Действие разворачивается через четыреста лет после основных событий. Время магов и героев ушло. Мир людей во власти могущественных компаний. Появляются предпосылки топливного кризиса и начала первой торговой войны.
Экспресс на Риваж опаздывал. Дежурный, нервными дробными шажками, отмерял площадку станции. Теребя в дрожащих пальцах серебряную пуговицу некогда белой замшевой тужурки, он опасливо косился на застывших близ газона людей, в наглухо застёгнутых чёрных плащах и киверах. Начищенный до блеска медный значок ("сторожевая башня") доводил до дрожи в коленках. Помощник интенданта — нескладный, худой, трусливый сын врачевателя — заикаясь, успел шепнуть о присутствии тайной жандармерии.
Дежурный с тоской вглядывался на северо-запад, откуда из-за синей мути небес Белогорья не торопился злосчастный локомотив.
Не смотря на ранний час, перрон наполнялся пассажирами, что спешили на побережье в знаменитые морские купальни, или увеселительные заведения Риважа. Рейсовых экспрессов так мало, а праздники Окончания Жатвы так скоротечны. Нашлось немало желающих занять пару вагонов третьего класса, что должны были довезти сезонных рабочих с Риважа. Помимо женщин в деловых, дорожных костюмах, попадались легкомысленные модницы в кружевных бальных накидках, что безобразно обугливались в клубах горячего пара. Последние – особы болтливые, – завидев дюжих жандармов, от щебета переходили на заговорщический шепоток и всяческие глупости. Дежурному казалось, что вот-вот к нему подскочит сам интендант и предложит, теряя честь, гнать жеманниц вон, или убираться со службы. В какой-то момент ему хотелось иметь при себе служебное оружие. Раз правители не дали ему мужского голоса, то выстрелов майтры остерегутся. К счастью, невдалеке, тоненько, будто гобой берёт первые ноты, до вокзала донёсся свист паровой машины.
Порскнул резкий ледяной ветер. Из-за сосенок, что кривляются на точёных ветром валунах, сияя вороной мастью, на всех парах вырвался локомотив. До того неподвижные жандармы почти строевым шагом распределились в шеренгу по всей линии перрона. Мэтры в дорожных шерстяных костюмах благоразумно оттаскивали жён и отпрысков за спины жандармов. На их место высыпали зеваки или мелкие торговцы в меланжевых пиджаках, что торопились занять лучшие места, не смотря ни на что.
Дежурный неистово размахивал сигнальным фонарём.
Локомотив, будто запыхавшись, тяжело дышал паром из всех клапанов. Натужно скрипнули буксы и экспресс, тяжело вздохнув в последний раз, издох на путях. Ещё не успели рассеяться клубы пара, как оказалось, что одна из дверок уже открыта.
– Мерзавец! – погрозил кому-то машинист, выглянув из будки, – С подножки прыгнул, – и указал в густой, будто сахарная вата, пар.
Шеренга черноплащников не колыхнулась. Подобные аресты проходят без происшествий. Кого можно ловить в густом тумане? Дежурный окинул взглядом платформу. Может и примеркалось, но от белоснежных клубов отделилась человеческая тень, или призрачная фигура, и просочилась дымкой в толпу зевак.
– Всем стоять! – визгливо приказали из шеренги.
Жандарм в чине капрала, с алым эполетом поверх мундира, разметав плащ, неистово размахивал револьвером.
– Стоять! – дуло пистолета недвусмысленно обводило толпу.
Пассажиры отпрянули. И дежурный, тоскливо понимая, что на вокзале главный он, и разбираться придётся ему, готов был поверить, что тень, которую он видел, в самом деле живая, отдельная от человеческого тела. Он сам готов был стать ею и лететь куда-нибудь в Риваж, отражаться от мягкого медицинского света фонарей.
С арки вокзала лёгким прогулочным шагом, по мраморной парадной, натягивая перчатки-краги, сошёл зрелый, на вид лет тридцати, мэтр. Одет он был как северянин: в свободный шерстяной плащ, утеплённую фуражку, подбитую меховой оборкой и удобные сапоги на толстой резиновой подошве, что ещё сохранились в сельской местности земли Полессья.
Молоденький жандарм, рассеяно ухаживающий за великолепными локонами, опираясь на крыло тюремной повозки, только скользнул по нему взглядом. И даже лица его вспомнить не мог на допросах, таким оно было не примечательным.
Северянин уверенно взмахнул перчаткой, подзывая извозчика. Непринуждённо заказал увеселительную поездку по утопающим в зелени улицам города, уплатив прежде четверть серебряника.
После беглого осмотра резиденции шуадье Полессья, приказал остановиться близ мастерских. Прогулявшись пешком по старым мощёным тротуарам, в тени нависших стен домов, зашёл в ресторацию и плотно пообедал. Заглянул в знаменитый Летний сад, и, побродив наравне с посетителями среди редких Побережных грабов, благополучно потерялся.
Среди зевак началось брожение, взвизгнули женщины и между вазонами появились люди в штатском с револьверами. Несостоявшиеся шпионы растеряно осматривались по сторонам.
Северянин появился в одном из тёмных переулков близ площади Славы. В его поведении появилось больше чётких, быстрых движений. Он, несколько суетливо, оглядывался и вскоре вновь исчез от любопытных глаз, миновав заросший трельяж заброшенного много веков назад особняка Горных королей.
Его путь лежал к городской окраине, что возвышалась над черепичными крышами, базальтовыми каскадами, поросшими клочками чёрного мха и плакучим кустарником, что, будто женщина в смятении подхватывал косолапые юбки корней ветвями. Здесь лет сто назад был основан учёный Собор Севера.
Соборы проходили раз в два года и собирали немало слушателей от заснеженного Белогорья, до Морского университета. В последние несколько лет здесь безраздельно властвовали практики. Один из последних мыслителей, что яростно отстаивал идеи значимости небесных тел в науке, был мэтр Гебриэл Пустозвон. Уроженец Риважа, он до почтенной старости сохранил прямые, без выпирающих скул, черты слегка вытянутого лица и соломенные волосы, что никогда не тронет седина. Открытые смоляные глаза под кустистыми бровями, казалось, выдавали неукротимый, суровый нрав.
К концу заседания Собора решительность его поубавилась. Несмотря на значимое место в высокой ложе, до учёного никому не было дела. Уже несколько раз подходила очередь делать доклад, но секретарь Северного Собора упорно его игнорировал. Гебриэл несколько раз ловил косые взгляды насмешников. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься, перечитывал сильные места в докладе по своему труду «о тяготении небесных тел и связи между ними». К сожалению, он не мог предоставить на суд Собора тела Северных Сестёр. Оставалось скрипеть зубами и выслушивать азартные крики мэтров, критикующих новый конус подачи пара в заводские машины.
Как только треклятые Северные Сёстры начали клониться к Заморью, окрашивая горизонт в нежный пурпурный оттенок, секретарь пожелал отдохновения. Мэтры, дружно хлопая крышками столов, покинули душные залы. Переговариваясь, брали с блюд бокалы Побережного вина, фрукты и уединялись в тенистых беседках.
Гебриэл Пустозвон, сгорбившись по-стариковски, покинул зал последним. Щемило сердце. Он расстегнул высокий воротник и, поминутно утирая испарину на увеличивающейся год от года залысине, побрёл к ротонде.
Здесь поддувал, а порой, будто подпевал горловым свистом, прохладный, коварный горный ветерок. Немудрено, подхватить простуду жил или горячую лихорадку.
Как и ожидалось, ротонда оказалось пустой. Тогда навязчивое желание овладевало мэтром: развеять листы с докладом, сплюнуть в покойный город, подойти к почтенному секретарю и бросить в обрюзгшее лицо учёным кантиком.
Гебриэл, заложив доклад подмышку, и впрямь попытался отодрать с лацканов белый кант, что начинался шелковой кисточкой.
– Могу предложить нож, мэтр, – участливо проговорили над ухом.
Бедняга Гебриэл едва не растерял листы, которые мысленно уже выбрасывал гулять по ветру. Вместо этого он, согнувшись, сложил руки на груди, дабы не выпал ни один. Понимая, что выглядит комично, старался смотреть на нарушителя покоя весьма грозно.
Перед ним, судя по одежде, возвышался северянин, но улыбка на его каменном лице могла быть только вырезана, до того оно было лишено чувственности. Да и было ли? Ветер до слёз тревожил глаза, мешая рассмотреть, как следует. Чудо, что северянин может шевелить губами и разговаривать.
– Простите, – невольно пролепетал Гебриэл. – Чем могу быть…
Северянин бестактно вытянул доклад и даже пробежался глазами по титульному листу.
– Позвольте… – задохнулся от возмущения Гебриэл Пустозвон.
Мало того, что мэтры не желают слушать его, так ещё и подсылают шутников. Крепкие, похожие на гнутые штыри, пальцы, что знали тяжкий физический труд, сжались в литой кулак.
– Ваши мысли глубоки, мэтр – слегка склонил квадратную голову северянин. – А труд о тяготении небесных тел нечто удивительное.
– Что?.. – у Гебриэла опустились руки. Неужели он настолько постарел, что безвкусная лесть его так трогает?
Северянин подал доклад автору, заложил руки за спину и как бы, между прочим, взошёл в ротонду. Повернулся во всю мощь тела, закрывая свет и зрительно возвышаясь над учёным, задал бесхитростный вопрос:
— Вам хотелось бы, мэтр, изучать тяготение на практике?
Гебриэл поначалу оторопело вглядывался в чёрный силуэт, затем прожевал вопрос в голове. Плечи его мелко затряслись, из горла вырвался сдавленный кашель, переросший в хриплый хохот. Гебриэл Пустозвон смеялся. Он не смеялся так с тех пор, как студенты держали экзамен по мыслительной механике. Путаясь, рассказывали небылицы, приводили курьёзы из жизни и клялись в правоте. И неизменно он ставил удовлетворительные отметки. После ужина хотелось одного: укрыться в хрониках или архиве и искать, искать, искать. Труды по мыслительной механике, мыслительной оптике, происхождение сущего — всё то малое, что удалось собрать в Соборе. Знать, владевшая судостроительными, транспортными, топливными заводами, вкладывала деньги только в то, что приносило прибыль. Какая выгода в тяготении Северных Сестёр? Именно такой вопрос задал почтенный секретарь Собор Гий Добрый. Пока не найдётся практической пользы от тяготения, в распоряжении мэтра Гебриэла — преподавание основ мыслителей. Зная, что невозможно дотянуться до неба рукой, Пустозвону оставалось только вздыхать. А теперь какой-то наглец предлагает сокровенные желания. Нет, этого спускать нельзя.
Резко оборвав смех, мэтр стремительно шагнул к незнакомцу, готовясь задать трёпку. Силуэт заполоскался, подобно парусу на ветру, и пальцы учёного схватили пустоту.
– Не делайте глупостей, мэтр, – глухо предупредили его со спины.
Гебриэл до боли в пояснице развернулся – никого, только порыв ветра, будто пощёчина, хлестнул по лицу.
– Берегите силы, мэтр, – с плохо скрываемой насмешкой посоветовали позади.
Гебриэл, чувствуя слабость в сочленениях, обернулся. Северянин, небрежно опустив козырёк фуражки, опирался на перила между колонн. Может всё примеркалось? Его ощутимо качнуло.
– Кто вы такой? – болезненным голосом, оставив в сторону любезности, осведомился учёный.
– Называйте меня, – северянин сделал небрежную паузу, – Безликий.
– Полно вам. Вздор, – с дрожью в голосе, Гебриэл приближался к перилам. – Безликий? Что у вас с лицом?
– Курьёз, мэтр. Курьёзная трагедия одного мага, если можно так выразиться.
Наконец, Гебриэл понял, что его взволновало и испугало одновременно. Он не мог рассмотреть лица северянина. Черты его терялись, будто в глазах пелена. Переводя взгляд на одежду, колонну, мрамор под ногами, зрение восстанавливалось. В голове всплыла старая бабушкина сказка, что будоражила детское воображение:
«Правление своё великий Король-Без-Имени начал с суда. Привели к нему магов, что творили зло, и тех, кто творил добро. Встали перед ним добрые маги.
– За чистоту вашу, – молвил он, – я возьму вас на незримый остров и награжу бессмертием. Живите вечно в радости и покое. Храните земли обычных людей, не вмешиваясь в дела их.
Предстали перед ним злые чёрные маги.
– За скверну вашу, – объявил им король-чародей, – Вы также отправитесь со мной на незримый остров. И я прокляну вас бессмертием. Живите вечно в страданиях и забвении. А чтобы никто не поминал вас навеки, я лишаю вас лиц.
И вмиг разметало чёрных магов в клочья. И обратились они в тени. И где, внучек, увидишь, что тень корчится, знай – то чёрный маг ответ держит за скверну».
В рыбацких районах Риважа, где вырос будущий учёный, в неверном свете газовых фонарей, таких теней было видимо-невидимо. И когда, бывало, Гебриэл не слушался, бабушка грозилась отправить его в дрожащий тенью переулок за домом. А детские страхи, порой, с возрастом никуда не уходят.
– Что вам… нужно? – судорожно сглотнул учёный.
– Ваша помощь, мэтр, – перешёл на деловой разговор Безликий. – И прекратите дрожать, я не проклятый королём-чародеем злой маг, – на мгновение показалось его лицо, будто ребёнок рожицу нарисовал. – Обычный, самый обычный волшебник. Работаю на вольных землях Белогорья в «Север-компания». Чем только не приходится заниматься нашему брату. И работать тайно, скрывая лицо. Мне это сделать очень легко, у меня лица нет. Но об этом поговорим позже.
Гебриэл послушно внимал, опустив голову. Сознание плыло, как в тумане. Кажется, волшебники давно повывелись в землях шуадье, а тут надо же, объявился. Иногда Гебриэл ловил себя на мысли, что волшебники много чего могли рассказать о небесных телах. Они владеют такими силами, что и помыслить страшно. И если бы не регистр… Неужто, сказки не врут?
– Очнитесь, мэтр, – недовольно произнесли над ухом, бестактно тряхнув за плечо. – Я о деле говорю.
– Да-да, – зарделся, будто студент на экзамене, Гебриэл.
– В одной из разведывательных партий близ самого высокого горного хребта, что северяне называют по-фаракски Инаксиблес, Невероятный, наблюдали необычное явление. Это начали замечать на высоте двухсот шагов. Крюк, что забросили с помощью пушки, сорвался. Он крошился, будто глина и был насквозь покрыт ржавчиной. Случалось ли вам о таком слышать?
– М-м… любопытно, – недоверчиво изогнул бровь учёный.
– Понимаю, – слабо кивнул северянин. – Я, даром, что волшебник, прожил полтораста лет, но ни о чём подобном не слыхивал. Была предпринята вторая попытка, но крюк, рассыпавшись, вновь сорвался. Владельцы «Север-компании» не тратят зря золота и с начальника поисковой партии непременно спросили бы убыток. Ему удалось подняться несколько выше. Здесь начинались разломы и пещеры. Решено было начать разведку здесь, а чтобы успокоить народ, вызвали меня. Я прибыл через четыре дня. По моему прибытию всё их оборудование было неисправно. Металл ржавел, дерево рассыпалось в гниль. Погибло два человека при весьма странных обстоятельствах.
– Причина смерти? – с нескрываемым интересом допытывался Гебриэл.
– Не отравление – точно. Скорее, они умерли от обезвоживания. Будто с десяток дней сушились на жаре. Начальник партии уверял, что они крепили крюки в клинообразной расщелине резко уходящей вверх. А так как их не было более часа и они не откликались, их тела стащили на верёвке, которой они обвязались. Я проверил: колдовство к ним не применялось. И вообще силы мои там быстро иссякали. Партия была свёрнута, но они кое-что нашли. Кристаллический уголь: сидиан. Наверное, богатейшие запасы. Мне поручено найти причину явления, которое северные учёные прозвали «инаксиблесская напасть». Мило, не правда ли?
В поисках хоть каких-нибудь знаний, мне на глаза попался ваш труд. Возможно, дело по вашей части. Может это быть небесным тяготением?
– Не знаю, Безликий, – лукаво пожал плечами учёный, – Мысль в науке – вещь зыбкая.
– Не понимаю! – несдержанно вскричал маг. – Так вы поможете? Компания платит золотом.
Стараясь не глядеть на северянина, Гебриэл заложив руки за спину, слегка сгорбившись, начал прохаживаться по ротонде. Уголки губ тронула тщеславная ухмылка. Золото – это не так уж и плохо; будет, чем отдавать долги по закладной. «Север-компания» – серьёзный повод взять отпуск. В конце концов, он давно собирался бросить преподавательскую деятельность. Мнилось: не закончился ещё его путь. В молодости нам кажется, что впереди время, за которое успеешь многое увидеть и испытать. Но сие ложь самому себе. Впереди пустота, которую ты хочешь избежать. Ищешь норку, семью, живёшь с запасом. Так проходит молодость, а впереди всё равно пустота. Гебриэл Пустозвон не имел ни родственников, ни семьи. Его круг общения – несколько мэтров Собора, да студенты на немногочисленных семинарах. О, мнимые и истинные боги, если у тебя ничего нет, значит ли это, что время – всё, что у тебя осталось?
– Я согласен, – одними губами, неслышно, произнёс Гебриэл, поражаясь своему безрассудству.
– Прекрасно! – механически, без эмоций, воскликнул маг, – Поверьте, предложение крайне выгодное. Отъезд в Белогорье не вызовет кривотолков. Мы отправимся порознь.
– Вы скрываетесь? – попытался уязвить мага Гебриэл.
Тщетно, его лицо было по-прежнему скрыто.
– «Север-компания» и Полесская угольная компания сейчас на ножах. Если залежи сидиана в Инаксиблесе велики, это может вызвать обвал акций на топливной бирже. Или, по договорённости с правительством Белогорья, значительно снизить цены на уголь. Сегодня меня пытались арестовать, не пойми зачем. Так ещё и несколько дней назад в пригороде Белогорья был вооружённый саботаж на перерабатывающем заводе. Больше золота – больше склок. Не могу не предупредить, мэтр: наше соглашение рискованно для нас обоих.
– Вы смеете, – почувствовав задор, по-мальчишечьи возмутился Гебриэл, – упрекнуть в трусости меня, сына Риважа!
Северянин гулко расхохотался. Стремительно оттолкнулся от балясин, приблизился.
– Отлично, мэтр, – он снял перчатку, подал жилистую ладонь. – Не буду утруждать вас подписями и печатями договора. Вот вам моя рука. Вы как истинный сын Риважа, знаете, что это значит.
Гебриэл не успел одёрнуть ладонь. Та, как литая застыла в каменных пальцах северянина. «Печать — всего лишь воск, какая в ней честь? Твоя ладонь – часть тебя и твоего достоинства. Предашь, отсеки её». Слова шуадье Риважа стали девизом всех его подданных.
И тут только в голове мыслителя блеснули трезвые мысли. Но сетовать можно было только на себя. Безликий маг исчез, как только ветер растревожил глаза. А может, это был дешёвый эффект и Безликий просто стремительно вышел прочь.
Чувствуя лёгкие прострелы в пояснице, мэтр предпочёл холодной площадке, пыльный уют залы Собора. Здесь уже гасили люстры, сновали туда-сюда уборщики. Гебриэл кротко потребовал подогретое вино и свежий вестник в библиотеку.
В ожидании, зажёг светильник и прошёлся по полкам в поисках книг по хроникам. Пролистав пару книг постарше, учёный бросил затею. О магии и магах говорили в очень узком кругу, а написать об этом книгу считалось делом неблагодарным. Конечно, были записи о магах прошлого, но как о добропорядочных гражданах, а не их силе. Искать сведения о маге, которому полтора века было бы слишком утомительно, да и список будет немалым.
Принесли вина. Мэтр снял тесные башмаки и с удовольствием растянулся в кресле. Потягивая горячащий напиток, торопливо развернул «Северный вестник». Наскоро пробежавшись по малоинтересным местным статьям, отыскал колонки общих новостей. Конечно, о «инаксиблесской напасти» ни слова, но пару строк о беспорядках в провинции Белогорья, присутствовали.
Впрочем, оставалось только одно: заказать билеты до вольных земель. Решение далось так просто, что учёный вслух усмехнулся. Не мешает купить у оружейника завалящий револьвер. Кто знает, когда в его кармане будут звенеть золотые.
Когда почтенные мэтры разъехались по гостиницам, а местным преподавателям звонили в колокольчик, призывая на ужин, Гебриэл вышел из библиотеки.
Замерев у колонны, он кивал на приветствия подобревших к ужину коллег. Но перегородил путь почтенному секретарю Собора.
– Мэтр, — недовольно поджал губы тот, – Нельзя ли разговоры оставить на завтра? Мы все устали.
– Завтра я уеду, – холодея от решительности, тихо ответил Гебриэл.
– Позвольте, — прищурился секретарь, – заседание Собора ещё не окончено. Ваш доклад важен для нас, поверьте.
– К скверне вашу веру, — ещё более холодея внутри, почти без фальши оскорбился Гебриэл. – Завтра закрытие Собора и всё, что услышат мэтры – здравицы за кубками вина.
– Вы забываетесь, – брызгая слюной, отступил от буяна секретарь. – Ваше положение и так шатко, а долги…
Уж что нашло на почтенного мэтра, но в него будто вселился злой дух. Он схватил секретаря за грудки. Приподняв, потряс, и приложил, совершенно обескураженного, к балясинам. Дворецкие и преподаватели, что были поблизости, потянулись остановить стычку. Но в страхе отпрянули, уверяя позже, что в глазах мэтра Гебриэла сверкал зловещий магический блеск.
Сам виновник неожиданного бунта на деревянных ногах проследовал себе в комнату. Плотно прикрыл дверь, сел на прибранную кровать и закрыл лицо ладонями.
Мысли оказались на удивление спокойными. Собрать ручную кладь, дочиста выскрести банк в секретере, набросить потёртый бушлат, в каком ходят промозглыми от морского ветра ночами в рыбацких районах.
Гебриэл, глядя перед собой, зажёг лампу. Тусклый огонёк под дутым стеклом обжёг воспалённые веки. Он, по-стариковски дрожа, лихорадочно раскрыл шифоньерку и, обрывая фурнитуру, начал скидывать на кровать бельё и одежду. Вскоре, саквояж вспух месивом: короткие дорожные сапоги покоились под пуховым плащом, сапожная щётка запуталась в сорочках. Личные и бритвенные принадлежности в беспорядке рассыпаны в подсумках. Потроша секретер и раздумывая, какие бумаги, кроме паспорта, с собой взять, посвежевший учёный был потревожен настойчивым стуком в дверь.
– Мэтр Гебриэл, – настороженно позвали его, – здесь врачеватель Густаав Рыбак. Откройте. Клянусь, я ваш друг.
Густаав также был уроженцем Риважа. Их семьи, проживая в одном переулке, были очень дружны. Но Густаав был молод и без особых талантов продвигался по служебной лестнице. Может, Гебриэл Пустозвон и завидовал и признавался в своей беспомощности, но в сложившейся ситуации в голову прокрались подозрения.
– Входите, дверь открыта – тихо сказал мэтр, но вздохнув, добавил, – У меня револьвер.
За дверь зашепталось несколько человек. Наконец, низкий гнусавый голос прохрипел:
– Мэтр Гебриэл, у вас и так были трудности с законом…
– Тогда вы понимаете, что я без колебаний выстрелю!
По коридору, утюжа ворс ковровой дорожки и мягко стуча каблуками, торопливо отступили от двери.
– Я выхожу, – как можно более хладнокровно заявил Гебриэл.
Накинул бушлат, оставив в комнатке остатки робости. Дверь распахнул ногой. В коридоре его ждали несколько жавшихся к стенам мэтров. Гебриэл вышел, держа правую кисть руки во внутреннем кармане.
– А ты говорил «нет у него оружия», — с боязливой досадой выговаривали учёные Густааву.
– Мэтры, – тихо укорил их Гебриэл. – Я не сделал ничего противозаконного. За то, что мной содеяно, я ответил. Зачем вы меня преследуете?
– Чернокнижник! – зло бросили ему из-за спин почтенных учёных. Те смущённо поглядели друг на друга: это уж слишком.
Легендарная Чёрная книга – проклятое верой богов и верой в Отца священное писание – будто бы сожжена в Риважском Храме Сынов. Иное, отличное от общепринятого, учение, где главный враг человечества – Зверь – провозглашало начало природы над верой, животное начало выше человеческого. По большей части мыслительное, бездоказательное изложение. Часть копий в своё время взволновали ум молодого учёного. Лет пятьсот назад его бы сожгли на костре, а ныне, вкупе с иными обвинениями, приговорили к каторге. И всё же чернокнижник, значит вероотступник, а это не так. Мэтр Гебриэл чтил и Отца, и старых богов.
– Я ухожу, – просто заключил Гебриэл, медленно отступая к чёрному выходу.
На лестнице для рабочего люда темно и поддувает из плохо заделанных трещин. Снизу раздавались гортанные голоса. На площадке пылал пожарный факел, освещая силуэты в киверах. Жандармы, с тоской промелькнуло в голове учёного. Что здесь происходит? Что наговорил им секретарь? Да и могли ли они появиться так быстро?
– Мэтр, – шепнули ему с лестничного пролёта. Огонёк свечи едва высвечивал сгорбленную фигурку.
– У меня револьвер, – жалко выдавил Гебриэл.
– Вы отродясь оружие в руках не держали, – спокойно возразили ему. – Я выведу вас из Собора. Поторопитесь, выбирать вам не приходится.
Гебриэл, на слабеющих ногах, последовал за тусклым огарком. Ожидая, что его повяжут в темноте, был удивлён, оказавшись на рабочей площадке, под ротондой, что возвышалась куполом над головой. Огонёк свечи погас, но в синеве ночи удалось рассмотреть скрюченную фигурку истопника, которого все называли Уголёк. Только Гебриэл знал его настоящее имя: Ролэн Угольщик. Вместе они отбывали срок на каторге по одному делу. Но Гебриэлу повезло больше: он восстановил, хоть и не полностью, доброе имя.
– Ролэн, что происходит? – взмолился мэтр, прижимая к продуваемой груди саквояж. – Я ни в чём не виноват. И почему здесь жандармы? Уж не за мной ли?
– Да, мэтр, – кашлянул старичок, – За вами и прочими мыслителями. Сегодня арестовали семью торговца Дира Вольного, что покровительствовал мыслителям. А пару дней назад в Риваже совершил сомнительное самоубийство почтенный Корнуэл Волнорез, редактор и собиратель копий Чёрной книги.
– Но почему? – едва не вскричал измученный вестями Гебриэл, отступая к перилам.
– Правая охота, — спокойно молвил подзабытое слово, что искореняло видимую и невидимую крамолу в государстве. – Приказ шуадье ещё не вышел, а первые шаги сделаны. Вы меня, мэтр, как-то спасли от петли, и я делаю для вас тоже самое. Мой вам совет: берите билет на ночной рейс до северной границы. А там до Белогорья на своих двоих.
Гебриэл без слов благодарно склонил голову на слабое плечо Ролэна.
– Благодарю, – едва выговорил он и отступил к базальтовым каскадам, что творили неудобную, но всё же лестницу вниз.
– И помните, мэтр, – напутствовал в последний раз Ролэн, – Теперь ваша жизнь стоит ровно столько, сколько дадут за вашу голову. Долг я отдал, но очень нуждаюсь в серебре.
Бедняга Гебриэл, рискуя кубарем скатиться на камни, сбежал вниз. Теперь он будет жить настолько долго, насколько у него хватит сил и желания.