Лётную часть программы очередных сборов, посвящённых освоению новой парашютной техники, поступающей на вооружение ВВС, решили в то лето (1948) провести в азербайджанском Кировабаде на базе тамошнего Военно-авиационного училища лётчиков.
Место выбрали не случайно, количество солнечных дней и умеренные ветра в этой местности позволяли уложиться в сжатые сроки намеченной показательной программы c демонстрацией особо сложных парашютных прыжков в разное, время суток, предельных высот и фигур высшего пилотажа.
Традиционные сборы собрали цвет славного племени армейских парашютистов в должностях не ниже начальников этих служб в авиадивизиях ВВС. Как правило, это были Заслуженные мастера парашютного дела с внушительным списком принадлежащих им спортивных рекордов и числом личных прыжков, переваливающем у каждого за полторы тысячи
Один из них, полковник Василий Власов направляясь на сборы поездом, выговорил у начальства пару дней, чтобы сойти на промежуточной станции, откуда недалеко было доехать до небольшой деревушки, где он собирался навестить недавно овдовевшую свою матушку.
Добравшись на попутке до места, он ещё издалека приметил её, хлопотавшую во дворе по хозяйству. Подошёл неслышно. Окликнул. Она, узнав, метнулась навстречу и, припав к его груди, счастливо заплакала.
Ни к какой работе по хозяйству он, конечно, допущен не был, хотя и порывался.
Счастливая мать только и норовила усадить его за стол, чтобы наглядеться на именитого сына, любуясь, с каким удовольствием он пьёт вынесенное ею из погреба охлаждённое молоко.
Бабы, учуявшие деревенскую новость, одна за другой по надуманным причинам, а кто и просто так, стали заглядывать в избу, чтобы поздравить свою товарку Антоновну с радостью и с откровенным любопытством поглазеть лишний раз на редкого для этих краёв настоящего полковника, который должен был помнить, как бегал когда-то босоногим мальчишкой по здешним деревенским улицам.
К вечеру, вернувшись с полевых работ, подтянулись и мужики, товарищи по тому самому деревенскому детству, так что уважаемой на селе Антоновне, как бы ни хотелось побыть с сыном вдвоём, пришлось делить радость встречи с односельчанами, выставив-таки им, угощение и терпеливо дожидаясь, пока они с сыном наговорятся и дадут, наконец, остаться ему одному с матерью.
Очень ей этого хотелось, Но она, выпроводив гостей, усмирила своё нетерпение и не стала в первый же день утомлять своими расспросами захмелевшего в застолье сына, а, уложив его спать, благоразумно отложила всё недоговорённое на потом.
Поутру с первыми петухами она была уже на ногах и прежде, чем собрать спящему сыну завтрак, обратившись к образам, привычно извлекла из прикреплённой к своему нательному крестику ладанки льняной лоскуток с текстом материнской молитвы-оберега, с которой, вот уже много лет каждое утро взывала к сыновнему ангелу хранителю.
Началось это с того времени, когда её сын, тогда ещё молодой офицер военно-десантных войск, навестив родителей в своём первом отпуске, рассказал им простодушно, в чём именно заключается его военная служба, глубоко поразив отца и навсегда отняв покой у любящей его матери.
Вспоминая его рассказ, у неё всякий раз холодело сердце от одного только представления, как её Васенька, покидая самолёт, камнем летит вниз из поднебесья и только в последний момент, у самой земли, раскрывает малонадёжный матерчатый купол, не дающий ему расшибиться.
Отец дьякон, к которому она обратилась, с благословения церковного батюшки избрал для неё молитву-оберег, которую каллиграфически вывел на льняном лоскуте и наказал парашютисту носить её на себе в ладанке вместе с нательным крестиком.
Святой ангел Христов, - гласила та молитва, - защитник от всякого промысла лукавого, покровитель и благодетель! Как заботишься о каждом нуждающимся в твоей помощи в миг случайного несчастья, позаботься о сыне моём грешном, Василии, не оставь его, внемли моей молитве и огради его от раны, от язвы, от всякого несчастного случая. Вверяю тебе жизнь его, как вверяю душу. И как молишь за душу мою Господа Бога нашего, похлопочи же о жизни и сына моего, обереги тело его от повреждения всякого.
Василий ласково, чтобы не обидеть мать, разъяснил ей, что верить в Бога и, тем более, носить на себе религиозные атрибуты не позволяет ему служба и принадлежность к безбожной коммунистической партии. Тогда мать, по наущению отца дьякона, прикрепила ладанку с молитвой к своему нательному крестику и с тех пор никогда уже с ней не расставалась.
На двухнедельные Кировабадские сборы выпадали два выходных дня, в которые любые полёты в училище были запрещены, и участникам сборов была предложена охотничья вылазка в Самухский лес для охоты на дикого кабана.
Несколько именитых полковников такой перспективой соблазнились и, разобрав предложенные ружья, потратили субботний вечер на совместную с присланными им в помощь егерями заготовку картечного боеприпаса.
Отобрав для этого закапсулированные гильзы и убедившись в том, что все они беспрепятственно, не заедая, входят в стволы предоставленных им ружей, охотники отмерили для каждого из них полновесные дозы пороха и картечи, разложили их по гильзам, тщательно затолкав между ними утрамбованные газетные пыжи, после чего разместили заготовленный боеприпас в выделенных им патронташах.
Утром плотно позавтракали в столовой, после чего штабной джип забросил всю группу, включая приданных ей в помощь молодых егерей в угодья Самухского лесничества.
Предусмотрительные хозяева побеспокоились о том, чтобы на борт джипа были загружены мангал, вертел и неизбежная в таком деле выпивка, в расчете на то, что кабанью свежатинку к ней гости добудут в процессе самой охоты.
В лесничестве к огорчению выяснилось, что в этот день охота, по всей видимости, не состоится. В заповеднике проводился какой-то особый рейд против браконьеров, в связи, с чем все выданные лесничеством лицензии на отстрел, включая и те, которыми располагали наши охотники, были объявлены недействительными, а право на выдачу впредь таковых передали в городское отделение. Возвращаться за новыми лицензиями в город никакого резона не было, поэтому наши друзья спорить с лесными чиновниками не стали, а выкупили у них забитого кабанчика, конфискованного накануне у браконьеров и, порешили вместо охоты зажарить его на вертеле и, удовольствовавшись лесным пикником, вернуться восвояси.
Блюстителям порядка пообещали, не посягая на лесную дичь, ограничиться забавы ради несколькими выстрелами по импровизированной мишени.
Уладив все дела миром, и нагуляв за пару часов лесной прогулки отменный аппетит, друзья избрали для отдыха и трапезы живописную опушку.
Заботу о столе поручили молодёжи из числа сопровождавших егерей, сами же с увлечением стали сочинять условия стрельбы на меткость и присуждения за успехи в таковой, призов в виде особо лакомых частей поджаренной на вертеле поросятины.
Последовавшая за этим стрельба по выставленному спичечному коробку показала, что заслуженные мастера парашютного спорта особым мастерством в прицельной стрельбе не отличались, и выставленный на пеньке спичечный коробок после нескольких их попыток оставался всё ещё невредим.
Полковник Власов в организации стрельбища участия не принимал. Развалившись в тенёчке на спине и расслабившись, он с упоением вдыхал лесные ароматы, всего лишь наблюдая за неудачами своих товарищей.
- Ну, кто же так стреляет, товарищи офицеры!- попрекнул он соратников после нескольких допущенных ими промахов. - Придётся преподать вам урок мастера. Учитесь, пока я жив.
С этими словами, не желая делать лишних движений, он, не вставая, потянулся к лежащему неподалеку своему ружью и, ухватив за обрез ствола, потянул его на себя.
Это было против всяких охотничьих правил безопасности. Направленное на него ружьё могло быть заряжено, и волочить его по земле, где его спусковой крючок мог зацепиться за какую-нибудь скрытою травой корягу, было крайне опасно.
Прежде, чем он об этом подумал, раздался выстрел, который сам он уже не услышал. Предназначенный для взрослого кабана добротный заряд свинцовой картечи ворвался в него со стороны левой подмышки и в миг разворотил то, что ещё за мгновение до этого было его сердцем.
Верный материнскому оберегу, ангел хранитель, никогда не покидавший парашютиста в небе, где тот много лет постоянно и безнаказанно искушал судьбу, на этот раз на одно лишь мгновение не доглядел его на земле, и это мгновение стоило оберегаемому до сих пор материнской молитвой сыну, жизни.
«А придет его час последний, встань в изголовье и облегчи его уход», - взывала она к нему в предчувствии того, что беда может придти неожиданно, и на этот случай молила, если уж суждено будет ему принять смерть, то пусть он будет избавлен от страха встречи с ликом её.
После чего, Ангелу, не сохранившему матери сына, только и оставалось, что выполнить это последнее её поручение.
Господи милостивый, прими с миром душу раба Твоего Василия. Аминь!
Москва. 15 апреля 2012 г.