ГОРЕЦ
КУЗНЕЦ
Густые тучи закрыли небо. Стало темно, хотя еще был полдень. Ветер становился все сильнее. Он сдувал снег с плоских крыш и безжалостно пригибал к земле немногие низкорослые деревья, боязливо жавшиеся к домам. Надвигалась снежная буря, явление довольно частое в марте месяце. Жители высокогорного села Верхний Рук к ним привыкли и воспринимали их без особого беспокойства. В этот день в доме кузнеца Джанаспа Плиева царила напряженная суета. Его супруга Гаяне собиралась разродиться первенцем. Кузнец хоть и не был человеком набожным, но мысленно постоянно обращался к Богоматери с просьбой помочь роженице и даже не просил, чтобы обязательно родился сын, о котором мечтал.
Не выдержав напряжения и стонов жены, он под шквальным ветром с трудом добрался до кузницы, которая стояла впритык к жилой части дома, раздул огонь и бережно вложил в горн лезвие будущего вайнахского боевого кинжала, ковать которые Джанасп умел лучше всех. Из дальних мест приезжали казаки, ингуши и даже чеченцы, которые сами имели прекрасных оружейников. Они заказывали сразу по несколько кинжалов с разной отделкой. Одинаковыми были только великолепные клинки, ничем не уступавшие дамасским.
Ремеслу Джанаспа обучил дед. Он научил его любить и чувствовать металл. И даже обыкновенная простая конская подкова под его молотом становилась настоящим произведением искусства. На всех своих изделиях Джанасп ставил личное клеймо. Остановившись, чтобы вытереть пот со лба, кузнец сквозь бешеный рев ветра услышал радостные крики повитухи:
- Джанаспи-мастер! У тебя сын родился!
С трудом преодолев ураганный ветер, он ринулся в дом, где рожала жена. Жену свою он очень любил. Два года назад, будучи во Владикавказе, могучий кузнец завоевал сердце стройной армяночки и увез ее к себе в горы, невзирая на протесты родни. Назову сына Коста в честь великого поэта, решил он. Стихи Коста Хетагурова уже давно стали частью осетинского фольклора.
Мальчишка рос здоровым и смышленым. Он часами пропадал в кузнице, наблюдая за работой отца.
- Па! А как ты узнаёшь, что металл уже можно колотить?
- Не колотить, а ковать. Колотят только глупых и непослушных мальчишек. А о готовности металла я узнаю по цвету, но могу и на ощупь.
Кузнец намочил указательный палец слюной и на мгновение прикоснулся к раскаленному куску металла, покоившегося на пышущих жаром углях.
- Еще не время. Только смотри! Не вздумай повторить то, что видел.
Сын, конечно же, попробовал, сильно обжегся, но, не издав ни звука, обмотал руку тряпицей и терпел всю ночь, пока мать наутро не обнаружила уже начавшийся гноиться ожог. Промыв рану и приложив к ней смесь из поджаренной муки, курдючного сала и горных трав, она перевязала сыну руку чистым платком. Отец все понял, но ничего не сказал, посчитав, что мальчик уже достаточно наказан за свое непослушание.
Через много лет Коста потряс своих пятилетних внуков, окунув намоченный слюной указательный палец в медный расплав. Восхищенные мальчишки попытались это повторить, но были немилосердно отогнаны от ванны с расплавленной медью.
Дед сделал рассерженное лицо, с трудом скрывая улыбку. В глубине души он был доволен, узнавая в мальчишках свою кровь.
Когда Коста исполнилось семь лет, его отправили на учебу в Гори в духовную семинарию. Мать мечтала, чтобы мальчик стал священником или учителем. Отец же видел в нем продолжателя своего дела, да и ребенок тянулся к его ремеслу. Но Гаяне настояла на своем. Обожавший ее муж ни в чем не мог ей отказать.
Так Коста стал семинаристом. В семинарии он подружился со своим одноклассником - Сосико Дзугаевым, который впоследствии стал Сосо Джугашвили, а затем Иосифом Сталиным. Учиться было скучно. Постоянные молитвы и скучные проповеди, заучивание церковных ритуалов и регламентов выхолащивали из семинаристов мальчишескую живость и энергию.
В один прекрасный день Сосико исчез и, как оказалось, навсегда. Больше они никогда не встречались. Коста же после летних каникул наотрез отказался возвращаться в семинарию и остался дома помогать отцу.
Время шло. Коста превратился в крепкого парня с курчавой шапкой иссиня черных волос.
ЛЮБОВЬ
Однажды Джанасп взял сына с собой в Цхинвал. Там он навестил своего старинного приятеля Эктиме Санакоева, зятя старого князя Элизбара Давидашвили. Коста познакомился с сыновьями Эктиме- Илией, Васико и Нестором. Илия учился в Петербургской академии художеств, Васико собирался стать инженером-железнодорожником, а Нестор уже учительствовал в Цхинвальской гимназии. Молодые люди подружились. Во время летних каникул они проводили одну-две недели в доме Джанаспа в Верхнем Руке. Юноши ездили верхом, охотились и подолгу наблюдали, как под молотом кузнеца рождался клинок кинжала или сабли.
Как-то раз, будучи в Цхинвале, Коста зашел навестить Санакоевых. Дверь ему открыла стройная зеленоглазая девица с толстой рыжеватой косой. Это была младшая дочь Эктиме – Тамара, которую Коста видел мельком, когда она была совсем девочкой. Сейчас же Тамара училась в Заведении Святой Нины в Тифлисе. Он поинтересовался дома ли хозяева. Его пригласили войти.
С того дня Коста зачастил в Тифлис, но увидеть заворожившую его девушку ему удавалось нечасто. Она жила у старого князя, своего деда по матери. А придумывать каждый раз подходящие предлоги для частых визитов было непросто. Видеться удавалось лишь урывками, да и то издали во время прогулок в сопровождении няньки или возле школы, когда она выходила после занятий. Однажды Коста не выдержал и подошел к Тамаре. Поздоровался и, обменявшись несколькими вежливыми словами, ушел.
В его глазах было столько обожания, что нянька почувствовала, что молодых людей тянет друг к другу, о чем не преминула сообщить старому князю.
Элизбар в Тамаре души не чаял, страшно ее баловал и уже подумывал о подходящей партии для любимой внучки. Ему и в голову не могло прийти, что его любимица тайно вздыхает по сыну кузнеца-оружейника. Он только после рождения внучки с трудом смирился с тем, что его дочь - княжна Ивлите вышла за осетина Санакоева. Зять был красив, из старинного рода, православный и получил приличное по тем временам духовное образование, тем не менее, не о таком зяте мечтал старый князь.
Выслушав няньку, Элизбар почувствовал себя так плохо, что пришлось вызывать врача. Доктор прописал покой, приказал не нервничать и не принимать тяжелую пищу. После того, как он пустил ему кровь, старый князь почувствовал себя несколько лучше и поклялся, что скорее прибьет сына кузнеца, чем разрешит ему видеться со своей внучкой. Старик рассказал родителям Тамары о подозрениях няньки и потребовал, чтобы они поставили на место кузнеца и его «отродье» и сообщили им о возможных последствиях.
- Эктиме, строго предупреди этого горца. Я не шучу и пойду на все, чтобы предотвратить возможные неприятности. Хватит с меня одного осетинского зятя.
- А причем тут национальность твоего зятя, Элизбар. Почему ты меня оскорбляешь. Разве твой зять когда-либо вел себя недостойно? Разве я плохо забочусь о твоей дочери и твоих внуках? Разве я хоть чем-то посрамил честь твоего рода?
- Ты может и прав Эктиме, но еще один осетин в моей семье, да еще сын простолюдина - это уже чересчур!
Да, красная корова никогда не поменяет свою шкуру, подумал Эктиме, вспомнив любимую поговорку своего приятеля армянина.
Через два дня к кузнецу зашел местный урядник.
- Послушай, Джанасп. Образумь своего сына. Пусть отстанет от княжны, иначе не миновать беды. Было бы неплохо услать Коста куда-нибудь подальше, а еще лучше женить. Ему уже давно пора завести семью.
- Спасибо, дорогой. Я подумаю, как выйти из этого положения. Оставайся отобедать с нами.
- Спасибо. Не могу. Начальство ждет моего доклада.
Урядник ушел. Кузнец задумался. Коста уже двадцать восемь, а внучке князя Элизбара еще нет и пятнадцати. Да и в общем-то старик прав. Не пара ей Коста. Нужно срочно подыскать ему подходящую невесту. Кузнец поделился своими мыслями с женой. Гаяне аж взвилась:
- Не родилась еще та женщина, которую не смог бы осчастливить мой сын! А этот старикашка пусть подавится своей внучкой. Пусть выдаст ее за какого-нибудь барана с громкой фамилией для поддержания чести своего рода.
Когда Коста, закончив работу в кузнице, пришел домой, родители усадили его за стол и завели разговор о женитьбе.
- Коста, я уже давно присматриваюсь к девушкам из нашего села. Пора тебе остепениться. Очень нам нравится дочь мельника. Скромная, красивая и хорошая хозяйка. Вы вполне могли бы осчастливить нас с отцом, подарив нам внуков. Тебе уже давно пора обзавестись семьей.
- Ма, не хочу я никаких дочек мельника или кого-то еще. Не хочу я ни на ком жениться.
- И на внучке князя Элизбара тоже?- Вступил в разговор кузнец.
Лицо Коста потемнело и, нахмурившись, он глухо сказал:
- Я люблю ее больше жизни. И никого, кроме нее, не хочу!
- Ты, надеюсь, понимаешь, что она еще ребенок и что ее никогда за тебя не отдадут, Мы люди простые, а она внучка грузинского князя,- грустно сказал Джанаспи.
- Это, смотря как посмотреть. Отец ее тоже не из царского рода, однако же женился на княжне.
- Во второй раз князь такого не допустит.
- Тогда мне придется ее украсть и увезти туда, где нас никто не найдет.
- Только этого нам не хватало.- Запричитала Гаяне.
-Ты что абрек, чечен или ингуш? Ты православный христианин. Так что веди себя как подобает.
Коста ничего не ответил и отправился в кузницу, где с остервенением стал сваривать звенья толстенной цепи, которую заказал мельник. И тогда он решил уехать из Рука, устроиться на работу, купить дом и только после этого привезти Тамару. Бедный парень был уверен, что Тамара его любит так же сильно, как и он ее.
Через несколько дней Коста, несмотря на отцовский запрет, собрался уезжать. Джанасп очень рассердился и обиделся. Его планы на спокойную старость пошли прахом.
- Если ты ни в грош не ставишь мое мнение, уходи. Но отныне двери этого дома для тебя закрыты.
- Не обижайся, отец. Я все равно вернусь и притащу с собой целый выводок внуков. Я очень люблю вас с мамой, и роднее вас никого у меня нет.
Старый кузнец с трудом сдержал наворачивавшиеся слезы и обнял сына.
Одно то, что он будет далеко от рыжей девчонки, уже неплохо, подумал он.
МАСТЕР
Коста уехал в Армению, где, как он узнал, французы построили медеплавильный завод. Для хорошего кузнеца там обязательно найдется приличная работа.
Медеплавильный завод Манессмана в Алаверди поразил воображение парня своими размерами и переплетением огромного количества трубопроводов. Единственным неприятным ощущением был удушающий запах желто-зеленого дыма, выходившего из труб купоросного цеха. Однако через некоторое время ветер изменил направление, и неприятный дым рассеялся.
Коста приняли в цех по ремонту оборудования, но он твердо решил освоить медеплавильное производство. Инженерный состав завода был невелик, но опытен. Кроме французов на заводе работали также русские, армянские и грузинские специалисты. Коста стал Константином и потихоньку совершенствовал свой русский и осваивал армянский язык. Толкового парня быстро стали выделять из основной массы рабочих.
-Тебе надо учиться,- не раз говорил ему технолог Иван Хатисов.
- Да где уж там. Мне надо кормить семью,- отвечал Коста.
- Так ведь ты же не женат. Сказал инженер.
- Собираюсь, -ответил Коста.
Через месяц он уже был помощником мастера, а еще через полгода стал мастером плавильного цеха.Собрав приличную сумму, Коста решил съездить домой, повидать родителей. По дороге он на несколько дней остановился в Тифлисе в надежде повидать Тамару. Парень часами простаивал перед окнами княжеского дома в надежде увидеть девушку. Судьба оказалась к нему благосклонна. Из форточки выпал бумажный комочек. Это была записка от Тамары. «Я знала, что ты придешь. Я тебя не забыла. А сейчас мне нужна помощь. Дед решил выдать меня за лысого, толстого и вечно потного сына начальника канцелярии наместника. Он родственник князя Чавчавадзе и очень богатый. Я скорее наложу на себя руки, чем выйду за него. Приходи завтра утром к дому доктора Каламкарова».
На следующий день с самого раннего утра Коста прогуливался перед докторским особняком. Где-то около одиннадцати подъехала коляска с Тамарой и ее матерью. Они вошли в дом и для Коста медленно потекли минуты томительного ожидания. Когда они вышли, на тротуар упал очередной комочек бумаги. Тамара, казалось, его не видела. Но он рассмотрел ее очень хорошо. Она похудела, вытянулась. Формы ее округлились. Одним словом вместо подростка он увидел девушку в самом расцвете. Ей уже было шестнадцать лет.
Записка гласила «Родители и братья сказали, что ничего не могут поделать. Дед уперся. Если ты меня любишь, жди меня вечером возле нашего дома в фаэтоне. Я выйду, не знаю как, и мы уедем куда-нибудь подальше».
Через несколько часов поезд уносил их на юго-восток. А спустя три дня они обвенчались в соборе Ахпатского монастыря. Так началась семейная жизнь. Через год у них уже родилась дочь.
Весенним солнечным днем Коста со всем семейством отправился а гости к Хатисову. Приятно проведя время, семейство вернулось домой. Возле калитки на чемодане сидел брат Тамары Васико. Мужчины обнялись, а Тамара очень удивилась. Она думала, что никто в семье не простит им бегства.
- А как ты узнал, что мы здесь?- спросила она брата.
- Не задавай глупых вопросов. Дай мне расцеловать племянницу.
Васико рассказал, что после бегства Тамары старый князь слёг и проболел целый месяц. Его часто навещал несостоявшийся муж Тамары. Как-то раз он заявил:
- Я обязательно найду беглянку. Похитителя застрелю, а ее отправлю в монастырь. Но перед этим я ей обязательно покажу подарки, которые были ей приготовлены. В том числе и наши семейные драгоценности, которые передаются от невестки к невестке. Пусть увидит, что потеряла и помучается.
Старый князь с удивлением смотрел на вытиравшего лысину «жениха», от которого нестерпимо несло потом. Затем удивление сменилось брезгливостью, и старик сказал:
- И за этого потного ишака я собирался отдать свою любимую внучку. Что же вы, мои дорогие, не открыли мне глаза?
- Тебе откроешь, как же. - Усмехнулся Илия.
- Как ты разговариваешь с дедом, негодный мальчишка! - Вспыхнул Элизбар.
«Мальчишка», которому уже давно перевалило за тридцать, рассмеялся:
- Ладно, дед. Не сердись. Лучше скажи, что нам делать дальше.
- Не знаю, дети мои. Но если я умру и больше никогда не увижу мою девочку, я умру несчастным. Интересно, как она там? Не думаю, что очень счастлива. Наверное, нуждается. Они не могли уехать очень далеко. Найдите их и помогите, если нужно.
Найти было нетрудно. Коста написал братьям о том, что они с Тамарой поженились. Молодые люди, вращавшиеся в петербургской богемно интеллигентной среде, были свободны от сословных предрассудков.
- Вот я вас и нашел.- Сказал Васико. Теперь выкладывайте, чем я могу помочь.
- Васико, а чем ты хочешь нам помочь?
- Ну мало ли. Например, деньгами.
- Слушай, а сколько ты зарабатываешь?
- Жалованье инженера путейца составляет1350 рублей в год. Я, как начальник дистанции получаю 1500 рублей жалованья, плюс 350 рублей наградных.
- Неплохо,- заметил Коста. У меня, как у мастера плавильного цеха выходит только 870 рублей плюс премия за хорошую работу 200-300 рублей. Но нам хватает.
- Тебе нужно получить диплом инженера.
- Как? Я ведь даже церковной школы не окончил. Так что это вряд ли возможно.
Васико вернулся в Тифлис и подробно рассказал деду о том, что видел и что у старого князя появилась чудесная маленькая правнучка.
- Как бы я хотел ее повидать, глубоко вздохнул Элизбар.
Но осуществить свое желание он не успел. Через две недели его не стало.
Наступили смутные времена. 1905 год. Начались волнения в Петербурге и Москве. Революционная зараза проникла и в крупные промышленные центры Закавказья Баку и Тифлис. Была попытка организовать стачку и на заводе Манессмана. На длинный перечень ультимативных требований стачечного комитета директор отреагировал спокойно:
- Пожалуйста, не работайте, если вам так хочется. Все убытки будете возмещать вы лично, господа члены стачечного комитета. Ибо рабочие, которым вы задурили головы, ни в чем не виноваты.
Директор знал, что делал. Его ответ быстро дошел до основной массы рабочих. А поскольку администрация всегда старалась быть справедливой и платила больше, чем на аналогичных предприятиях в других городах, рабочие относились к ней с уважением и доверием. Стачка завершилась, так и не успев начаться. Через некоторое время смутьяны под разными предлогами были уволены.
Коста видел, что смуту сеют люди, которые в профессиональном плане ничего из себя не представляют, но обладают повышенными амбициями. Ему с ними было не по пути. Авторитет его рос, и администрация все больше с ним считалась.
Прошло десять относительно спокойных лет. Затем началась Первая мировая война. Завод выполнял военные заказы. Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Коста редко бывал дома, и Тамара еле справлялась с двумя дочками и грудным сыном. Через год родилась еще одна дочка.
Обстановка в стране становилась все сложнее и запутаннее. В феврале семнадцатого произошла революция. Царь отрекся от престола. К власти пришло временное правительство, которое не могло навести порядок даже в столице, у себя под боком. На окраинах империи царила полная неразбериха. Появилось множество политических партий, каждый авантюрист объявлял себя вождем и спасителем нации. Большевики нагнетали обстановку, призывали к саботажу и неповиновению властям. Это называлось свободой. В октябре временное правительство было свергнуто и в Петрограде к власти пришли большевики. Огромная империя переживала коллапс. Закрывались предприятия. Из продажи исчезли продукты питания и другие товары первой необходимости.
Для того, чтобы прокормить уже пятерых детей, пришлось ездить по деревням, обменивать ковры и золото на продукты. Спекулянты и крестьяне, взвинчивая цены, неслыханно богатели.
В Армению вошла 11 красная армия. Была установлена советская власть. На заводе произошли большие перемены. Французы уехали из страны. Рассеялись и специалисты. На заводе остался только один инженер Хатисов, который стал директором и предложил Коста возглавить медеплавильное производство.
Для Коста начался новый этап в жизни. О рабочем-руководителе производства писали газеты, он стал членом ЦИК Армении - высшего законодательного и исполнительного органа власти. Ему было присвоено звание «Герой труда Армянской Республики»1. Время шло. Завод развивался. Хатисов ушел на пенсию и на заводе появился новый директор, молодой и энергичный. Коста понимал, что он уже не соответствует требованиям времени. Сказывалось отсутствие образования. Это понимало и руководство завода, но ничего не хотело предпринимать. Уж очень известен и авторитетен был Константин Джанаспович Плиев – яркий представитель рабочего класса, к тому же еще и нацмен1. После долгих раздумий Коста написал заявление с просьбой перевести его на должность мастера плавильного цеха. Просьбу уважили, но предложили возглавить заводской комитет профсоюза. Коста отказался, заявив, что он хочет работать, а не молоть языком. Тамара была недовольна. Она привыкла к роли жены одного из руководителей завода, да и зарплата мужа ощутимо уменьшилась.
- Коста, почему ты ушел с должности. Поработал бы еще. Лишние деньги на улице не валяются.
- Глупая ты, Тамара! Ты что думаешь, было бы лучше, если бы меня через некоторое время выгнали как полуграмотного? Зачем тебе деньги? Дети выросли и стали самостоятельными. Мы с тобой остались вдвоем. Моего заработка нам вполне хватит.
Но Тамара продолжала ворчать, пытаясь таким образом заглушить тоску по разлетевшимся детям.
Началась война. На фронт ушли сыновья, дочь и оба зятя. Коста собрал всех внуков и младшую дочь под свое крыло. Время было голодное. Приходилось кое-какие предметы обихода обменивать на еду. Детей нужно было кормить и кормить хорошо. Тамара не могла представить, что может быть иначе. Внуки росли здоровыми и крепкими мальчиками. Коста еще до войны получил небольшой участок, где выращивал персики, помидоры, огурцы и острейший перец, который он очень любил. Во время войны вся незанятая площадь была засажена картофелем, которого хватало ненадолго.
По вечерам семья собиралась возле голландской печки. Коста лепил на печь мытые очистки от картошки, которая, естественно, доставалась внукам, подсаливал и ел. Мальчишки со слезами жаловались бабушке, что дед ест самое вкусное, а им не дает. Эти очистки навсегда врезались в память внуков, которые, только став постарше, смогли понять и оценить своего деда.
Тамар-ханум1, как ее называли, была женщиной внутренне свободной, гордой и очень доброй. Она любила людей, и они к ней тянулись и доверяли. Даже в самые трудные военные и послевоенные годы она пользовалась неограниченным кредитом во всех магазинах и на городском рынке.От своей грузинской прабабки, матери старого князя Элизбара, она унаследовала особый дар заговаривать любую боль, вплоть до острой зубной. Делалось это так. В правую руку брался нож и маленький кусочек хлеба. Затем начиналось медленное вращение ножа вокруг головы. Вращение, сопровождаемое таинственным шепотом на грузинском языке, все убыстрялось. Наконец, через несколько минут боль утихала. Она могла моментально успокоить и раскапризничавшегося ребенка и отчаявшуюся женщину.
Больше всего на свете она любила своих внуков и детей. Внукам разрешалось все, кроме плохого аппетита. Тамара считала, что мальчики должны расти свободными и независимыми. Они должны стать настоящими мужчинами ини в коем случае не попадать под давление женщин. Коста придерживался такой же точки зрения.
Если долго не было писем с фронта, Тамара не находила себе места и, давая выход своей тревоге, начинала вслух ругать Гитлера, Сталина и всех их приближенных. Уважение к семье было настолько велико, что эти выходки не имели серьезных последствий. Как-то вечером к ним зашли секретарь райкома партии и начальник городского отдела НКВД. Оба выдвиженцы, раньше работавшие на заводе под началом Коста, были многим ему обязаны. Они очень попросили Тамару вести себя потише и обратились к Коста:
- Коста, уйми Тамар-ханум. Ведь кто-нибудь из пришлых чужаков может настучать, и тогда мы ничего сделать уже не сможем.
- Вам легко говорить. Вы что ее не знаете? Разве ее можно образумить словами?
- Ах ты, чертов горец! Ты что, хочешь сказать, что можешь образумить меня кулаками?
Коста рассвирепел:
- Замолчи, женщина. - произнес он, не повышая голоса, но с такой интонацией, что Тамара поперхнулась появившимися было на языке словами.
Тамарины «политические» демарши прекратились. Теперь она просто тихо плакала по ночам.
С войны вернулись все, кроме младшего - Вахтанга, который погиб в Бреслау1 1 марта 1945 года.
Умерла она в 54 года от рака молочной железы, наотрез отказавшись от ампутации груди. Коста пережил свою жену на три года. К концу жизни он сильно сгорбился и полностью ослеп. Внуки читали ему вслух газеты. Он по-своему отреагировал на доклад Хрущева о развенчании культа Сталина :
- Как им не стыдно! Что за недостойные люди! Где все они были в те годы? Жили в другой стране? Пока Сосико был жив, они при нем дышать боялись, а сейчас, как шакалы,терзают покойника. Какой пример они подают молодым. Я его не оправдываю, но все эти негодяи замазаны кровью не меньше, чем он.
Как тут не вспомнить Киплинга.
… Гиены и трусов и храбрецов
Пожирают без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов.
Это - дело людей…
Коста так и не вступил в партию. Любые организации, объединяющие людей для удовлетворения взаимных интересов - от шаек до партий, у него не вызывали уважения. Он был человек чести и считал, что его поступками может руководить только его собственная совесть. Коста никогда не лгал, не сквернословил, не злоупотреблял спиртным и не играл в азартные игры. Единственный «грех», который он себе позволял – это курение. Зато табак, который выращивал и готовил сам, был очень ароматным и необыкновенно крепким. Все, что он делал, он делал основательно.