– Сначала на обед, а потом и поселимся. – Кира Исааковна повесила на дверь парикмахерской табличку «Санитарный день» и они двинулись.
Женщины переоделись и сейчас были в лёгких летних платьях, в туфлях на каблуке. В руках – большие, наверное, модные дамские сумочки. Идти рядом с ними было приятно, к тому же Мишу вдохновил возглас насчёт обеда. Вечером, в поезде, он попил тощенький вагонный чай, и, сейчас, предвкушал попадание в желудок чего-нибудь съедобного. Шёл, болтая с попутчицами о каких-то мелочах, невнимательно оглядывая архитектуру центра. Конечно, он не мог знать, что дома, да и улицы, мимо которых они сейчас проходят, во время войны были частично, или полностью разрушены. Что фашисты прицельно сбрасывали фугасные бомбы на дворы и перекрёстки, и здания из сырого ракушечника рассыпались, как карточные домики. Сколько же сил было затрачено архитекторами для воссоздания самого облика Одессы! Надо понимать, что это были 1945 -1957 годы. Основные деньги, материалы, да и людские ресурсы шли в первую очередь, как ему рассказали позднее, на восстановление порта. Об этом обо всём он узнал, когда с возрастом стали открываться глаза на темы, которые, до поры до времени, не интересовали. Для понимания этого нужны прожитые годы, жизненный опыт. И, потом, – какая к чёрту архитектура, когда идешь рядом с женщинами, которые тебе симпатичны! Архитектура, которую он действительно замечал, причём буквально на каждом углу – многочисленные развалы овощей и фруктов, с невероятным изобилием и разнообразием плодов южной земли.
Мужской народ, встречавшийся им по пути, поднимал с голов соломенные шляпы и приветствовал: «Здравствуйте, мадам Срулевич, здравствуй, Лилечка. И вам здравствуйте (это значит Мише)». Проходящие по улице женщины кланялись. Внешне – очень доброжелательно. Было видно, что его спутницы здесь свои. Михаила женщины разглядывали и долго, и тщательно – он это приметил.
– Так, вот мой дом. Пришли. – Кира Исааковна подошла к двери и потянула ручку. Дом её оказался совсем недалеко от парикмахерской. Они зашли в чистое парадное, по широкой лестнице двинулись вверх. Поднявшись на второй этаж, Кира Исааковна открыла высокую входную дверь квартиры и первой зашла в прихожую. Включила свет, позвала Мишу с Лилей.
….Таких квартир Мишка ещё не видел. Ни у друзей, ни у знакомых таких не было. Они с бабушкой жили в двухкомнатной «хрущобе» и он не представлял, что может существовать прихожая такого размера. Наверное, такая же, как зал в их квартире. Слева, сразу у входной двери, стояло большое красивое трюмо с тремя зеркалами. Напротив трюмо – два больших, трёхстворчатых шкафа для одежды, с зеркалом в одном из них. Шкафы – до потолка, с антресолями. Справа – огромная вешалка, а напротив неё – массивный кожаный диван. Вешалка – человек двадцать могли бы на неё повесить свою одежду. А внизу – ещё и отделения для обуви. Миша глаз не мог отвести от дивана. У него были деревянные резные подлокотники и ножки, а так же, резная и тоже деревянная основа спинки. Мягкая часть дивана была обтянута яркой, необыкновенно свежо смотрящейся темно-коричневой кожей, простеганной медными гвоздями. С высокого потолка, хорошо освещая прихожую, свисала массивная люстра, да с такой высоты, что, казалось, из-под купола церкви.
...Бабушка последнее время всё чаще просила его сводить её в церковь на службу. Небольшая, внешне обветшалая церковь была от дома в ста шагах, Старенькая, небогатая, но уютная. В бога Миша не верил, не научили, но как бабушке отказать? В церкви служители их знали. Бабушке, в силу возраста, давали табурет, а он стоял рядом, поддерживая. Пока продолжалась служба, Миша (делать-то нечего) рассматривал церковное убранство…. И здесь, в прихожей, он ещё долго бы стоял, но тут вмешалась Кира Исааковна.
– Лилечка, ну-ка, забери у него сумку, он за неё держится, как будто у него там брильянты. Вот сюда её можно поставить. Проведи Мишу в туалет, потом по квартире, а я пока разогрею борщть.
Она так и сказала это слово – «борщть», и ещё, ему показалось, – «брульянты».
…симпатичный мальчик – улыбалась Кира Исааковна, быстро нарезая помидоры, огурцы, перец, зелень. – Так, куда я положила лук и чеснок? Салат без лука и чеснока? Мы с Лилей такой салат есть не будем. А Миша-то, я вижу, голоден, готов съесть жареные гвозди.
Покрошив в салат лук и чеснок, заправив его домашним, пахучим растительным маслом (она всегда его покупала у своей приятельницы, торговки-бессарабки) и обильно поперчив, Кира Исааковна крикнула: «За стол»!
Миша только успел зайти в туалет, и, уже не удивившись его размерам, помыв лицо и руки, сразу попал на кухню.
Господи, да для кого же эта квартира предназначалась? У них спальня в Воронеже десять метров, где бабушка спит, он-то спит в зале шестнадцатиметровом, на диване. А здесь кухня, метров шестнадцать! Но, какое его дело, в конце концов? И от расспросов он деликатно воздержался.
– Миша, хлеб порежь, это мужская работа!
Он порезал хлеб, правда спросил, нет ли чёрного? Борщ с белым хлебом? Уж больно непривычно.
– А мы не едим чёрный. Когда жили на Урале, в Свердловске, то ели, там белый хлеб практически не едят за обедом. А юг ржаной хлеб не ест.
Если честно, Миша почти насытился салатом – дома такими порциями они не едят, но не попробовать украинский «борщть» он не мог. Тем более, что никогда раньше и не ел. И действительно, этот борщ, как он понял, правильно приготовленный, был необыкновенно вкусен. Не зря многие народы считают борщ своим национальным блюдом и даже приписывают себе первородство в его приготовлении.
Кира Исааковна, польщенная Мишиным признанием, рассказала, что готовит его с куском копчёного гуся или утки. Без этого это не борщть!
– Ты сейчас, Мишенька, ел одесский украинско-еврейский борщть. Это значит, что он был сварен по рецепту украинского борщтя чистокровной еврейкой, с добавлением копчёного молдавского гуся! – И она искренне расхохоталась своей шутке.
Миша встал и поблагодарил хозяйку за обед.
– Не ожидал я, Кира Исааковна, когда мы шли от парикмахерской, что обед будет домашним. Я-то иду и ищу глазами столовку или кафе. Скажу честно, мне неудобно обедать у незнакомых людей, но у вас я сегодня чувствовал себя, как дома. Правда, ещё должен понять почему.
– Ха. Спасибо тебе, Миша, за комплимент! Сейчас, Лиля покажет тебе твоё жильё. Это комната, в двухкомнатной квартире, со всеми удобствами в соседнем доме. ена за сутки тебя устраивает? Хорошо, идём дальше. Перестань, обед бесплатно. Квитанцию за проживание я тебе организую. Будет написано – получено за то-то, то-то. У нас есть бюро по сдаче квартир курортникам. Ну, конечно, с их печатью, чтобы ты мог отчитаться за проживание.
Они с Лилей вышли на улицу. Миша попросил пять минут, захотелось покурить после обеда.
– Миша, в квартире не кури, пожалуйста. Договорились?
– Так я и дома не курю. Я же с бабушкой живу, а она у меня совсем старенькая стала.
– Надо же, и я росла и жила под бабушкиным крылом. Пять лет, как её нет. Мне пятнадцать было. Ревела, как белуга. Мама-то моя давно умерла. От пьянства. И я жила с бабушкой c пяти лет, это её квартира была, где ты будешь жить. Кира Исааковна взяла надо мной шефство, слава Богу, а то кто знает, что было бы дальше. Видишь, я на парикмахера выучилась, категорию получила. Это она заставила меня учиться, получить специальность. Специальность, говорит, есть, с голоду не помрёшь. А сейчас я с ней и в одной парикмахерской, и в одной смене. Здорово!
– Слушай, Лиля, прости меня ради бога, я же убежал за сумкой и с тобой не рассчитался. Прости, пожалуйста. Скажи, что я должен?
– Миша, рассчитаешься, когда будешь платить за жильё – и она назвала ему сумму.
– Что-то ты мало с меня берёшь, не может быть столько.
– Миша, покурил? Давай зайдём в дом, там будем разговаривать, что это мы на улице, прямо, как одесситы.
И она показала ему на четырёхэтажный угловой дом. Такие дома, как он позже узнал, в Одессе называют «сталинками». Квартира была на первом этаже. Обычная «двушка», с очень скромным, особенно после квартиры Киры Исааковны, убранством.
– Как её бабушка получила, не знаю. Может от ЖЭКа. Она много лет дворником работала здесь же, её все в округе знали. А когда она меня к себе забирала, в пятьдесят восьмом, то не знала моей фамилии по отцу. Лиля, да Лиля. У матери и у бабушки фамилия была Тонких, они орловские «рысАчки» были, как бабушка говорила. А мою фамилию бабушка не знала. Она тоже, как и я, отца моего никогда и не видела. Когда метрику мою открыла, а фамилия-то у меня по отцу – Дворникова, вот смеху-то было у бабушки. Свою, говорит, приняла. Вот здесь, Миша, ты будешь спать – и она показала на застланную покрывалом полуторную кровать, с металлической спинкой и панцирной сеткой.
– Лиля, прости, а другой кровати у вас нет? Чтобы не с сеткой.
– Есть, на ней бабушка когда-то спала, я всё, конечно, поменяла на ней. И матрас хороший, и бельё купила хорошее. Просто эта комнатка маленькая, а кровать-то, вон какая широкая. Я тебе, почему большую комнату предложила – ты ж сам, вон какой большой.
Она это говорила так ласково и так смотрела на него(или это показалось), что мурашки по телу побежали. Чёрт подери! Чтобы перебить этот разговор, он спросил, а где можно будет мыться.
– Вот, Миша, смотри. Возьми, кстати, сразу туда свои туалетные принадлежности. Полотенце я дам, хочешь своё – пожалуйста. И ещё, кроме курева, единственная просьба – женщин сюда не водят.
– Прости, Лиля, а ты сама, где ночевать будешь, у Киры Исааковны?
– Мы летом всегда сдаём квартиру дачникам, денег лишних-то у нас не бывает. И летом я ночую у неё. Но, когда сплю на диване, в прихожей, то на нём мне снится всякая ерунда, я потом болею от недосыпа. Если сдаю комнату женщине, то сразу оговариваю, что сама – в бабушкиной комнате, а если мужчине, то, конечно, сплю у Киры Исааковны.
– А можно будет считать, что ты сдала сегодня комнату женщине? – Он выпалил этот вопрос абсолютно неожиданно даже для себя самого. Вроде, не у него он вырвался, а кто-то другой произнёс.
Лиля подошла ко нему ближе, очень тоненькая девочка, с завитушками на висках. Её светло-зелёные глаза потемнели и заблестели. Она долго и пристально смотрела на него снизу вверх, как бы желая прочитать что-то потаённое в глазах, потом выдохнула: «Можно».
Повернулась и пошла к выходу, стройная и очень симпатичная.
– Миша, вот ключ, закрывай на два оборота. Помойся и отдыхай. Часов в шесть сегодня соберутся знакомые у Киры Исааковны, помянуть её мужа. Я за тобой зайду. Отдыхай.
Вот видите, вы уже и познакомились с Мишиной женой и матерью их четверых детей. Эту даму зовут Лилия Сергеевна Захарова, в городе Воронеже она многим известна. Но, сейчас, в 1974 году, она – Лилечка Дворникова, одесситка, 1953 года рождения, сдавшая комнату для проживания случайно зашедшему к ним в парикмахерскую Мишке Захарову, который теперь её ждёт, чтобы вместе пойти на очередную годовщину поминок по Шаулю Срулевичу.