день, когда сбежавшие из зоны заключенные ЗЭКИ устроили на песчаном берегу  изумрудного озера кровавую бойню. И отслужив в Армии и вернувшись в родной город, во времена так называемых реформ, когда большинство предприятий остановились, а ровесники погрузились в беспробудное пьянство, братья вместе выкарабкивались. У Сергея была своя авторемонтная мастерская и пару человек в подчинении, а Борис открыл ремонтно-строительный кооператив, окрестив его именем древнеславянского бога Перуна. Трудовая деятельность кооператива заключалась в ремонте бытовой техники: телевизоров, холодильников, пылесосов и литья из пластмассы хозяйственных предметов: щеток, прищепок, крышечек к банкам, электронагревательных насадок на краны холодной воды и прочую мелочь, которая у жителей города пользовалась спросом.
   В конце 80-х годов кооперативное движение с успехом набирало силу. Мелкие производители товаров, зарабатывая мозоли и капитал, обещали в скором времени превратиться в более крупных производителей; возродить в стране частную собственность и народный капитализм. Но «Гайдар и его команда» открыли границы настежь. Дешевый залежалый западный товар валом повалил в страну. Производить что-либо стало не выгодно. Многие кооперативы прекратили свое существование или преобразовались в торгово-закупочные фирмы. Поставщиками импортного товара стали столичные дельцы, которые организовали крупные торговые базы, в областных и региональных центрах. Рынком здесь не пахло. Либо предприниматель пляшет под дудку московских деловых кругов, либо становится безработным.
   Рубцовские торгаши, совершая челночные набеги, затоваривались в Новосибирске. В этом городе цены были пониже, чем в Барнауле, и сам он находился сравнительно недалеко, шесть часов езды. Челноки, кто на чем, на ночь, глядя, выезжали в столицу Сибири, а утром уже бродили по региональной барахолке.
   Старенький УАЗик более 70 км/час идти не мог, и не способен оторваться от преследования дорожного рэкета, но легко вмещал 500 кг груза. Возмужавшему и повзрослевшему Сергею Брычкову «золотые россыпи», как в юности, теперь не мерещились. Ему позарез нужны были шаровые опоры, рулевые тяги, крестовины, распредвалы и т. д. и т. п., и как хозяин авторемонтной мастерской, он все закупал в Новосибирске. Серега знал толк в запчастях, и облапошить его было невозможно.
  …Ольшанский закупал предметы более благородные, например: партию дешевых новеньких магнитофонов, умыкнутых с завода-изготовителя, обувь из свиной кожи по бросовым ценам, китайские пуховики и обязательно водку новосибирского розлива. Но сначала Борис связывался в столице Сибири по телефону с известным ему человеком и сбывал пухленькую пачку ваучеров – приватизационных чеков.
   И эта поездка обещала быть удачной. Борису подвернулась выгодная партия шоколадных конфет – двадцать коробок, за которые в Рубцовске можно взять двойную цену и полтыщи бутылок водки, упакованных в специальную сшитую на заказ тару. Оставшееся пространство автомобиля занимали два огромных мешка с пуховиками, так, что на обратный рейс УАЗик был забит под самую крышу.
   Алтайские челноки старались засветло покинуть северную область. На родной земле на дорогах было куда спокойней.
   Перегруженный УАЗик выбрался из столицы Сибири, когда уже заметно вечерело. Дневное светило, на грязно-сером новосибирском небе еще не закатилось за линию горизонта и,  посылало миру и граду, и рубцовским парням последние свои лучи, припоминая времена давно минувших дней, когда уставший огненный диск вот так же погружался в Горькое озеро, словно в гальваническую ванну, получая в целебных водах очищение.
   – Да-давайте, по с-сто г-грамм п-римем с у-у-статку, – предложил водитель, когда автомобиль выбрался за городскую черту. Для убедительности Николай пощелкал пальцем по кадыку, показывая, что душа и тело требуют подкрепления.
   Сидевший справа Сергей, оживился:
   – Тебе нельзя, Колек, ты за рулем. А вот нам с брателлой по стаканчику не повредить! Ага, Боб?
    Ольшанский, проведший две бессонные ночи, клевал носом лежа на пуховиках, но не спал, всё слышал и был абсолютно не против:
   – По сто грамм? Это, конечно, если что, а ежели по горяченькому шашлычку с острой приправой на ближайшей остановке?.. Как вы на это будете посмотреть! Я всегда к вашим услугам.
    Борис потянулся к мешку с водкой и невольно заметил через заднее стекло салона на хвосте черную «восьмерку», из бокового окна которой, маячила рука, настойчиво требуя остановиться.   
 «Принесла нелегкая!», – с досадой подумал он и воскликнул: – Ого, вот и дорожная братва нарисовалась!
    Черную восьмерку с тонированными стеклами заметил и водитель УАЗика:
   – Н-ну, м-мужики к нам д-друзья, по-пожаловали! Со-обиратели д-дорожного на-налога!
   – Это банда Титова, по кличке Титаник или Разноглазый, – вставил Сергей. Он часто мотался в Новосибирск и о банде Титаника знал, не понаслышке. – От этих отморозков малой суммой не отделаешься. Обдерут как мышку!.. А, у нас денег, только на бензин осталось…
   Темная восьмерка рванула вперед, легко обошла перегруженный автомобиль рубцовских челноков и, моргая правым поворотом, начала притормаживать на обочине.
  Николай нажал на педаль тормоза и, придвигая монтировку к себе поближе, проговорил сквозь зубы:
   – М-может б-быть, м-мы и т-так до-г-говоримся.
   Соблюдая дистанцию, в кильватер черной легковушки, плавно подкатил УАЗик. Из правой двери легкового автомобиля, в меховом жилете и без шапки, выскочил мужчина лет тридцати и с угрозами накинулся на Брычкова Сергея, который через опушенное боковое стекло настороженно наблюдал за неизвестным типом. Был ли это сам Титаник, он не знал.
   – Тебе, что не ясно, что остановиться нужно? – распалялся неизвестный тип в жилетке, явно не собираясь объяснять, кто он такой. – Мы за вами от самого Новосиба прем!.. Короче, платить надо… По штуке с рыла!..
   Подлетевший неизвестный был явно не в себе от злости; он не стоял спокойно на месте, дергался как на электрическом стуле, «гнул пальцы веером», показывая всем своим существом, что является полноправным хозяином дороги.
   Но пассажиры УАЗика не спешили расставаться со своими кровными, и не выказали послушание. Молчаливая пауза затянулась.
   – Ну, что молчите? Платить будете или нет? – рявкнул хозяин дороги и рванул дверную ручку на себя так, что она звучно клацнула.
   Сергей крепкой жилистой рукой удержал дверь, не позволяя распахнуться настежь:
   – У нас с собой таких денег нет, – ответил он как можно спокойным голосом. – В следующий раз рассчитаемся обязательно…
   – Следующего раза не будет! Ты мне сейчас бабки гони! – завизжал как резаный наглый тип, и в мгновение ока извлек из-под жилетки пистолет и, не раздумывая, выстрелил в переднее правое колесо. Сжатый воздух баллона, вырвавшись на свободу, не обладая ни чистотой, ни четкостью звука, запел короткую прощальную песенку.
  …Но бандит не унимался. Его взбесило отсутствие страха и беспрекословного подчинения пассажиров старенького авто. Прострелив правое колесо, он одержимый духом злобы и разрушения, решил продырявить и левое колесо, и, выскочив на проезжую часть, со стороны водителя, чуть не попал под колеса встречного автомобиля. Это окончательно вывело его из себя. В необузданном бешенстве, которое затмило остатки благоразумия, вооруженный бандит потерял контроль над собой и кинулся на водителя УАЗика, ткнул через приоткрытое окно пистолетом в лицо Николая и заорал, что есть силы:
    – Платить надо, уроды! Не то я вас всех рядком здесь уложу!..
    Но, заслышав сильное заикание водителя, бандит почувствовал удовлетворение собственного достоинства и немного расслабился.
   – Что долбаный заика, от страха описался?!  – изрыгнул ругательства и крысиный смешок отморозок. И это были последние его слова. Физиономия негодяя неожиданно замерла как в стоп-кадре, ноги его подкосились, и он мешком повалился на землю. Произошло вот что. Когда бандит кинулся на водителя, Ольшанский, недолго думая, достал припрятанное в салоне оружие, через заднюю дверь незаметно выбрался из автомобиля и в самый подходящий момент обрушился на вооруженного негодяя. Ударил его рукояткой по голове. Николай выхватил из рук вырубленного отморозка пистолет, выскользнул из кабины и, наткнувшись на друга, удивленно спросил:
    – Ч-чем э-это ты его?.. А-а, п-понял, «С-с-система Судника…».
   Так в городе Рубцовске окрестили оружие местного умельца, Виталия Судника. Этот мастер мог не только блоху подковать, но и изготавливал безотказное малокалиберное автоматическое оружие.
  …Меж тем из неприятельской восьмерки никак не отреагировали на смену власти на дороге. Друзья приготовились к самому худшему: что разом распахнуться обе двери  и из неприятельского автомобиля выскочат люди с автоматами. Тогда, пиши: пропало!
   Но никто из автомобиля не выскочил. Легковушка тихо урчала выхлопной трубой и не подавала признаков, что в ней кто-то находится.
   – Встречная идет! Коля прикрой оружие, – быстро проговорил Борис, прижимая самодельный ствол (системы Судника) к поясу, так чтобы с проезжающего мимо транспорта ничего не заподозрили. – Держи на мушке правую сторону, правую дверь. И если что, стреляй на поражение. Мы ведь защищаемся!..  У тебя кровь на щеке..
   Николай свободной рукой потрогал ссадину на щеке, сплюнул в сторону лежащего на земле бандита кровавый сгусток и выругался. Он недавно демобилизовался из Армии, воевал на границе с китайцами, вдоволь настрелялся из различного оружия и конфискованный у бандита «ТТ» ему был хорошо известен: «Пистолет системы Токарева – самый надежный! В хозяйстве пригодится, – решил бывший пограничник. Он опытным взглядом определил, что в магазине осталось ещё семь патронов. – От дорожных вымогателей пощады ждать не приходится. Скольких людей покалечили, убили!  Если за себя не постоять, никто не придет на помощь».
   Пока рубцовские челноки, стоя на дороге с оружием в руках, не зная что делать, тихо совещались, Сергей установил домкрат под правое колесо. За несколько минут он управился с заменой колеса, ему пришлось дважды поддомкрачивать. На морозе масленый подъемник не хотел работать. И когда четырехколесная «каравелла» была готова продолжить прерванный путь, возник вопрос: куда девать оглушенного, он хоть и подонок, но не бросать же, его на дороге, замерзнет. Друзья, не спуская с восьмерки глаз, волоком перетащили на обочину бездыханное тело уголовника так, чтобы из проезжающих мимо авто не заподозрили криминал. За тонированными стеклами опасного автомобиля по-прежнему было тихо.
   – Д-давай н-накинем на него т-тряпку и поехали отсюда, д-да п-поживей, – предложил Николай.   
   Но, осуществить этот замысел было не суждено. В этот момент восьмерка «ожила», из неё послышались негромкие звуки работающей рации. Кто-то в эфире настойчиво требовал отозваться. Но тщетно. Ольшанский ногой пихнул лежащего на земле человека, проверил, жив ли он. Бандит дышал.
   – Этот обалдуй вышел с правой стороны! Так? – указывая на бандита, тихо произнес Борис. – А это значит, что слева, на месте водителя, находится, как минимум, еще один человек. Тот, второй – вооружен! Это, как пить дать… Только тронемся, он и полоснет из автомата по колесам…
   Осенив себя крестным знаменем, Борис принял решение:
      -Господи, спаси и сохрани!.. Пошли Колек, ты справа, я слева. Двери открываем одновременно!..
   На дороге было тихо, машин видно не было. С оружием на изготовке, друзья подошли вплотную к автомобилю:
   – Эй, послушай, давай без стрельбы!.. Твой дружок жив, – обратился Борис к неизвестному в автомобиле и, приложив палец к губам, дал понять, чтобы соблюдали тишину.
   Тишину никто не нарушил, замолчала и рация. Борис поймал взгляд Николая, убедился, что тот находится в полной готовности, и подал условный сигнал. Вдвоем они одновременно рванули двери на себя и, ожидая нечто ужасное, втянули головы в плечи. Но ничего не случилось. В автомобиле кроме водителя, уткнувшегося головой в рулевое колесо, никого не было. Физиономия этого человека была обезображена гримасой ужаса, как после перенесенных пыток. Мгновение, и он повалился на соседнее сидение.
   – В-вот тебе раз, п-покойник! – присвистнул от удивления Николай и свободной рукой поворотил на свет страшную голову. – Да-а, он б-бешеный, у-у него пена на г-губах! – воскликнул с отвращением Николай, обтирая руки об чехлы.
    Ольшанский с брезгливым видом сорвал висевшую на передней панели неприятельского автомобиля портативную рацию и засунул себе в карман и, поглядывая на дорогу, вставил недовольным тоном:
   – Торопиться надо! Бешеный он или эпилептик нам то что... Его обыскать нужно. Оружие забрать, деньги тоже. И того, вырубленного, запихнуть на заднее сидение. Когда очухаются, пусть думают, что на них наехали рэкетиры покруче. Это им урок на будущее.
   – Д-документы з-забрать или п-порвать? – роясь в бардачке, спросил Коля.
   – Смотря какие, документы, – пробормотал Борис, обшаривая заднее сидение восьмерки и обнаружив тяжелый предмет, завернутый в тряпку, восхищенно воскликнул: - Вот это игрушка!..
    В его руках был автомат Калашникова.
   Физиономия двоюродного брата, протыкающего ножом колеса неприятельского автомобиля, вытянулась от удивления. Серега, ненавидел вымогателей и депутатов, которые, как он считал, не дают спокойно работать честным людям и, как хозяин автомастерской часто высказывал пожелание перестрелять из автомата уголовников и горсовет с его председателем:
   – Вот это аргумент! – воскликнул Сергей, завидя грозное оружие. – Против такого не попрешь!..
   В это время бандит, лежавший на земле, очухался. Бормоча проклятия и ругательства, он попытался подняться на четвереньки, но подоспевший водитель УАЗика врезал ему по загривку рукояткой трофейного оружия:
   – Ле-эжы, отдыхай! – почти не заикаясь, произнес Николай. И как бы оправдывая свой поступок, держась за щеку, добавил виновато. – Г-э-этот и-идиот, мне з-зуб с-сломал!..
   Бандит уткнулся носом в мерзлую землю, затих и не дышал.
   – Заводи мотор! Мы здесь чересчур задержались! – крикнул Борис водителю и обратился к брату. – Помоги мне закинуть этого типа на заднее сидение.
   Братья вдвоем дотащили бездыханное тело до автомобиля, где, обнимая рулевое колесо, склонившись на бок, полулежал водитель, и с трудом запихнули во внутрь.
   Старенький УАЗик не успел набрать крейсерскую скорость и как следует разогнаться, как  конфискованная рация дала о себе знать. Неизвестный корреспондент, в эфире, на чем свет стоит костерил своего дружка, обещая кастрировать при первой встрече: «Титаник, чего молчишь?.. Ты опять с девками?! Отвечай!..».
   Друзьям не терпелось ответить неизвестному негодяю, нажать красную кнопку и наговорить гадостей. Но они понимали, что этим самым навредят себе.
   – Титаник это наверно тот, которому ты черепок проломил, – произнес Сергей, обращаясь к брату.
   – Если бы я черепок проломил, он бы так быстро не очухался!.. Так, оглушил немного, – ответил Борис и, выдержав паузу, заявил резко. – Убивать таких надо! Была б моя воля, всех бы к стенке поставил!
    Помолчав немного, Ольшанский продолжил:
   – Откуда такие сволочи берутся? Ведь не родился же он бандитом?.. Вчера, наверное, токарем работал на каком-нибудь заводишке!.. А сегодня, гляди-ка, на большую дорогу вышел и “по штуке с рыла” ему подавай!..
   – Э-это всё к-коммуняки п-проклятые на-наплодили, – вставил свое мнение Николай.
   – Да, брось ты, Колёк, чушь пороть! Чуть что коммуняки! – возмутился Брычков Сергей.
   Он был совсем недавно членом КПСС и ненаходил в “ведущей и направляющей партии” никакой вины.
    И начался спор, в котором как водится, рождается истина, но рубцовские челноки в тот злополучный вечер были далеки от неё!..
   Перед въездом в Тальменку Николай остановил автомобиль на обочине, сковырнул подставные номера и надежно упрятал за спинку сидения. Убедившись, что законные номерные знаки закреплены как положено, водитель, усаживаясь на свое место, потирая руки от холода, торжественно произнес: «П-порядочек! Н-нас в Н-новосибирске  н-никогда н-не-не было!
 

Но, ничего подобного не случилось. Титаник не умер, его по воле судьбы забросило в город, где пытался выбраться из «гайдаровских тисков», и продолжал борьбу Борис Ольшанский!  О, если бы Вы прониклись судьбой Ольшанского!( Эту фамилию я позаимствовал у своей любовницы, - хорошая фамилия. Прекрасная) Дак, об чём это я? О! только об( точнее « о,.. вас!)  Вас! О тысячу, любимые моими  женщинами!  Осмелюсь, вопреки мнению моей жены, считать , что «тысяча», чуть не превзошел  Соломона, а мой брат и превзошёл! ( Братишка, подтверди, что ( ты,да я, оооооо,,.да и н -ну хрен с ними)  Ты сейчас, я живёшь в Польше,…возьми и позвони брату своему 8-913-084-7706 , ждусььььь, с нетерпением. Бляха- муха, позвонишь ты или нет?... Помнишь,,,, как мы сверкали,,,  А всё таки Бог, нас выбрал, почему, не знаю… Не знаю, братан!  Но, убежден, -- выбрал. Вот этот рассказ
Гибель Титаника 
    Во времена смутные и непонятные и в то же время многообещающие, когда многие рубцовчане представляли нарождающийся капитализм, как всеобщее благоденствие, зазывает как-то директор небольшого предприятия Бориса Ольшанского в свой кабинет. Усадил гостя на почетное место, достал коньяк, наполнил две маленькие рюмочки и предложил выпить. Сглотнув  свою порцию, директор Станислав Николаевич  Дуракот зачмокал толстыми губами:
  – Хороший коньяк! Дорогой! – разглядывая, пустую рюмку, изрек хозяин кабинета и добавил. – А, мы с тобой люди бедные!..
  Помолчав немного, он продолжил:
  – Я давно к тебе приглядываюсь, Ольшанский! Парень ты умный, надежный. Вроде бы из дворянского сословия?..
  – Да, мои предки по отцовской линии были священниками! Прадед – архиепископ, расстрелян в 37 году, – ответил гость.
  – Вот я и говорю, ты человек надежный. Не то, что мои подчиненные, сплошь воры и пьяницы!.. Не на кого опереться…
  Скупая директорская длань змеей поползла к бутылке коньяка и уперлась в незримую преграду, за которой два извечных порока «скупость» и «расточительство» схватились в непримиримой борьбе. Скупость победила: Станислав Николаевич спрятал бутылку в шкаф и ощерился:
  – Послушай, Ольшанский! – вкрадчиво залепетал хозяин кабинета. – Не открыть ли нам в центре города магазин?!.. Помещение имеется. Условия самые, надо сказать, недурственные.    Руководить магазином будешь ты, но принадлежать он будет мне. Торгуй чем хочешь, полная тебе свобода!..  Денежки на обустройство магазина мы с тобой найдем.
   Борис Ольшанский не ожидал такого странного разворота событий. Направляясь на встречу с Дуракотом, он думал о чем угодно и не предполагал, что ему будет предложено устроить магазин. Так сказать «возродить из ничего»… Молодой человек быстренько прикинул в уме, во сколько обойдется директорская затея. По самым скромным подсчетам набегало тысяч триста: «Это как минимум!» – подумал он.
   – Есть тут один председатель садоводческого товарищества, некто Воблин, – продолжил излагать бизнес-план Станислав Николаевич. – Он может предоставить 300 тысяч рублей на три месяца.
   «Старый хрен читает мысли» – промелькнуло в голове молодого человека.
   – Деньги ты получишь якобы на отсыпку дороги от центральной трассы до правления сада. Но отсыпать ничего не будешь! Через три месяца вернешь председателю 330 тысяч наличными. Понял? За три месяца ты обернешь эти денежки много раз, как вареник в сметане, и у тебя очистится, о-го-го! Не меньше миллиона! Видишь как все легко и просто, и комар (налоговая) носа не подточит!..
   План Дуракота выглядел до наивности просто. Сговорившись с председателем Воблиным, он выступал в качестве посредника, который ничем не рискует и не несет никаких затрат. Ольшанский по его плану должен взять деньги под залог собственного имущества и, раскрутив магазинный маховик, превратить торговую точку в прибыльное предприятие.
   – Я буду владелец. Ты будешь совладелец, компаньон. Ну, что согласен?.. Мы его потом акционируем!… – повторил заманчивое предложение хозяин будущего магазина.
   Что такое «совладелец» и как будет выглядеть «акционируем потом», для Ольшанского было не совсем ясно. Но, кто в начале 90-х годов вникал в тонкости премудрого рыночного механизма? В те времена многие очертя голову бросались в самые сомнительные аферы. Впутывались в такие разорительные авантюры, что в короткий срок лишались всех сбережений, были выброшены на улицу и вынуждены скрываться от кредиторов. Для получения первоначального (стартового) капитала закладывалось всё: автомобили, жилье; казалось, за наличные деньги можно было заложить душу дьяволу, но не было подходящего случая.
   «Выгодное или невыгодное предложение? – размышлял Борис. – Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское» – решил он. И они вдарили по рукам.
  …Председатель садоводческого товарищества Воблин при двух свидетелях, на отсыпку дороги, выложил оговоренную сумму. Залогом являлся новенький автомобиль Жигули-пятёрка, который Борис совсем недавно пригнал из Новокузнецка.  Воблин, получив расписку, пожелал успеха в дорожном строительстве. Он знал, что отсыпать дорогу никто не будет. А через денек другой, в центре города вылупился еще один новенький магазинчик с невзрачной вывеской «Магазин на Бульваре». Магазин располагался в пустующих комнатах бывшей городской «Технической библиотеке»; комнаты обширные, потолки высокие. Место это жителям города было хорошо известно.
   Ольшанский проявил чудеса находчивости и предпринимательства. Как мартышки с баобаба посыпались поставщики товаров. За три месяца, что были отпущены на прокручивание денежных средств, Борис на одной водке, шоколадных конфетах и славгородской шампуни, утроил капитал! Прибыль росла как на дрожжах. Деньги наворачивались, словно снежный ком, пущенный с горы.
«Магазин на Бульваре» быстро завоевал сердца горожан. Люди, проживающие в этом районе, охотно доставали кошельки и, без сожаления расставались со своими кровными. Их привлекали низкие цены. Магазин процветал и вскоре невзрачную вывеску, написанную рукой нетрезвого художника, заменили неоновыми буквами с бегущими огнями.
   Директор не ошибся в своем выборе.
   «Широко шагает отпрыск расстрелянного святого, – размышлял Станислав Николаевич. – Ловко у него всё получается! Этот Ольшанский меня озолотит», – довольный потирал он руки.  Но где-то в тенетах директорской души ютилось чуть заметное беспокойство, о судьбе надвигающегося богатства. Что-то подсказывало ему, что нужно держать ухо востро с преуспевающим «совладельцем» магазина. Быть начеку! Бывший парторг и перевертыш Дуракот в людях видел только плохое. Он возглавлял в городе партию демократического толка, где её члены жили скорей по понятиям, чем по закону и Уставу партии. Признавая только свой заумный авторитет, Дуракот не признавал ничьих мнений; он постоянно погружался в бесконечные размышления, просчитывая многочисленные комбинации, как бы он поступил, находясь на месте того или другого человека. Вот и сейчас, решая сложную задачу, директор пытался представить себя на месте Ольшанского. Влезть в его шкуру, вычислить и предугадать, где и когда молодой человек обдурит своего благодетеля. Директор желал знать: о чём думает «совладелец», какие строит планы на будущее, находясь в постели, ну скажем с его секретаршей  Бухариной Мариной Чан…

   В стране была объявлена поспешная ваучерная приватизация. Но четкого, ясного механизма перехода в новую экономическую систему власть не придумала. Получилось как всегда, - промышленность развалилась, и народ остался не удел. Воровство и спекуляция для большинства горожан стали единственным источником доходов. Те, кто половчей, за бесценок скупали всё, что попадало в руки и, подыскав выгодного покупателя, перепродавали с барышом. Приватизационные чеки-ваучеры, которые по замыслу должны были стоить по два автомобиля «Волга», рубцовчане отдавали за шесть бутылок водки или по 1200 рублей за штуку.
    В надежде выкупить в собственность какое-нибудь строение или участок земли, предприимчивые граждане скупали приватизационные чеки и выжидали, когда долгожданный рыночный механизм заработает. Городские чиновники за аренду предоставленных помещений драли с деловых людей три шкуры, гробили любое начинание на корню. Нарождающийся средний класс стонал под их игом, отваливая львиную долю от прибыли.
   Ольшанский не раз высказывал директору мысль о необходимости на паях (50 х 50) приобрести в собственность помещение, где располагался «Магазин на Бульваре». Но бывший парторг – кандидат технических наук отмалчивался. Он имел совсем другие планы на будущее, в которых молодому человеку не было никакого места.
   Дуракота мучила зависть:
«Как так, получается?! – брюзжал он. – В моем магазине товара на сотни тысяч рублей! Вертятся сумасшедшие деньги, а в бухгалтерии ничего не оприходовано!.. Крутятся подозрительные субъекты. Они что-то привозят, выгружают из «шиньона»: коробки, ящики, снова загружают… Кто такие?.. Ни здрасте, ни до свидание!..  А ведь я законный владелец, но потрогать, понюхать и подсчитать свои денежки не могу! – сетовал хозяин магазина. – Говорят, деньги не пахнут?! Еще как пахнут! И запах этот самый лучший на свете…»
   Внезапно свалившаяся в начале 90-х годов свобода, не имела ограничений. Многих засосало в болото безрассудного стяжательства.
   Дуракот для решения «квартирного вопроса», за счет предприятия приобрел двухэтажное строение детского садика. Но подчиненным показал шиш, всё помещение забрал себе. Вечерами он, как привидение, бродил по пустующим комнатам и мысленно обустраивал принадлежавший ему дворец. Его бессловесная жена плелась сзади, всплескивая руками, причитала:
   – Батюшки свет, куда столько места? Телиться что ли?
   Бывший парторг выкинул на помойку «первоисточники» – запылившиеся тома Маркса, Энгельса,  Ленина. И решил, что если есть Бог, то он – Дуракот, его избранник. «Избранник должен жить хорошо». Облезлые крепостные стены бывшего детского садика экс-парторг задумал украсить бесценными творениями Рублева и картинами художников-диссидентов.
   – Россия обречена, быть богатой! – часто повторял он избитую фразу. Но в сознании бывшего парторга никакой «богатой России» не фигурировало и не маячило. Прослеживался только бесценный его образ – пышущий здоровьем, преуспевающий, довольный жизнью. А всё, что вокруг и рядом с ним, всё должно работать на его благо. На его успех. И никаких компаньонов и маломальских претендентов рядом не должно быть. Не должно быть и «совладельцев».
   Помещение «Технической библиотеки», в котором располагался «Магазин на Бульваре», директору Дуракоту досталось в наследство от щедрых советских времен. Это помещение занимало весь первый этаж кирпичного жилого дома. Когда началась экономическая смута, директор из шкуры лез, чтобы оттяпать лакомый кусок, забрать в собственность весь первый этаж здания. Но городские чиновники и не думали легко расставаться с завидной кубатурой. Пришлось попотеть, раскошелиться на взятку, и подключить лучшего юриста. С горем пополам новый собственник отвоевал большую часть первого этажа в аренду сроком на десять лет. Арендная плата была не обременительная, небольшая. Но кто знает, куда власть завернет и что на уме у чиновников, арендодателей. И что на уме у «совладельца» Ольшанского?  «Все еще может вернуться на круги своя!..»
   Директора мучило самолюбие. Он вдруг почувствовал всеми чешуйками своей души, что его, как руководителя предприятия, оттесняют на второй план. В «Магазин на Бульваре» повадились известные в городе личности: депутаты, общественники, налоговики и прочие деятели. А однажды заявился криминальный авторитет Леха Шелих!..
   Ольшанского постоянно требовали к телефону, разыскивали, спрашивали: где он, куда ушел, и когда будет? С его участием решались срочные дела, он был нужен всем. Казалось без него (без Ольшанского) всё остановится и перестанет существовать.
   Дуракота душила ревность: «Со мною видно никто считаться не желает? – задавал себе очередной раз волнующий вопрос хозяин магазина. И в очередной раз внутренний голос, как тайный советник шептал на тугое директорское ухо: «Прогони к чертовой бабушке потомка репрессированного святоши! Избавься от Ольшанского, как можно быстрее. Или потеряешь магазин, останешься с носом!» Но ум руководителя предприятия протестовал: «Резать курицу, несущую золотые яйца? Это неразумно! – упирался Дуракот. – С Ольшанским хоть и общаются некоторые известные деятели, но на более высоком уровне признается только мой авторитет!.. Выгнать, я всегда успею. Нужен повод, так сказать голый компромат!.. А не подложить ли «компаньону» в постель Маринку Бухарину?! Она всё разнюхает!...»
   От такой мысли директора перекосило. Он сморщился, как от зубной боли. В его воображении мгновенно возникло видение постельной оргии, где Марина (его Марина) занималась любовью с каким-то мужчиной: «Бр-р-р…» – издал недовольный звук бывший парторг и кандидат наук.
   – Я что с ней в церкви обвенчался, что ли?!. Она шлюха всенародная, – сделал неожиданное для себя заключение Станислав Николаевич.

    Марина Бухарина, беременела как кошка.
    «Да ты, что язви её в душу?!.. Предохраняйся что ли!.. Столько младенцев загубила», – приговаривал Станислав Николаевич, отсчитывая кругленькую сумму на очередной аборт. 
   С Бухариной директор познакомился в неврологии, в стационаре во времена ГКЧП, когда проходил реабилитацию после трепанации черепа. Дуракот обратил тогда внимание на сестру-хозяйку Марину с упругими бёдрами и хищным взглядом, способную удовлетворить ненасытного Лаврентия Берию. Сестра-хозяйка, как комендант концлагеря ежедневно обходила палаты, примечая хозяйским глазом состояние помещений. В коротеньком халатике с единственной пуговицей, изгибаясь как в эротическом шоу, она заглядывала во все углы и шхеры и находила то, чего в стационаре отродясь не бывало. Но самым главным ее недостатком были сплетни и доносительство.
   …Старшей медсестре – Бухарина доносила на постовых сестер и санитарочек; лечащим врачам стучала на старшую медсестру, на работников регистратуры и на завхоза. Главному врачу  Мариночка нашептывала на весь медицинский персонал, включая поварих и профсоюзного лидера. Она стучала профессионально и с вдохновением, можно сказать с любовью. В коллективе знали эту её слабость и держали языки за зубами. А, когда сестра-хозяйка изъявила желание уволиться, то об этом никто не пожалел. И даже главный врач, с которым она была в интимной связи, подписывая заявление на увольнение, сухо спросил:– Куда ты теперь?..
    А отправляться ей было куда. Дуракот обещал Бухариной оклад вдвое больше…

   Любви все возрасты покорны. В этом Бухарина Марина Чан не сомневалась никогда. Под любовью она, конечно, понимала обыкновенную страсть, которую испытывала к большинству представителей сильного пола. Внизу живота, у нее в такие минуты, растекалось тепло, как будто в районе пупка проводили паяльной лампой. И красивые, непослушные ноги сами вели к объекту вожделения. Так было всегда.
   Так было и на этот раз. Ноги сами привели её в помещение магазина, где находился Ольшанский.
   – Привет, новый русский! – обратилась секретарь-референт к молодому человеку.
   – Марина Чан?! Здравствуйте, – улыбаясь, ответил Ольшанский. – Как ваши дела?
   – Не очень, - ответила она, хмуро, улыбаясь.
   – А что так?
   – Холодильник у меня дома не работает. Ты мастер на все руки. Приди, посмотри…
    – Хорошо, Марина Чан! Я сейчас занят, вечером приду обязательно.
   «Парень чертовски хорош! – сделала небольшое открытие секретарша. – Не женат. Не курит и не пьет. Хороший мальчик, правда, моложе меня на семь лет!.. Но не мужлан, как некоторые кандидаты наук. И нежный!»
   В сознании Марины Чан мгновенно нарисовалась картина недавнего события, когда в узком дверном проходе она случайно столкнулась с этим парнем. Они налетели друг на друга, как влюбленные после долгой разлуки, и неминуемо растянулись бы на бетонном полу, но ловкость, которой обладал этот юноша, уберегла от падения; она, пытаясь устоять на ногах, вцепилась в Ольшанского, а он, сохраняя равновесие, удерживал её, и бумаги, которые пытались разлететься из женских рук. Как дерзко приобнял он её тогда! Стиснул, как любовник в нежном порыве! И страстные приливные волны зарождающегося чувства зажгли внизу живота огонек интимных желаний. «Счастливая та женщина, которую он любит» – подумалось тогда Бухариной.
   О, как ей хочется быть на её месте!..
   Зимний день на Алтае, как брачная ночь, пролетает незаметно. Вот уже студеное солнышко, склоняясь к Западному посёлку, навалилось на корпуса Тракторного завода и, словно пытаясь вдавить ТЭЦ в мёрзлую землю, опускалось ниже и ниже. Город погружался в ночь. В ту таинственную и необходимую часть суток, которая, со времён мироздания, вершит человеческими судьбами: создаёт и разрушает, устраивает перевороты и зачинает новую жизнь, в которой кипят такие фантастические страсти, на фоне которых огненный Везувий кажется жалкой кучкой пепла.
  …Секретарь-референт находилась в волнении и сладостном ожидании любовника. Она была уверена, Ольшанский придет. Это подсказывало чутьё, которое её никогда не обманывало.
    Марина отправила сына к маме, поставила на стол бутылочку коньяка и две рюмки. Шикарная постель, как раскрытая книга летописи любви, ожидала продолжения оргий грехопадения. Тяжелые шторы закрывали окна. В воздухе плавал интимный дух. Сладостное томление, разливаясь по женскому телу, приближалось к критической массе. И в дверь постучали!..
   – Наконец-то! – воскликнула Бухарина и бросилась открывать дверь.
   – Добрый вечер, Марина Чан! Вы, наверно заждались, думали я не приду?! – с порога приветствовал Ольшанский.
   Он вошел в переднюю, неся за собой свежий морозный воздух и бьющую оптимизмом молодость.
   – Ну что ты, Борис?!.. Будь попроще, – заулыбалась хозяйка квартиры, – это на работе я – Марина Чан. Дома можешь называть меня Мариночкой!
   Гость немного опешил, но не растерялся: «Женщина соскучилась по мужской ласке» – решил он.
   Раздеваясь в прихожей и поправляя пышные волосы, Ольшанский заметил, что секретарь-референт была почти голая. Её тело прикрывал тонкий полупрозрачный халатик, сквозь который проглядывали белые груди.
   – Ну-с, показывайте Мариночка, где этот ваш холодильник?! – произнёс мастер, смело разглядывая разголышавшуюся хозяйку.
   – Я только что из ванны! – ответила Бухарина, довольная тем, что ее разглядывают. – А холодильник на месте, ждет специалиста, – лукаво заулыбалась хозяйка и повела гостя на кухню. – Включишь его, он подергается и всё! Продукты на балконе храним, – жалобно прочирикала она, открывая дверцу пустого холодильника.
   Ольшанский запустил руку в ещё нестаренький агрегат и осмотрел опытным взглядом. Проверил всё ли на месте и нашел возможную причину неисправности холодильника. Электрический провод мастеру показался подозрительно гибким и, вероятно был в обрыве. Борис разобрал вилку, потянул за лужёную клемму, она легко выскочила из виниловой оплетки.
   – Ясно в чем дело! – произнес мастер. – Провод на изгибе сломался. С виду целый, внутри обрыв.
    Борис устранил неисправность, вставил вилку в розетку и холодильник заработал.
   – Так быстро? – удивилась хозяйка.
   – Дело мастера боится!  – радостно воскликнул он и пояснил. – Подождать надо минут двадцать, когда агрегат отключится. Чтобы цикл отработал полностью.
   Но Бухарина ждать не хотела. Она ухватила мастера за руку и потянула в ванную комнату.
   – Пусть холодильник отрабатывает, что ему положено! Ты приведи себя в порядок и вымой руки. Вот мыло, вот полотенце. Я жду тебя в спальне!..
   «Какая самоуверенная и нетерпеливая женщина! Спешит поскорее рассчитаться» – подумал мастер, засучивая рукава рубахи.
   …Войдя в спальню, Ольшанский, был потрясен увиденным. Маленькая комната, вопреки всем  законам физики, оказалась фантастических размеров! Стены, образуя тоннель, разбегались в разные стороны и, теряясь вдали, пропадали в бесконечности. Бориса словно молния поразила! Если бы перед ним оказалась женщина с начисто содранной кожей, он не был бы так удивлен увиденным, чем тем, что предстало его глазам.
   …На необъятной, обставленной зеркалами постели, словно обнажённые натурщицы, возлежало бесчисленное количество голых женщин.
   – Вы чем предохраняетесь, Мариночка? – спросил удивленный Борис.
   – Ничем,- ответила она, привлекая его к себе…

   На следующий день секретарь-референт пришла на работу как обычно в 8 часов утра. Крыльцо было очищено от выпавшего ночью снега.
   «Котик у себя, в кабинете, – определила Бухарина. – Он любит с утра пораньше размяться с деревянной лопаткой: почистить крыльцо, прокопать дорожки в снегу. У него это вместо зарядки…»
   Директор действительно сидел за столом и разглядывал бумаги, когда вошла секретарь. Не предложив подчиненной присесть, он уставился на нее сверлящим взглядом.
   – Здравствуй, котик! – радостно проворковала Марина, входя в кабинет.
   Выдержав небольшую паузу и пропустив приветствие мимо ушей, Дуракот выдавил из себя:
   – Ну-с, докладывай, Мата Хари!
   Бухарина, не зная, кто такая Мата Хари, решила обидеться и надуть губки.
   – У меня с Ольшанским ничего такого не было! – не совсем ласково ответила она, выделяя слово «такого».
   – Ну и хорошо, что не было!.. А что было? – продолжая сверлить взглядом, спросил Станислав Николаевич.
   – Да, ничего не было!.. Пришел, починил холодильник и ушел. Поболтали о том, о сем… От выпивки ваш компаньон отказался, – съязвила Бухарина, называя Ольшанского «ваш компаньон».
   Секретарша из кожи лезла, пытаясь изобразить невинную жертву, которую незаслуженно подозревают в смертных грехах. Но бессонная ночь, в объятиях потрясающего любовника, источила актерские дарования. Марина каким-то нижним чутьем почувствовала, что Дуракот не поверит, что между ними «ничего не было». И как бы крепко он не был к ней привязан, может запросто турнуть с работы… «Такое допустить нельзя», – пронеслось в воспаленном мозгу секретаря-референта и она решила переменить тактику:
   – Кстати, Ольшанский скупает ваучеры, у него их целая пачка! – перешла она на доверительный шепот. – Он говорит, что помещение, где располагается магазин, надо обязательно приватизировать. И землю, которая около магазина, тоже надо прибрать к рукам. Весь пустырь вместе с газоном. Летом на этом месте построить пивбар, шашлыки и всё такое прочее,… – выложила Марина, как страшный секрет и умолкла, ожидая похвалу.
   Но похвалы не последовало. Информация, которую раздобыла секретарша, для директора, не была неожиданной. «Компаньон» не раз высказывал планы о расширении деятельности: строительстве пивбара на пустыре и прочее, которое Станислав Николаевич воспринимал как блажь недостойную внимания.  Но на этот раз слова, прозвучавшие из уст Бухариной, насторожили его. «Этот щенок что-то затевает!.. Скупает ваучеры… Что же он собирается с ними делать? – прикидывал в уме Дуракот. – Ведь не существует механизма, через который этими бумажками на территории города можно что-либо получить в собственность. Народные избранники всё подмяли под себя. У них власть и неприкосновенность. Пока взятку не дашь, чёрта лысого тебе, а не помещение! И аппетиты у мздоимцев растут, как грибы – обгоняют инфляцию! Это ж, какую часть надо отдавать от прибыли, чтобы удержаться на плаву? Миллионы?! Но Ольшанский уже ворочает миллионами, и со мной, как видно, делиться не собирается. Ну, что ж, пришло время расстаться с юным предпринимателем и, как можно быстрее. Момент самый подходящий. Компаньон укатил в Новосибирск за очередной партией товара – скатертью дорожка! И пока его нет, бухгалтер проведет опись в магазине, оприходует весь товар. А я составлю контрактик от которого, он будет далеко не в восторге!..»
   Эта мысль взбодрила Станислава Николаевича. Измена секретарши ушла на второй план. Руководитель предприятия почувствовал прилив сил и ясность ума. И хотя не так давно он перенес трепанацию черепа, его интеллект не пострадал, напротив, нейрохирург вместе с опухолью удалил и ту часть мозгового вещества, которая, сообщаясь с миром духовным, взаимодействует с человеческой совестью.
    «Бизнес и совесть – несовместимы», – мог подумать Дуракот, но не подумал.
   Довольный принятым решением о проведении описи в магазине, директор толстыми пальцами поскреб шрам на голом черепе и сконцентрировал внимание на раздражающем его объекте. Бухарина, как побитая кошка, ожидая распоряжения грозного «котика», молча, стояла у двери кабинета. Станиславу Николаевичу не хотелось её видеть. В его душе боролись два чувства. Чувство привязанности к страстной и желанной женщине и чувство брезгливости. Он мысленно представил Марину в постели с другим мужчиной, и в мгновение ока животное чувство собственности захлестнуло воображение! Его внутренний зверь оскалился инстинктом похоти и, как после длительного воздержания, он почувствовал яростное, непреодолимое желание:
   – Закрой дверь на щеколду! – вставая из-за стола, прохрипел Дуракот.
   Он привлек к себе безвольную женщину. Сгреб как медведь, и, бормоча: «Сладенькая ты моя!» стал задирать юбку.
   – …Ну, котик?!. Ну, как?!. – не соглашаясь и не сопротивляясь, щебетала Бухарина, не понимая радоваться ей или печалиться.
   – Что, как?!. Как всегда, – засопел, впадая в оргазм кандидат наук.

                * * *
    Поездка в Новосибирск  всегда бывает утомительной. Межрегиональная автострада А-49 напоминает выеденный голландский сыр. Передвигаться на такой дороге надо было очень внимательно, опасаясь не столько глубоких выбоин, сколько рэкетиров. Пустой УАЗик громыхал как старая телега. В салоне находились трое: водитель Николай Койнов и два брата пассажира. По выезду из Рубцовска, за городом в кустах у Вонючего озера, водитель сделал остановку и заменил бортовые номера:
   – Б-береженого Б-бог б-бережет! – заикаясь изрек Коля, пристраивая чужие номерные знаки.
   – Ты где их взял? – спросил старого дружка пассажир  Борис Ольшанский.
   – Г-где, г-где! К-купил, – ответил водитель. – С-сейчас, в-всё п-прода-ается. М-можно и а-автомат к-купить… Т-только д-деньги да-да-вай..
     Окончание фразы водитель одолел с трудом, умолк, помня, о том, что «молчание – золото».   
    Серо-зеленый видавший виды УАЗ-452 принадлежал второму пассажиру Сергею Брычкову, но капитаном и штурманом «четырехколесной каравеллы» считался ее водитель Койнов. Николай сильно заикался, но, как, ни странно был большой весельчак и говорун, знал бесчисленное количество анекдотов и постоянно находился в центре любой компании.
   Серега Брычков был двоюродным братом Бориса, но на «родовом древе», две двоюродные   веточки оказались ближе и роднее родных. Братья, сколько себя помнили, всегда были неразлучные. Вместе ходили в одну школу № 6, жили в коммунальной квартире в одной секции. И во дворе по Октябрьской, 108 у них была одна компания закадычных друзей. Еще подростками они обшарили закоулки города и его окраин; узнали такие таинственные места, где их черти с собаками не смогли бы найти. Ватаге друзей были известны все ходы и выходы рубцовского подземелья, в котором непосвященный запросто мог бы заблудиться в бесчисленных переходах и задохнуться от недостатка кислорода. Братья вместе путешествовали по железной дороге на крышах пассажирских поездов. Совершали вылазки на природу. Вместе были на Горьком озере в тот роковой день, когда сбежавшие из зоны заключенные ЗЭКИ устроили на песчаном берегу  изумрудного озера кровавую бойню. И отслужив в Армии и вернувшись в родной город, во времена так называемых реформ, когда большинство предприятий остановились, а ровесники погрузились в беспробудное пьянство, братья вместе выкарабкивались. У Сергея была своя авторемонтная мастерская и пару человек в подчинении, а Борис открыл ремонтно-строительный кооператив, окрестив его именем древнеславянского бога Перуна. Трудовая деятельность кооператива заключалась в ремонте бытовой техники: телевизоров, холодильников, пылесосов и литья из пластмассы хозяйственных предметов: щеток, прищепок, крышечек к банкам, электронагревательных насадок на краны холодной воды и прочую мелочь, которая у жителей города пользовалась спросом.
   В конце 80-х годов кооперативное движение с успехом набирало силу. Мелкие производители товаров, зарабатывая мозоли и капитал, обещали в скором времени превратиться в более крупных производителей; возродить в стране частную собственность и народный капитализм. Но «Гайдар и его команда» открыли границы настежь. Дешевый залежалый западный товар валом повалил в страну. Производить что-либо стало не выгодно. Многие кооперативы прекратили свое существование или преобразовались в торгово-закупочные фирмы. Поставщиками импортного товара стали столичные дельцы, которые организовали крупные торговые базы, в областных и региональных центрах. Рынком здесь не пахло. Либо предприниматель пляшет под дудку московских деловых кругов, либо становится безработным.
   Рубцовские торгаши, совершая челночные набеги, затоваривались в Новосибирске. В этом городе цены были пониже, чем в Барнауле, и сам он находился сравнительно недалеко, шесть часов езды. Челноки, кто на чем, на ночь, глядя, выезжали в столицу Сибири, а утром уже бродили по региональной барахолке.
   Старенький УАЗик более 70 км/час идти не мог, и не способен оторваться от преследования дорожного рэкета, но легко вмещал 500 кг груза. Возмужавшему и повзрослевшему Сергею Брычкову «золотые россыпи», как в юности, теперь не мерещились. Ему позарез нужны были шаровые опоры, рулевые тяги, крестовины, распредвалы и т. д. и т. п., и как хозяин авторемонтной мастерской, он все закупал в Новосибирске. Серега знал толк в запчастях, и облапошить его было невозможно.
  …Ольшанский закупал предметы более благородные, например: партию дешевых новеньких магнитофонов, умыкнутых с завода-изготовителя, обувь из свиной кожи по бросовым ценам, китайские пуховики и обязательно водку новосибирского розлива. Но сначала Борис связывался в столице Сибири по телефону с известным ему человеком и сбывал пухленькую пачку ваучеров – приватизационных чеков.
   И эта поездка обещала быть удачной. Борису подвернулась выгодная партия шоколадных конфет – двадцать коробок, за которые в Рубцовске можно взять двойную цену и полтыщи бутылок водки, упакованных в специальную сшитую на заказ тару. Оставшееся пространство автомобиля занимали два огромных мешка с пуховиками, так, что на обратный рейс УАЗик был забит под самую крышу.
   Алтайские челноки старались засветло покинуть северную область. На родной земле на дорогах было куда спокойней.
   Перегруженный УАЗик выбрался из столицы Сибири, когда уже заметно вечерело. Дневное светило, на грязно-сером новосибирском небе еще не закатилось за линию горизонта и,  посылало миру и граду, и рубцовским парням последние свои лучи, припоминая времена давно минувших дней, когда уставший огненный диск вот так же погружался в Горькое озеро, словно в гальваническую ванну, получая в целебных водах очищение.
   – Да-давайте, по с-сто г-грамм п-римем с у-у-статку, – предложил водитель, когда автомобиль выбрался за городскую черту. Для убедительности Николай пощелкал пальцем по кадыку, показывая, что душа и тело требуют подкрепления.
   Сидевший справа Сергей, оживился:
   – Тебе нельзя, Колек, ты за рулем. А вот нам с брателлой по стаканчику не повредить! Ага, Боб?
    Ольшанский, проведший две бессонные ночи, клевал носом лежа на пуховиках, но не спал, всё слышал и был абсолютно не против:
   – По сто грамм? Это, конечно, если что, а ежели по горяченькому шашлычку с острой приправой на ближайшей остановке?.. Как вы на это будете посмотреть! Я всегда к вашим услугам.
    Борис потянулся к мешку с водкой и невольно заметил через заднее стекло салона на хвосте черную «восьмерку», из бокового окна которой, маячила рука, настойчиво требуя остановиться.   
 «Принесла нелегкая!», – с досадой подумал он и воскликнул: – Ого, вот и дорожная братва нарисовалась!
    Черную восьмерку с тонированными стеклами заметил и водитель УАЗика:
   – Н-ну, м-мужики к нам д-друзья, по-пожаловали! Со-обиратели д-дорожного на-налога!
   – Это банда Титова, по кличке Титаник или Разноглазый, – вставил Сергей. Он часто мотался в Новосибирск и о банде Титаника знал, не понаслышке. – От этих отморозков малой суммой не отделаешься. Обдерут как мышку!.. А, у нас денег, только на бензин осталось…
   Темная восьмерка рванула вперед, легко обошла перегруженный автомобиль рубцовских челноков и, моргая правым поворотом, начала притормаживать на обочине.
  Николай нажал на педаль тормоза и, придвигая монтировку к себе поближе, проговорил сквозь зубы:
   – М-может б-быть, м-мы и т-так до-г-говоримся.
   Соблюдая дистанцию, в кильватер черной легковушки, плавно подкатил УАЗик. Из правой двери легкового автомобиля, в меховом жилете и без шапки, выскочил мужчина лет тридцати и с угрозами накинулся на Брычкова Сергея, который через опушенное боковое стекло настороженно наблюдал за неизвестным типом. Был ли это сам Титаник, он не знал.
   – Тебе, что не ясно, что остановиться нужно? – распалялся неизвестный тип в жилетке, явно не собираясь объяснять, кто он такой. – Мы за вами от самого Новосиба прем!.. Короче, платить надо… По штуке с рыла!..
   Подлетевший неизвестный был явно не в себе от злости; он не стоял спокойно на месте, дергался как на электрическом стуле, «гнул пальцы веером», показывая всем своим существом, что является полноправным хозяином дороги.
   Но пассажиры УАЗика не спешили расставаться со своими кровными, и не выказали послушание. Молчаливая пауза затянулась.
   – Ну, что молчите? Платить будете или нет? – рявкнул хозяин дороги и рванул дверную ручку на себя так, что она звучно клацнула.
   Сергей крепкой жилистой рукой удержал дверь, не позволяя распахнуться настежь:
   – У нас с собой таких денег нет, – ответил он как можно спокойным голосом. – В следующий раз рассчитаемся обязательно…
   – Следующего раза не будет! Ты мне сейчас бабки гони! – завизжал как резаный наглый тип, и в мгновение ока извлек из-под жилетки пистолет и, не раздумывая, выстрелил в переднее правое колесо. Сжатый воздух баллона, вырвавшись на свободу, не обладая ни чистотой, ни четкостью звука, запел короткую прощальную песенку.
  …Но бандит не унимался. Его взбесило отсутствие страха и беспрекословного подчинения пассажиров старенького авто. Прострелив правое колесо, он одержимый духом злобы и разрушения, решил продырявить и левое колесо, и, выскочив на проезжую часть, со стороны водителя, чуть не попал под колеса встречного автомобиля. Это окончательно вывело его из себя. В необузданном бешенстве, которое затмило остатки благоразумия, вооруженный бандит потерял контроль над собой и кинулся на водителя УАЗика, ткнул через приоткрытое окно пистолетом в лицо Николая и заорал, что есть силы:
    – Платить надо, уроды! Не то я вас всех рядком здесь уложу!..
    Но, заслышав сильное заикание водителя, бандит почувствовал удовлетворение собственного достоинства и немного расслабился.
   – Что долбаный заика, от страха описался?!  – изрыгнул ругательства и крысиный смешок отморозок. И это были последние его слова. Физиономия негодяя неожиданно замерла как в стоп-кадре, ноги его подкосились, и он мешком повалился на землю. Произошло вот что. Когда бандит кинулся на водителя, Ольшанский, недолго думая, достал припрятанное в салоне оружие, через заднюю дверь незаметно выбрался из автомобиля и в самый подходящий момент обрушился на вооруженного негодяя. Ударил его рукояткой по голове. Николай выхватил из рук вырубленного отморозка пистолет, выскользнул из кабины и, наткнувшись на друга, удивленно спросил:
    – Ч-чем э-это ты его?.. А-а, п-понял, «С-с-система Судника…».
   Так в городе Рубцовске окрестили оружие местного умельца, Виталия Судника. Этот мастер мог не только блоху подковать, но и изготавливал безотказное малокалиберное автоматическое оружие.
  …Меж тем из неприятельской восьмерки никак не отреагировали на смену власти на дороге. Друзья приготовились к самому худшему: что разом распахнуться обе двери  и из неприятельского автомобиля выскочат люди с автоматами. Тогда, пиши: пропало!
   Но никто из автомобиля не выскочил. Легковушка тихо урчала выхлопной трубой и не подавала признаков, что в ней кто-то находится.
   – Встречная идет! Коля прикрой оружие, – быстро проговорил Борис, прижимая самодельный ствол (системы Судника) к поясу, так чтобы с проезжающего мимо транспорта ничего не заподозрили. – Держи на мушке правую сторону, правую дверь. И если что, стреляй на поражение. Мы ведь защищаемся!..  У тебя кровь на щеке..
   Николай свободной рукой потрогал ссадину на щеке, сплюнул в сторону лежащего на земле бандита кровавый сгусток и выругался. Он недавно демобилизовался из Армии, воевал на границе с китайцами, вдоволь настрелялся из различного оружия и конфискованный у бандита «ТТ» ему был хорошо известен: «Пистолет системы Токарева – самый надежный! В хозяйстве пригодится, – решил бывший пограничник. Он опытным взглядом определил, что в магазине осталось ещё семь патронов. – От дорожных вымогателей пощады ждать не приходится. Скольких людей покалечили, убили!  Если за себя не постоять, никто не придет на помощь».
   Пока рубцовские челноки, стоя на дороге с оружием в руках, не зная что делать, тихо совещались, Сергей установил домкрат под правое колесо. За несколько минут он управился с заменой колеса, ему пришлось дважды поддомкрачивать. На морозе масленый подъемник не хотел работать. И когда четырехколесная «каравелла» была готова продолжить прерванный путь, возник вопрос: куда девать оглушенного, он хоть и подонок, но не бросать же, его на дороге, замерзнет. Друзья, не спуская с восьмерки глаз, волоком перетащили на обочину бездыханное тело уголовника так, чтобы из проезжающих мимо авто не заподозрили криминал. За тонированными стеклами опасного автомобиля по-прежнему было тихо.
   – Д-давай н-накинем на него т-тряпку и поехали отсюда, д-да п-поживей, – предложил Николай.   
   Но, осуществить этот замысел было не суждено. В этот момент восьмерка «ожила», из неё послышались негромкие звуки работающей рации. Кто-то в эфире настойчиво требовал отозваться. Но тщетно. Ольшанский ногой пихнул лежащего на земле человека, проверил, жив ли он. Бандит дышал.
   – Этот обалдуй вышел с правой стороны! Так? – указывая на бандита, тихо произнес Борис. – А это значит, что слева, на месте водителя, находится, как минимум, еще один человек. Тот, второй – вооружен! Это, как пить дать… Только тронемся, он и полоснет из автомата по колесам…
   Осенив себя крестным знаменем, Борис принял решение:
      -Господи, спаси и сохрани!.. Пошли Колек, ты справа, я слева. Двери открываем одновременно!..
   На дороге было тихо, машин видно не было. С оружием на изготовке, друзья подошли вплотную к автомобилю:
   – Эй, послушай, давай без стрельбы!.. Твой дружок жив, – обратился Борис к неизвестному в автомобиле и, приложив палец к губам, дал понять, чтобы соблюдали тишину.
   Тишину никто не нарушил, замолчала и рация. Борис поймал взгляд Николая, убедился, что тот находится в полной готовности, и подал условный сигнал. Вдвоем они одновременно рванули двери на себя и, ожидая нечто ужасное, втянули головы в плечи. Но ничего не случилось. В автомобиле кроме водителя, уткнувшегося головой в рулевое колесо, никого не было. Физиономия этого человека была обезображена гримасой ужаса, как после перенесенных пыток. Мгновение, и он повалился на соседнее сидение.
   – В-вот тебе раз, п-покойник! – присвистнул от удивления Николай и свободной рукой поворотил на свет страшную голову. – Да-а, он б-бешеный, у-у него пена на г-губах! – воскликнул с отвращением Николай, обтирая руки об чехлы.
    Ольшанский с брезгливым видом сорвал висевшую на передней панели неприятельского автомобиля портативную рацию и засунул себе в карман и, поглядывая на дорогу, вставил недовольным тоном:
   – Торопиться надо! Бешеный он или эпилептик нам то что... Его обыскать нужно. Оружие забрать, деньги тоже. И того, вырубленного, запихнуть на заднее сидение. Когда очухаются, пусть думают, что на них наехали рэкетиры покруче. Это им урок на будущее.
   – Д-документы з-забрать или п-порвать? – роясь в бардачке, спросил Коля.
   – Смотря какие, документы, – пробормотал Борис, обшаривая заднее сидение восьмерки и обнаружив тяжелый предмет, завернутый в тряпку, восхищенно воскликнул: - Вот это игрушка!..
    В его руках был автомат Калашникова.
   Физиономия двоюродного брата, протыкающего ножом колеса неприятельского автомобиля, вытянулась от удивления. Серега, ненавидел вымогателей и депутатов, которые, как он считал, не дают спокойно работать честным людям и, как хозяин автомастерской часто высказывал пожелание перестрелять из автомата уголовников и горсовет с его председателем:
   – Вот это аргумент! – воскликнул Сергей, завидя грозное оружие. – Против такого не попрешь!..
   В это время бандит, лежавший на земле, очухался. Бормоча проклятия и ругательства, он попытался подняться на четвереньки, но подоспевший водитель УАЗика врезал ему по загривку рукояткой трофейного оружия:
   – Ле-эжы, отдыхай! – почти не заикаясь, произнес Николай. И как бы оправдывая свой поступок, держась за щеку, добавил виновато. – Г-э-этот и-идиот, мне з-зуб с-сломал!..
   Бандит уткнулся носом в мерзлую землю, затих и не дышал.
   – Заводи мотор! Мы здесь чересчур задержались! – крикнул Борис водителю и обратился к брату. – Помоги мне закинуть этого типа на заднее сидение.
   Братья вдвоем дотащили бездыханное тело до автомобиля, где, обнимая рулевое колесо, склонившись на бок, полулежал водитель, и с трудом запихнули во внутрь.
   Старенький УАЗик не успел набрать крейсерскую скорость и как следует разогнаться, как  конфискованная рация дала о себе знать. Неизвестный корреспондент, в эфире, на чем свет стоит костерил своего дружка, обещая кастрировать при первой встрече: «Титаник, чего молчишь?.. Ты опять с девками?! Отвечай!..».
   Друзьям не терпелось ответить неизвестному негодяю, нажать красную кнопку и наговорить гадостей. Но они понимали, что этим самым навредят себе.
   – Титаник это наверно тот, которому ты черепок проломил, – произнес Сергей, обращаясь к брату.
   – Если бы я черепок проломил, он бы так быстро не очухался!.. Так, оглушил немного, – ответил Борис и, выдержав паузу, заявил резко. – Убивать таких надо! Была б моя воля, всех бы к стенке поставил!
    Помолчав немного, Ольшанский продолжил:
   – Откуда такие сволочи берутся? Ведь не родился же он бандитом?.. Вчера, наверное, токарем работал на каком-нибудь заводишке!.. А сегодня, гляди-ка, на большую дорогу вышел и “по штуке с рыла” ему подавай!..
   – Э-это всё к-коммуняки п-проклятые на-наплодили, – вставил свое мнение Николай.
   – Да, брось ты, Колёк, чушь пороть! Чуть что коммуняки! – возмутился Брычков Сергей.
   Он был совсем недавно членом КПСС и ненаходил в “ведущей и направляющей партии” никакой вины.
    И начался спор, в котором как водится, рождается истина, но рубцовские челноки в тот злополучный вечер были далеки от неё!..
   Перед въездом в Тальменку Николай остановил автомобиль на обочине, сковырнул подставные номера и надежно упрятал за спинку сидения. Убедившись, что законные номерные знаки закреплены, как положено, водитель, усаживаясь на свое место, потирая руки от холода, торжественно произнес: «П-порядочек! Н-нас в Н-новосибирске  н-никогда н-не-не было!

    Продолжение не следует  или! Под "гибелью Титаника" я подрузомивал город Рубцовск, который из Крупного Промышленного Центра Сибири превратился в крупную разруху и помойку. Продолжение автор уничтожил, но под пытками сможет вспомнить и разместить на проза.ру.