…Как-то одновременно они пришли, любовь и болезнь, болезнь и любовь, и милосердная, всеядная смерть сегодня, кажется, собиралась вылизывать меня, как новообращенного, будто уже родившегося по ту сторону бытия…
Так ведь всегда бывает – не мог, никак не мог оставить этот чертовважныйпроект, да дело, наверное, даже и не в нем, просто в этом безумном круговороте неожиданно появилась ты, - и сложился стоп-кадр, и все вокруг замерло, растворилось, просто исчезло, и надо быть рядом, надо быть сильным – это проклятое, извечное «некогда болеть».
Глотал какие-то таблетки, и они тоже сжигали меня изнутри, вместе с чувством; а ты посмотришь – мне легче, намного легче, будто у скукоженного от боли комка могут вырасти крылья, огромные, сильные и легкие, и они понесут тебя над этим усталым, прогорклым городом, и сердце – вот оно, я реально теперь его чувствую – колотится так, что, наверное, ты это слышишь…
Осознал уже потом, когда меня скрутило прямо в редакции – задрожали стены, подлодка стала раскачиваться, и замелькало черно-белое кино, - но даже тогда я отчаянно не хотел терять лицо, ты помнишь, я улыбался, я старался улыбаться…
А потом ты приходила, и в белом облачке наброшенного халата плыла по коридору навстречу, и каких усилий мне стоило преодолеть расстояние в несколько шагов, чтобы все-таки увидеть тебя – плевать, как я выгляжу, - ты не узнаешь этого, ты никогда не узнаешь, как я передвигал свои многотонные ноги…
А потом я все-таки вышел на свободу, и была эта счастливая прогулка, вся в брызгах и лучах солнца: теплые ладошки, влажные глаза испуганного олененка, дождь непослушных волос…
А потом … Потом мы были вместе. Или все-таки рядом? Неважно. Целое лето. Аня! Ведь никто не знал, что будет дальше…
Потом… Дальше…. Ты бегала, кричала, плакала, умоляла, искала, звонила всем подряд, искала… Ты разместила мое фото на разворотах газет и журналов, и мы ждали: я - в какой-нибудь из больниц, ты – находясь одновременно повсюду, бедная девочка. Целую зиму… Целую тебя…
А потом я очень устал ждать, и ты, я думаю, тоже, и мы стали просто жить с этим, надеясь и не надеясь одновременно… И болезнь потихоньку отвоевывала меня у любви.
А потом наступила весна, и ты влюбилась п о – н а с т о я щ е м у … Ты еще приходила, но уже с каким-то виноватым и участливым видом, именно с этим, очень знакомым видом, с которым обычно люди, случайно выхватившие в потоке информации чей-то отчаянный призыв о помощи, аккуратно и тихо, очень тихо перелистывают страницу, переключают канал, переходят на другую сторону улицы… Обычная реакция. Вероятно, даже нормальная. Всех не спасти. К тому же у немногих хватает мужества пройти со страданием рука об руку, до конца, когда вера уже не греет, и надежда уже не светит…
Ну а что сейчас? Что сейчас… Сейчас – снова на свободе, пока дома. Время будто остановилось. Весна манит, и я потихоньку выхожу, чтобы немного погулять. Но силы как-то быстро кончаются, и бродишь такой обесцвеченной, бесплотной тенью по наполненным предчувствием любви улицам, среди домов, огороженных красными флажками, и нет, лучше не смотреть на эту вдребезги разбившуюся плоть ледяного великана, что еще недавно нависал сверху, оттуда щурился на солнце и последнее время все плакал о несбывшемся, чтобы, регулярно подтаивая по краям и все больше осознавая неизбежность конца, - решиться за несколько часов до этого – самому определить свою судьбу, прощай, солнце, любимое, нестерпимое, такое ласковое зимой и такое безжалостное в эту кипучую, бескомпромиссную пору, не надо, не уничтожай меня, я сам, сам…
А вот мне никогда не хотелось такого финала, Аня. Даже в самые тяжкие минуты.
С усилием поднимаю голову и смотрю на крыши. Там примостилась еще парочка потенциальных самоубийц. Бог им судья.
Улыбаюсь.
Надо идти дальше. Думаю, я дойду.
Подождешь еще, беззубая. Я еще не твой. Я еще не дошел.
Позже.
Потом…