Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут

Лиза Кведер
БЛАЖЕННЫ МИЛОСТИВЫЕ, ИБО ОНИ ПОМИЛОВАНЫ БУДУТ.
 Какие красивые слова. Правда. И как будто тут и понимать-то нечего, все просто. Но согласитесь, все слова Христа, имеют даже на мой недостаточно чистый взгляд два-три подтекста, неужели в этом высказывании нет никаких внутренних течений, внутренних значений. Итак, на первый взгляд как будто все просто, будь милостивым, и тебя тоже потом помилуют, видимо, на страшном суде.
  А что такое быть милостивым? Подавать милостину? А сколько раз ее надо подать? Сколько попросят? И всем ли надо ее подавать? Например, подавать ли милостину профессиональным нищим, которые, сидя на определенных для них заранее местах, уверенно принимают подать. Они явно не нищие, они только изображают из себя нищих.  Вас не коробит, когда вы их видите? А в малом городке вы прекрасно знаете, что этот человек, собиравший якобы на хлеб, в компании собутыльников пропьет собранное. Вы для того отрывали иногда далеко не лишнюю денежку от семьи, чтобы он напился? И что вы потом скажете на страшном суде у Бога, мол, я нищему подавал денежку, отрывая от семьи, и не моя вина, что он ее пропивал? Этот человек употребит деньги отнюдь не на добрые дела, а на погубительство себя же самого? Получается, мы ему способствовали губить себя? Так было проще и дешевле отвязаться? Сунул денежку, вроде заповедь исполнил, и не очень натрудился. Я довольно – таки быстро перестала подавать пьяницам и старикам, имеющим пенсию явно больше, чем была моя инвалидская пенсия (у меня еще дети на эту пенсию жили сначала двое теперь одна, она учится). Могут резко сказать: «Не фиг было детей заводить» Во-первых, я не знала, что в сорок лет стану инвалидом, а во-вторых, я у вас ведь и не прошу. Я просто объясняю свои мотивы, почему мне не так легко швырнуть денюжку и забыть. Но при этом какое-то время я еще подавала детям, когда они сидели на виадуке (у нас в городе нищие сидят обычно там). Пока я не увидела, как к одному из детей, сидевших на виадуке, уже вечером, подошли два очень здоровых и явно не уработавшихся лба и завели разговор, Я стояла далеко, но прислушалась. Может, если бы они надумали обидеть ребенка, я бы побыстрее подошла (мой путь был через виадук), и уже своим присутствием я бы их смутила. Но разговор шел вполне деловой: сколько он насобирал, сколько они у него забирают, это не было похоже на отъем денег под угрозой, но это было похоже на семейный бизнес. Подавать, чтобы эти вполне здоровые половозрелые лбы разгуливали, гнушаясь физической работой? С тех пор я не подаю и детям. Я иногда думаю, может этот мой отказ по важной причине от подавания милости, есть просто найденная мной удобная ширма, за которую я спряталась, чтобы не подавать милостину. Иногда я себе напоминаю, что я скорее принадлежу не к тем, кто подает милостину, а к тем, кто ее принимает. Сколько я за эти годы пообходила кабинетов, сколько понасобирала справок. Субсидии по сути – это милостина, сколько лет я собирала и подавала документы. К сожалению, мой проект, что я напишу сказку, найду издателя и спокойно, не прося ни у кого денег, выучу мое дитя, не оправдался. Но хватит о грустном, Бог милостив, дитя пока учится.
  Я помню, когда в 1991-м году обрушились цены, тогда в ожидании наценок на прилавках практически ничего не оставалось. Потом появились товары, но по цене уже коммерческой. А коммерческая цена обуславливалась суммой такой, чтобы была чуть больше той, которую люди перед походом в магазин планировали потратить на этот продукт. Цены взлетели. Я помню, как от прилавков отхлынули, растворились очереди. Помню, как одна бабушка, стоявшая впереди меня, хотела купить банку рыбной консервы, но у нее не хватило сколько-то там, и она никак не могла понять, что у нее не хватило денег, ведь она дала их много больше, чем обычно за этот товар платила, а тут не хватает. Я помню ее корявые руки, посеченные вечным трудом пальцы, которые уже никогда не станут ни белыми, ни мягкими. Она ни у кого ничего не просила, она просто не могла понять… . Сморщенная, старенькая с обветренным лицом, не расползшимся как у пьяниц, но аккуратным и собранным. А в глазах неизбывная забота о семье, о детях, внуках… . Сколько еще я их таких бабушек видела, тихих спокойных, иногда растерянно расспрашивающих, что и почем продается и с суровым лицом отходящих от прилавка. Их бедность никогда не стоит с протянутой рукой, никогда не просит, в глаза не заглядывает. Они твердо и сурово ходят по инстанциям, собирая бесчисленные справки и выспрашивая, а что им еще положено по закону. И того, что им положено по закону они не упустят, пойдут, будут отсиживать в серых суровых очередях, ждать, но на виадук они не пойдут. Вся жизнь воспитывала их так, что деньги надо заработать или вот теперь их надо выходить, потому что выделенное государством, надо забрать, свое упускать нельзя, но на место, где сидят нищие, они не пойдут. Суровые женщины, наследницы наших военных вдов, бравшие пример с таких же суровых матерей своих. Достойны ли они помощи? И не больше ли они достойны помощи, чем те, кто сидят и нищенствуют? Казалось бы, ответ очевиден. Но я не стану утверждать что-то. Давайте посмотрим, кто сидит на виадуке.
   Согласитесь, для того, чтобы сесть туда, нужна определенная смелость, определенная способность преодолеть некое внутреннее вето. Нужно признать перед самим собой, что не можешь себя содержать и единственное, что можешь – это просить. Можешь быть ежечасно готовым к унижению милостыней. Можно ли так сказать: «Унижение милостыней». Можно ли сказать, что человек, севший на лобное место просить милостыню, словно сам себя вычеркивает из сообщества. Потому, что сообщество живет по одним законам, а этот человек по другим законам? Помнится, я читала, что некоторые занимаются нищенством профессионально, но при этом стараются сделать себе такую маску, чтобы потом не быть узнанными при возвращении «с работы» в социум. Маска на лицо. Маска на сердце. Почему очень часто на лобное место садятся пьяницы. У них атрофирована личность, поэтому им не стыдно просить? Заметьте, когда один человек нищий, то социум его терпит, кормит и относится к нему как к экзотике, а сам человек чувствует себя изгоем, если не отверженным, то отвегнувшимся. Но при этом со странным вектором развития нашего общества, которое постепенно теряет моральные устои, получаются интересные перекосы. Постепенно воровство и грабительство стали называть работой. И сколько  я ни протестую против этого, так воровство с грабительством и называют работой. Но работа – это законопослушное обретение денег, работа это почетное легитимное, уважаемое занятие. Когда в СМИ работой называют воровство или грабительство или даже киллерство, то таким образом на эту деятельность накладывается флер законности. Заметим, что пока нищих один или их два на небольшой городок, то это экзотика, но когда нищие сидят практически на каждом углу, то это беда. И в такие моменты меняется само отношение к нищенству. Нищие  - это уже не отвергнувшиеся, но просто люди, находящиеся на определенной ступени общества, у которых тоже есть своеобразная работа, рабочее место. Они имеют свой клан и свои правила труда. Само слово работа перестает восприниматься как производство полезных обществу продуктов или действий, но как обретение денег (бабок) каким бы то ни было способом. И поскольку, назвали нищенство работой, то начинает меняться и отношение к такому вот обретению денег. Становится не зазорно быть нищим. Стать нищим, просящим милостину – это уже нормальное обретение денег, своеобразная ниша. Попасть в этот клан имеется конкуренция…. И «заработок» некоторых из них не меньше заработка какой-нибудь бюджетницы уборщицы (это я очень скромно говорю). Впрочем, я все равно лукавлю. Я считаю, что в нищенстве тоже проявляется своя градация на высших и низших. И не дай Бог никому остаться без дома – якоря жизни нашей, без семьи, прописки, документов и так далее. Наш социум, к сожалению, безжалостно извергает людей из себя. Возможно ли, что наше общество более жестокое, чем иные? Вряд ли, но оно, конечно, не является обществом альтруистическим. То есть, если отвлечься от таких понятий, как наше время и наше устройство государства, следует сказать, что сообщество нищих типично для всех времен. Нищенская братия всегда имеет внутри себя и тех, кто идет нищенствовать ради заработка, просто не считает такое обретение денег зазорным. Есть в среде этой братии, если так можно выразиться, шишки (наподобие мамок у проституток). Есть в этой среде просто опустившиеся люди, которые имеют множество пороков, и поданные им деньги пойдут на удовлетворение  этих пороков. И есть люди, которых судьба выбила из социума. То есть с небольшими коррекциями следует сказать, что примерно подобные нищие были и во времена Христа. А он говорил «блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». А еще Он говорил, чтобы не отказывали занимать деньги. А что является милостью по отношению к тому или другому человеку? Не слишком ли узко мы понимаем слово милость. И не нарочно ли мы сузили это понимание, поскольку нам легче милость ограничить подачей денег. И только ли явно просящим нищим следует подавать? У Христа и апостолов, хотя они сами не были богаты, был всегда ящик с деньгами для подачи милости нищим.
    Вас никогда не смущало то, что ящиком для раздачи милости заведовал Иуда Искариот. Может, ему Господь специально вручил ему этот ящик, чтобы тот с каждой поданной милостью испытывал внутреннее сопротивление. Чтобы он научился подавлять в себе жадность, которая появляется, когда отдаешь деньги? Чтобы научился видеть в себе тьму и подавлять ее. И не есть ли все слова о том, что нищие такие-сякие и не на дело эти деньги направят, пропьют их прогуляют, подавать им нет толку, и так далее, отговоркой, внутренним сопротивлением, чтобы не дать милостину. Кто берется решать, правильно ли нищий тратит выпрошенные деньги, правильно ли он ведет себя, правильно ли он просит милостину. И тут как контр вопрос встает: а правильно ли мы ее даем. Конечно, вряд ли Господь сказал бы нам, что мы делаем правильно, если бы мы подали милостину наркоману в виде дозы или алкоголику в форме бутылки с водкой. Но подавая им деньги, не подаем ли мы им таким образом, дозу, бутылку?
  И вообще, почему Господь поставил их на нашем пути, чтобы взывали, чтобы напоминали, чтобы просили… Может это для того, чтобы мы не чувствовали себя слишком хорошими и чистыми, слишком благоустроенными, благополучными, не зарастали в своем благополучии и самомнении? Может, он поставил их на нашем пути, чтобы они пробуждали в нас совесть? Вот ведь мы можем осудить их, не дав милостину, можем дать и тоже осудить, потому что в душе нам не нравится, что на нашем пути встают эти люди и просят себе наши деньги. А можем подать милостину и пожелать всей душой, чтобы человеку данные нами деньги пошли на пользу, на благо, помолиться за этого человека, может, такая подача милостины правильнее всего.  Но и еще мысль пришла мне в голову: а не является ли милостина бескровной нашей жертвой, мы, таким образом, делимся с другими нашим благополучием. Если мы, таким образом, жертвуем деньги, то судьбе не придется посылать потом нам навстречу бандитов, чтобы уже они заставили нас поделиться своим благополучием.
   Мне вспомнилось, как говорил Христос: о суде в том мире: «Просил я, и не дали вы…» Давать? Давать, не нам судить, человека, куда он деньги потратит. Но опять стоит вопрос о том, что кто-то на этом откровенно наживается. Наш народ ведь рад помочь. Вспомните, как и сколько люди готовы были жертвовать погорельцам. Это были не копейки, люди были рады оказать помощь тем, кто действительно нуждается. Но они не хотят, чтобы на их добром сердце наживались недостойные люди. В нашей стране столько ложных нуждающихся в последнее время появилось, что уже рука не хочет подавать. Подавать на храм? Да, но Христос завещал, чтобы «это все делали, но и то не забывали». Очень грустно, что нашими лучшими побуждениями пользуются мошенники.
   Поэтому, когда вы видите нищего, спросите свое сердце: вы хотите дать денег этому человеку? Вам не хочется дать потому, что вы знаете (а в малых городах так оно и бывает), что он на самом деле не нуждается или потому, что вас жаба давит? Разберитесь со своими чувствами и по своим чувствам постарайтесь при сомнении дать милостину. Но это я что-то излишне долго задержалась на самой малой самой первой ступени к званию «милостивый». Смотрите, как трудно сделать на этом поприще правильно даже первый шаг. Но, подав милостину, вы еще только попытались стать милостивыми на несколько минут.
    А есть люди, которые действительно милостивые. Каков это есть путь милости. Как современный нам идеал милости можно вспомнить мать Терезу. К моему стыду я не знаю имени женщины, которая основала такую организацию как красный крест, но она тоже милостива. Милостивы те, кто открывает приюты для бездомных, кто помогает больным, кто открывает хосписы и специальные детские учреждения по уходу и реабилитации детей, рожденных с пороками развития. Милость к тем, кто сам не может себе обеспечить свою жизнь, чей удел страдание, боль, обида и в конце смирение.
  А теперь подумайте, Для чего они живут эти страдальцы. Согласно закону кармы. Они страдают за грехи своих предыдущих жизней. Если кому надо оправдаться, почему не хочет помогать, то все просто: это закон кармы, он сам виноват, а я не обязан ему помогать. Но я напомню слова Серафима Саровского, что, перенося незаслуженные поругания и страдания, мы сострадаем Христу. И не являются ли эти рожденные исходно с болями и страданиями люди теми ангелами, души которых воплотились в людей, дабы в теле человеческом принять страдание и таким образом, сострадать Христу. Через сострадание это помочь нашему миру стать в общем лучше и светлее. Не есть ли это их жертва за наше просвещение. Когда мы начинаем старательно оказывать милость ближним, не является ли это нашим притягиванием на землю более светлых вибраций, притягиванием закона милости, и смягчение закона воздаяния.
   В деяниях апостолов написано, что, когда к апостолу Павлу обратился нищий, который не мог работать из-за физического недостатка, то апостол ответил ему, что у него нет денег, но пообещал дать то, что мог дать. И он, прикоснувшись, излечил этого человека, то есть Апостол поделился благодатью. В деяниях так же говорится, что в дальнейшем, когда апостол Павел проходил по улице, то люди старались так устроиться вдоль его пути, чтобы тень его упадала на них. И они исцелялись. Вот, уж, воистину «по вере вашей будет вам».
   Так о чем же слова Христа: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут»… Подаяние нуждающимся это самая первая ступень к тому, чтобы научиться стать милостивым. А далее надо учиться желать, давать и дарить людям добро. Что говорил Христос далее, обращаясь к милостивым: «ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». Это есть то, о чем можно сказать, что это есть милосердие по развернутому объяснению Христа. Ну, и как вам. Мы сами-то на какой ступени находимся? Вот я оказывается не милосердная. Я всего этого не делаю. Я себя, конечно, оправдываю и очень хорошо, с кучей объяснений, так сказать, железно оправдываю. А вот прочитала и на сердце шкрябает. Нет во мне милости. А значит, помилована я не буду. Как это воплотить в нашем мире? Не знаю, не умею. Не способна.
   Следует ли быть милосердным к убийце? Святая Елизавета, когда мужа ее князя Сергея террорист взорвал, приходила и просила царя не казнить убийцу, но оставить ему жизнь. Она ходила к убийце поговорить с ним, понять…. Это какую же силу души надо ей было иметь, чтобы пойти и разговаривать с этим одержимым идеей убийства человеком, пробудить в нем душу человеческую, и воззвать к ней из-за одержания. Это надо, чтобы была очень высокая душа. А Серафим Саровский, который тоже просил за тех, кто напали на него и чуть не убили его. Вообще, как мне кажется, очень не многие могут быть названы по-настоящему милостивыми. И не смотря на такую, казалось бы, простую формулировку, соответствовать ей всей глубиной души могут очень немногие.
   Так что же следует отпускать убийц и насильников, проявляя к ним милость? Но Господь не говорит отпускать из темниц, но только посещать. Сочувствовать, жалеть в этих людях то человеческое, что в них еще осталось, пробуждать это человеческое. Но отпускать…, наверное, этого делать нельзя. Серафим Саровский просил отпустить разбойников потому что молитвами его Господь даровал этим людям раскаяние, а мы так умолить Господа не можем, и человек, склонный к убийству, будет продолжать творить тьму, убивая людей. Будет ли отпущение его из тюрьмы милосердием к нему, или наоборот, таким образом, мы позволим тьме в нем увериться в своей безнаказанности и торжестве. Тогда этот человек вообще не остановится в своих темных деяниях. Такое милосердие погубит в человеке душу. Милосердие ли это?   
   Мы должны милостью увеличивать количество добра в нашем мире, но не количество зла. Поэтому лицемерным мне кажется освобождать детоубийц и насильников, воров и убийц якобы из милосердия. Восточная мудрость гласит, что одно и то же событие для одних добро, для других зло. Но не следует прятаться за восточную мудрость. Мы все-таки  в большинстве случаев можем, основываясь на христианской морали, понять, что есть добро, а что зло.
Господь редко перед кем ставит вопрос, истинное ли милосердие человек творит. Как правило, человек прекрасно знает, творит ли он действительно милосердие, или он демагогией о милосердии прикрывает свои неблаговидные дела. Да, собственно, и другие это чувствуют, ведь источник совести у нас один – Бог, но только иногда (или очень даже часто) нам выгоднее прислушаться к темному и повторять его слова лжи, слова, уводящие нас от истинной милости. Так становимся мы фарисеями, подобными гробам: снаружи украшенными, а внутри полными мерзости. Может, поэтому и сомнений как будто нет - надо быть милостивыми. В большинстве мы подаем милостину, тем, кто производит на нас впечатление человека действительно нуждающегося. Но дальше первой ступени движения к истинному милосердию мы зачастую не производим. И настоящее, глубокое полное милосердие остается нам недоступным. Дай, Бог нам понять и принять божественную истину и начать продвижение к Богу.