Хождение по мукам

 
                Свой путь земной, пройдя до половины,
                Я оказался в сумрачном лесу… 
                Данте Алигьери               
                «Божественнаякомедия»


«ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ»                               
               
     В ноябре 1976 года в Армении был создан филиал Московского научного центра «Алгоритм» Всесоюзного объединения «Союp’вмкомплекс» Минрадиопрома СССР и меня назначили его директором. Не было ни помещения, ни сотрудников, ни оборудования. Зато было государственное плановое задание на научно-исследовательскую работу, которое необходимо было выполнить в требуемом объеме и в установленные сроки. Было также задание на проведение проектных и изыскательских работ для предстоящего строительства.
     Работать было трудно. Главк был новый. Головное предприятие тоже. Соответственно, набранные в спешке сотрудники главка не всегда имели  соответствующую квалификацию и зачастую создавали много дополнительных проблем и себе и другим. Они особенно нервничали, когда сталкивались с людьми более компетентными, чем они сами.
     К несчастью всех директоров предприятий, входящих в наш главк, начальником назначили отставного полковника КГБ Титова, который какое-то время работал в советской миссии в ООН в Нью-Йорке, затем в системе Госкомитета СССР по науке и технике. Было такое впечатление, что Салтыков-Щедрин списал с него Угрюм-Бурчеева1  и Органчика2  одновременно. Ограниченный, трусливый и нечистоплотный, он завел себе соответствующего фаворита–заместителя по капитальному строительству, мужа буфетчицы из ЦК КПСС. В молодости тот работал секретарем райкома комсомола в Кировоградской области на Украине. Изворотливый и хитрый, он умел втираться в доверие к людям. Пытаясь упрочить свои позиции, он старался подтолкнуть директоров на какое-либо должностное нарушение (чаще всего на приписку по выполнению плана капитальных вложений) и, если это удавалось, начинал их шантажировать. Те, кто не попадали под его влияние, подвергались сильному давлению, как с его стороны, так и со стороны Титова. Зарвавшись, он «наехал» на отставного генерала КГБ Агеева, который, используя свои возможности, проверил биографию этого деятеля. Выяснилось, что, будучи секретарем райкома комсомола, он растратил казенные деньги, был исключен из партии и сел в тюрьму на два года. В анкетах же указал , что в указанный период он работал на предприятии  А/Я №…… – это был условный адрес тюрьмы. Он умудрился снова вступить в партию. Кадровики и «режимники»1 Министерства, завороженные аббревиатурой «ЦК КПСС», указанной по месту работы его жены, прозевали сей любопытный факт. Затем последовало расследование КПК2, исключение из партии и изгнание с работы.   Вслед за ним в отставку отправили и Титова.
     Как-то в санатории в Гаграх я познакомился с сотрудником советской миссии в ООН  А.И. Шечковым, Когда он узнал, кто начальник нашего Главка, он долго молчал, с сочувствием глядя на меня, а затем поведал занятную историю. Титов, как оказалось, очень увлекался прослушиванием телефонов сотрудников и при случае «блистал» осведомленностью. Кончилось тем, что у него пропала папка документов с грифом «секретно». После безуспешных поисков Титов был отозван в Москву. Через некоторое время папка была обнаружена в его письменном столе, стоящей торчком за выдвижными ящиками.
     В то время было немало положительного, но и много странностей, доходивших до абсурда. За 20 лет директорства  я не смог понять логику планирования по некоторым направлениям деятельности. Если на год выделялось сколько-то десятков миллионов рублей на строительство и приобретение оборудования, то они обязательно должны были быть истрачены. Любая экономия грозила неприятными последствиями. И в конце года начиналась чехарда. Директора перезванивались друг с другом и начинались встречные потоки денег и оборудования. После 20 января потоки возобновлялись, но уже  в обратном направлении. Самым неприятным было то, что необходимо было обеспечивать задаваемые Министерством темпы роста. И поскольку планирование осуществлялось от достигнутого, в случаях, когда развитие того или иного направления предвосхищало ожидаемое, приходилось это скрывать.Экономия разрешалась только по фонду заработной платы. В научной сфере из этой экономии формировался ежеквартальный премиальный фонд. Приходилось на каждые 10 полезных сотрудников, которым нужно было обеспечить хорошую зарплату, содержать столько же  смазливых девчонок, чтобы варили кофе, носили бумаги и радовали глаз. Таким способом обеспечивалась сравнительно невысокая средняя зарплата и приличная квартальная премия. Особо увлекаться экономией тоже было нельзя, могли срезать фонд зарплаты. Зато в стране не было безработицы.
     В 1979 году мы впервые приняли участие в Международной выставке в Москве, посвященной вычислительной технике и информатике. Мы выставили свой первый скромный результат - специализированную лабораторию на базе микроавтобуса «РАФ»1 для обслуживания и ремонта средств вычислительной техники Единой системы ЭВМ, напичканную диагностической аппаратурой и инструментом. Выставка в целом была скучной и однообразной. Поэтому, когда Л.И. Брежнев, увидел микроавтобус с логотипом «Союзэвмкомплекс», то радостно забрался в него, потрогал сверкающие хромом наборы инструментов, уложенные в элегантные кейсы, и заявил:
- А что. Очень даже хорошо. Не хуже, чем у капиталистов. Твои ребята молодцы, Петр Степанович! А такой наборчик инструментов  и мне не повредил бы.
В результате – Диплом  I степени, золотая медаль ВДНХ1, благодарность и премия от Министра.
     Должен отметить, что к тому времени на предприятии сложился замечательный молодой коллектив. Людей я подбирал так же, как и в свое время С.Н. Мергелян.
Сотрудники сами создавали свой институт, многое делали своими руками. Мы провели множество субботников по переустройству старого здания школы на Давидашенской площадке, где я и мои заместители работали наравне со всеми. Субботники часто завершались коллективным шашлыком. Я старался привить сотрудникам чувство хозяина  своего предприятия. Поначалу это удалось. Работать со своими сотрудниками мне было очень комфортно. Я их искренне любил, старался не обижать, но и был достаточно строг. Особенно я ценил тех специалистов, которые были творческими личностями и патриотами своего предприятия. А среди заместителей - тех, кто четко выполнял свою работу, стараясь не прибегать к моей помощи.
     Жизнь показала, что чем быстрее растет предприятие, тем сложнее с ним управляться, и чем лучше условия работы, тем требовательнее становятся сотрудники в отношении руководства. Уже впоследствии, когда мы приняли на работу большое количество молодых специалистов из Государственного Университета и Политеха , началась «болезнь роста»: появилось много равнодушных, пришедших на «готовенькое». Они не понимали «нежного» отношения старожилов к своему учреждению и не старались сделать что-либо полезное по своей инициативе, зато четко знали свои права и пользовались ими.
     В конце 1981 года мы завершили строительство первой очереди научно-производственного комплекса. 30 декабря членами госкомиссии был подписан акт приемки здания с небольшими недоделками (не успели покрасить все двери). Но была одна сложность: по милости железной дороги мы недополучили один вагон с вычислительной техникой (двухмашинный комплекс ЕС-1062 занимал помещение в несколько сот квадратных метров) и пришлось показывать частичный ввод и установку под монтаж.  Один из членов комиссии, решив напакостить своему начальнику, с которым вместе он подписал акт приемки, написал обличительное письмо в Прокуратуру СССР, обвиняя нас в приписке. За это полагалось несколько лет тюрьмы.
Приехали представитель Генпрокуратуры СССР, представитель министерства финансов СССР и автор письма со своим начальником. К их приезду все двери были выкрашены нитрокраской и успели высохнуть. Стоимость установленного оборудования была заново посчитана и заактирована вместе со срочно прилетевшими из Минска представителями завода-изготовителя. Все это было проделано в течение буквально трех суток.
Прокурор оказался на редкость объективным человеком, повидавшим многое. Он сразу понял, что никакого криминала нет. Поскольку «писатель» пытался ногтем соскрести краску с дверей, чтобы доказать, что они не были покрашены, прокурор спросил меня:
- А что, двери в самом деле были не покрашены?
Я честно признался, что докрасили мы их за день до его приезда.
- Можно было и не красить. Ведь это такая мелочь. А комплекс у вас хороший. Очень современный. А «писателя» будем воспитывать. Он вынес частное определение по автору письма и того сняли с должности. 
     Сейчас модно обвинять советскую власть в коррупции.  За все время работы мне ни разу не пришлось кому-либо что-либо давать «на лапу».
Единственное что позволялось в нашем кругу – это застолье, да и то после того, как проблемы бывали решены. Дарился также и хороший коньяк. А с прокурором не было даже и этого. А то, что происходит сейчас, не могло присниться даже в самом страшном сне.
     Советская экономика строилась на принципе широкой кооперации между предприятиями различных регионов. Наше научно-производственное объединение сотрудничало с более чем сотней предприятий из всех союзных республик. После распада СССР промышленность Армении попала в тяжелейшее положение, поскольку оказалась в условиях полной изоляции, без собственной сырьевой базы. Усугублялась ситуация и тем обстоятельством, что вся промышленность и отраслевая наука попали в ведение министерства промышленности Армении с абсолютно некомпетентным руководством. Так, например, управление науки возглавил непрофессионал - кандидат биологических наук, до этого работавший преподавателем в Политехническом институте. После ухода Тер-Петросяна министр, тоже бывший доцент, был снят с должности, против него было возбуждено уголовное дело, а сам он сбежал за пределы Армении.
     За время Тер-Петросяновских «реформ», все предприятия были разорены, а имевшееся оборудование (зачастую уникальное) было продано в Иран по цене металлолома. Почти весь директорский корпус был отстранен от дел. На их место пришли ранее не состоявшиеся. Сегодня в промышленной зоне Еревана и других городах Республики стоят безжизненные производственные корпуса без оконных рам, оборудования и электропроводки. И никому до них нет дела.
     Вообще говоря, уже к концу восьмидесятых чувствовалось приближение катастрофы. Стало урезаться финансирование, постепенно исчезали  продукты питания, начались частые кадровые перестановки в высших эшелонах власти, которые ничего не давали, поскольку «все яйца вытаскивались из одной корзины» под названием «номенклатура». Появилась тенденция выдвигать на руководящую партийную работу не историков и философов, а людей из промышленности и науки.
В ноябре 1988 г. меня вызвал первый секретарь Ереванского горкома партии и поручил выступить на общегородской партийной конференции с «новыми идеями по перестройке партийной и хозяйственной работы». Я был удивлен и не скрыл этого. Мне было сказано следующее:
- Ты прекрасно знаешь, что карабахское движение стало серьезно мешать нашей работе. Нужны новые подходы.
- К чему подходы?
- Ко всему! Ты всегда высказывал нестандартные мысли. Вот и сейчас выскажи, но уже по поручению горкома партии!
     Отказ, мог повлечь за собой массу неудобств. Партийная дисциплина тогда еще была на высоте. И я выступил, предложив партийной верхушке попытаться возглавить начавшееся брожение в массах с тем, чтобы повернуть их в нужном направлении и не допустить охлократии. Напомнил также уроки Великой французской революции. В огромном зале заседаний Верховного совета на несколько секунд повисла гробовая тишина. Потом начался шум. Что-то  кричали с мест. Кто-то отчаянно жестикулировал. Я был удивлен реакцией зала, настолько она была неоднозначной и непривычной. Объявили перерыв. Ко мне подходили разные люди. Одни хвалили, другие ругали, а кое-кто молча улыбался. В это время через обступивших меня делегатов конференции протиснулся секретарь нашего райкома партии и сказал, что меня срочно требует в комнату президиума Первый секретарь ЦК партии. Обступившая меня толпа моментально рассосалась. Некоторые смотрели на меня с сочувствием.
     Встретили меня с улыбками и первый и второй секретари ЦК и еще приехавший из Москвы партийный функционер. Первый мне с улыбкой сказал;
- Ты что, хочешь, чтобы нас всех поснимали с работы, если мы попробуем затесаться в ряды смутьянов?
- А что будет, если этого не сделать?
В разговор вмешался товарищ из Москвы:
- Нечего приставать к человеку. Я хочу с ним немного побеседовать.
     Он подробно расспросил меня о работе, ученых степенях и званиях,о родителях, семье. Короче я ответил на все вопросы, обычно содержащиеся в анкетах, которые были неизменным атрибутом нашей тогдашней жизни - от поступления на учебу и кончая поездками за рубеж. Вскоре меня отпустили.
     Менее чем через месяц случилось Спитакское землетрясение. Но, несмотря на величайшее горе, жизнь продолжалась.
     Через некоторое время я отправился по делам в Москву. Войдя в самолет, уселся на свое место во втором ряду, вытащил книжку и стал читать. В это время в салоне послышался легкий шум. Я оторвался от книги и увидел перед собой первого секретаря ЦК С.Г.Арутюняна, председателя КГБ Республики и министра легкой промышленности. Они уселись в первый ряд и позвали меня:
- Перебирайся к нам.
 Я пересел. После недолгих расспросов о делах, они с генералом переглянулись, и последовал неожиданный вопрос:
- А ты не хотел бы перейти на работу в аппарат ЦК на руководящую должность.
В ЦК партии все должности, за исключением технического персонала, были руководящими, и я попросил его высказаться более конкретно.
- Бюро ЦК по предложению орготдела1 ЦК КПСС думает рекомендовать тебя на пост секретаря ЦК по вопросам науки, культуры и образования. Вопрос уже согласован с твоим московским начальством.
     Я растерялся. Мне совсем не улыбалось становиться партийным чиновником. Я любил свою работу и свой коллектив. Да и зарплата у меня была значительно выше, чем у секретаря ЦК.
- А почему мне ничего не сказали и даже не дали время подумать?
- А что там думать. Это большая честь.
- А если я не соглашусь?
- Не понял. Как это не согласишься? Так не бывает.
- Это очень ответственный пост и я к нему не готов. У меня совсем нет опыта партийной работы. Я просто не справлюсь.
- С  научно - производственным объединением справляешься, а здесь сомневаешься?
     Мы беседовали в таком духе довольно долго. Вначале он решил, что я кокетничаю, а потом  понял, что мне совсем этого не хочется.
Мы долетели до Москвы, и он меня спросил:
- Так что же мне сказать в ЦК?
- Скажите, что я не совсем соответствую.
     Прошло три года. Я уже перебрался в Москву и даже думать забыл о несостоявшейся партийной карьере. На Смоленской площади перед Министерством иностранных дел я ждал своего товарища. Вдруг кто-то сзади меня обнял за плечи. Я обернулся. Оказалось - бывший первый секретарь ЦК. Сходу последовал вопрос:
- Скажи честно, ты тогда отказался потому, что знал, что все так кончится?
     Я не сразу понял, о чем речь. Потом сообразил. Его, видимо, беспокоил этот вопрос. Он просто не мог поверить, что можно было отказаться от такого предложения без каких-то сверхъестественных причин. Я же искренне не хотел уходить из объединения, которое с нуля создавал сам вместе со своими коллегами.
Время частых перемен в руководстве  КПСС  было довольно муторным. А с приходом к власти Горбачева стало происходить много импульсивных событий. Борьба с пьянством путем уничтожения виноградников, призывы к воспитанию какого-то непонятного «нового мышления», ускорению неизвестно чего и так далее. Он и до избрания генсеком старался засветиться в направлениях, не имеющих отношения к сельскому хозяйству. Во внешней  политике, науке, спорте  и т.д.
      Как-то во время большого совещания по научно-техническому прогрессу я дождался окончания сумбурной речи Горбачева и выскользнул из зала. Сделать это было нетрудно, поскольку я сидел в последнем ряду возле выхода. В перерыве в фойе продавались книги, которые в то время были в большом дефиците. Купив несколько книг, я задержался возле одного из киосков. Мое внимание привлек красиво изданный трехтомник произведений Шарафа Рашидова, тогдашнего лидера Узбекистана. Я листал первый том, когда подошел невысокий лысоватый мужчина с двумя звездами Героя Соцтруда.
- Нравится?
- Да. Интересно.- Ответил я на всякий случай.
 Мужчина забрал у меня книгу, достал ручку и написал : «Моему читателю и молодому другу от автора» и подпись - Ш. Рашидов. Я растерянно поблагодарил . Мы  пожали друг другу руки и он отошел. В реальность меня вернул скрипучий голос продавщицы:
- Мужчина! Вы должны купить все три тома. Он испортил только один, но они продаются только вместе.
     Я расплатился и отошел, присматриваясь, куда бы пристроить эту тяжесть. В это время передо мной вырос узбек огромного роста с необъятным животом.
- Вы знакомы с хозяином?
- С кем?- Я не сразу сообразил о ком речь.
- Да. А что?
- Вы счастливый чалавек! Можно посмотреть книга?
- Пожалуйста.
- Вах, вах, вах!!! Какой надпис! Продай мне. Я хорошо заплачу!
- Я книгами не торгую, но могу подарить. Но для чего они Вам?
- Представляешь? Заходит ко мне прокурор республики или секретарь обкома, а я сижу и читаю книга. Они спрашивают:
- Это что? Я показываю. Они читают надпись «моему другу».- Ты понимаешь, что будет? Инфаркт от зависти! Больше никто в мой кабинет просто так не войдет! Скажи, как я тебя могу отблагодарить?
- Накрой хороший стол в банкетном зале нашей гостиницы.
Мы договорились и вечером я с несколькими коллегами пришел в ресторан гостиницы «Москва». Друзья все время подшучивали, что я сильно продешевил, хотя стол превзошел все ожидания. Столько черной икры сразу мы уже очень давно не видели.
     По долгу службы мне часто приходилось ездить в командировки в Москву. Главной проблемой для любого командированного было обеспечение временного жилья в Москве. Приличных гостиниц было около десяти (в основном для иностранных туристов), были гостиницы ведомственные, гостиницы при Постоянных представительствах Союзных республик- этаких бутафорских «посольствах», призванных подчеркнуть их суверенный статус, были и общежития. Лучшие гостиницы, такие  как  «Москва» и «Россия» тянули на 3 звезды по западным меркам, а «Советская», «Националь» и «Метрополь» - аж на 4. Удобнее всех была расположена гостиница «Москва» и, соответственно, там селились депутаты Верховных Советов СССР и Союзных республик, а также те, кто приезжал по вызову Совета Министров или ЦК КПСС и «уважаемые люди» по классификации Аркадия Райкина.  Процедура заселения занимала почти весь день. Сперва нужно было поехать в учреждение, которое бронировало место в гостинице.  Затем в управление высотных зданий и сооружений, где неприступная тетка неопределенного возраста с прической в виде вавилонской башни,  одетая в мрачный костюм грязноватого цвета, но обязательно с белой блузкой, кружевным воротником и манишкой, неохотно разглядывает принесенное Вами драгоценное письмо. После чего она  идет к начальству за визой и вернувшись, вручает письмо, небрежно роняя:
- Отдельных номеров нет, вот Вам местечко в трехместном номере гостиницы «Москва».
Она упивается своей властью над солидным человеком, который, как нашкодивший мальчишка, растерянно улыбается и, заискивая, просит поселить его хотя бы с одним соседом:
- Ну что Вам стоит, выручите, пожалуйста, ведь это в вашей власти.
- Мужчина! Не задерживайте! Видите очередь? Вас много, а я одна.
И Мужчина, который у себя где-то в Среднеуральске руководит градообразующим предприятием с численностью в полтора десятка тысяч человек, понурившись. идет поселяться, не зная, какие соседи у него будут. Добравшись до гостиницы, он использует оставшиеся силы на общение с гостиничным администратором - дамой, похожей на тетку из управления, но одетую более модно и с множеством золотых украшений. Разговаривая по телефону с приятельницей, она  одновременно разглядывает журнал, где фиксируются данные о свободных местах, затем на секунду прервавшись, заявляет:
- Местечко освободится только к вечеру. Зайдите попозже.
Тут ее взгляд выхватывает из очереди сытого представительного мужчину в отличном итальянском костюме с дорогим галстуком и швейцарскими часами на запястье:
- Зураб Илларионович! Что же Вы стоите? Граждане пропустите товарища!
Очередь покорно пропускает счастливчика. Не дай бог возмутиться!
- 306 «Б» подойдет? Это люкс.
- Я знаю. А как насчет 204 «Б»?
- Он свободен только трое суток. Хозяин должен приехать.
Некоторые номера в то время закреплялись за крупными партийными функционерами и госчиновниками из Союзных республик и областей Российской федерации.
- Мне подойдет. Я зайду попозже.
- Лучше сейчас. Я как раз иду обедать.
- Отлично. Ресторан на 7 этаже?
- Да, как всегда.
     Уладив дела Зураба Илларионовича, который у себя в городе числился рабочим 4 разряда в цехе по пошиву модельной обуви, но на самом деле был владельцем этого цеха и «уважаемым человеком», дама заявляет:
- Я иду на обед. Меня подменит Наталья Ивановна.
     Очередь глубоко вздыхает. Наталья Ивановна- младший администратор, который не может своей властью что-либо изменить.
    Как-то раз, спустившись в вестибюль гостиницы «Москва»  очень похожий на кладбище из-за больших прямоугольных клумб, окантованных мраморными бордюрами, я встретил новоиспеченного депутата, недавно назначенного заведующего отделом ЦК КП Армении. Мы поздоровались и он спросил:
- Ты здесь живешь?- Я ответил утвердительно.
- А я думал, что здесь только для депутатов.
Я показал ему на группу пузатых и небритых мужиков в синих спортивных костюмах фирмы «Адидас» и домашних тапочках.
- И для них тоже.
     Очень значительными людьми были также швейцары в ресторанах. Особенно таких, как рестораны ВТО, ЦДЛ, Союза архитекторов и Дома кино. Как правило, это были отставные чекисты или милиционеры. Попасть вечером в пятницу или субботу в приличный ресторан было непросто. Люди размахивали перед носом невозмутимого швейцара удостоверениями разного достоинства, но он, не глядя, показывал пальцем на вывеску «Мест нет» или «Ресторан закрыт на спецобслуживание» (что это такое никто точно не знал). Затем появлялся очередной  «Зураб» или «Витек» из центрового гастронома, и места сразу находились. С криком «У них заказано» швейцар, угодливо кланяясь, распахивал заветные двери.
     В те времена в Москву ежедневно въезжало несколько сот тысяч человек. И спрос на гостиницы и рестораны был огромным. Но новых гостиниц почти не строили из-за низкой окупаемости. Они все были на государственной дотации, поскольку номера стоили буквально копейки. В гостинице «Россия» проживание в двухместном номере стоило  2 рубля 50 копеек в сутки (около 4 долларов по официальному курсу).
Двухкомнатный полулюкс стоил 7 рублей. С такими ценами строительство гостиницы могло окупиться лет через 50. Все нужное для нормальной жизни было в большом дефиците, что ставило работников торговли в особо привилегированные  условия. И для сохранения этих условий дефицит часто поддерживался искусственно. Даже за туалетной бумагой очередь выстраивалась на полквартала.
     В Москве, имея знакомых в торговой сети, можно было достать все, что угодно. В российских регионах не было ничего. Особенно тяжело было в  крупных городах, большинство жителей которых не имело подсобных хозяйств. В Москву из провинции прибывали «колбасные десанты», снаряженные родственниками и соседями для закупки вареной колбасы и прочих «деликатесов».
     Горбачевская перестройка развивалась довольно вяло в части экономических преобразований, но выдвинутый им принцип гласности открыл шлюзы на пути к свободе слова, пока еще осторожной и робкой.
     Шла подготовка к выборам на Первый съезд народных депутатов. Оппозиционеры всех оттенков вели активную пропаганду в пользу своих кандидатов. Партия действовала по старинке. Составили список кандидатов, примерно по четыре-пять человек на один мандат, чтобы создать видимость демократии, для себя решили, кто должен быть избран, и успокоились. Меня назначили председателем окружной избирательной комиссии, объявив, что должен быть избран очень уважаемый в городе известный профессор-хирург. Иной  (традиционный) кандидат вряд ли бы прошел, поскольку народ был плохо настроен в отношении партийных и государственных чиновников.Наступил день выдвижения кандидатов. Пришло много народа, особенно научной интеллигенции, настроенной весьма воинственно. Претендентов было четверо. Профессор-хирург, министр гражданской авиации, младший научный сотрудник из института физики и известный кинорежиссер. Из четверых годились только двое. Физик плохо знал русский язык, а авиатор был малообразован и известен не с самой лучшей стороны. Но никто не понимал до конца, каким будет будущий съезд народных депутатов. Еще был очень силен советский стереотип представления о верховном органе законодательной власти, который собирался два раза в год. и все постановления принимал «единогласно под бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию».
     Драка разгорелась нешуточная. Особенно старались физики, поднимавшие крик по любому поводу. Пришлось по директорски проявить жесткость и держать зал в постоянном напряжении. И вдруг профессор берет самоотвод, спутав все планы. Секретарь райкома попытался было переубедить его, но ничего не вышло. Активизировались физик, главными достоинствами которого, согласно выступлению доверенного лица, было то, что он альпинист и хороший семьянин, и авиатор, о достоинствах которого почему-то не было сказано ничего. Режиссер же держался скромно и молчал. Короче, после получасовой речи я уговорил зал поддержать кандидатуру кинорежиссера. Он прошел с минимальным перевесом. Кто-то дал ему совет добиваться демократических преобразований с помощью киноискусства. А требовалось, оказывается, совсем другое. Нужны были люди типа Анатолия Собчака, образованные, с ораторскими способностями и не упускающие шанс обратить на себя внимание. 
Режиссер был избран, и за все время работы съезда ни разу не попросил слова. А ведь на съезде обсуждались вопросы, судьбоносные для Армении. 
     По роду своей деятельности наше НПО тесно сотрудничало с более, чем 100 предприятиями из всех Союзных республик и крупных областей и краев РСФСР. Не просто сотрудничало, а поддерживало теплые и тесные взаимоотношения. Дружили директора, научные сотрудники, инженеры и техники. Хорошие взаимоотношения способствовали взаимовыручке в трудных ситуациях. Время от времени к нам приезжали коллеги из других городов. и мы делились технологиями и особенностями их использования, помогали объективно оценить результаты научных исследований (со стороны это сделать легче) и подготовить соответствующие отчеты. Особо теплые отношения у нас сложились с грузинами  и эстонцами; Тюменьским, Казанским и Ташкентским научно-учебными центрами; Новосибирским и Бакинским производственными объединениями. Мы ездили друг к другу обмениваться опытом и просто отдохнуть. В конце каждого квартала руководство главка устраивало совет директоров, который проводился на базе какого-либо из предприятий: от Таллинна до Владивостока и от Мурманска до Еревана.Кроме того, что нам было чему поучиться друг у друга, во время этих мероприятий устанавливались и укреплялись личные взаимоотношения. У нас в объединении время от времени проводились совещания Главных конструкторов-разработчиков программного обеспечения, которые мы организовывали в Дилижане в Доме творчества композиторов, либо в доме творчества кинематографистов.
Все эти встречи проходили в деловой и дружеской обстановке. Не обходилось и без курьезных происшествий. Один московский профессор в 62 года решил стать горнолыжником и привез с собой в Дилижан полную экипировку. Первый же выезд кончился плачевно. Он умудрился наехать грудью и животом на единственное дерево, росшее посреди горного склона, к счастью, не очень крутого. Все совещание он провел в постели под наблюдением врачей. Другому коллеге вздумалось прокатиться на лошади, которая мирно себе паслась. Мы нашли его далеко в лесу с сильными ушибами. Высокогорный воздух так действовал на уставших от ежедневной рутины людей, что они начинали вести себя. как дети. Зато по вечерам, после работы. наше общение проходило очень весело и приятно. Отношения были искренними и, когда в Азербайджане начались погромы, некоторые наши коллеги-бакинцы прятали в своих квартирах соседей армян.   
     Те, кто сегодня поливают грязью Советский Союз, сильно лукавят по разным причинам. Как правило, это люди не последовательные в своих симпатиях и антипатиях. Они могут моментально стать «истово верующими» и пополнить ряды живых «подсвечников» в церквах, или, забыв свое партийное прошлое, превратиться в ярых антикоммунистов.
     В СССР было много плохого, много несуразностей и глупости, но было и много хорошего. У людей была уверенность в завтрашнем дне, не было такого количества бомжей, сирот  и беспризорников. Никто не лазил по мусорным ящикам в поисках еды. На пенсию можно было жить не голодая. Несмотря на пустые полки в продовольственных магазинах, никто не умирал с голоду, народ выкручивался. Нынешнее изобилие красиво упакованной некачественной еды объясняется еще и тем, что она очень многим не по карману. Лежат неоднократно перемороженные курочки и мясо, основательно обработанные хлором и антибиотиками, и неделями их никто не покупает. Мне могут возразить, что теперь у людей появилась возможность много зарабатывать, ездить за границу, приобретать дорогие автомобили, яхты, виллы в Подмосковье и на Лазурном берегу, самолеты и иные предметы «первой необходимости». Иметь все это приятно, но, ничего не украв ни разу, просто невозможно, поскольку никто на постсоветском пространстве не получал наследства, собранного поколениями предусмотрительных предков.
     Шло время, институт развивался, появились производственное предприятие по ремонту и техобслуживанию средств вычислительной техники, опытный завод, и завод «Интеграл», занимающийся производством и внедрением программного обеспечения. Мои сотрудники стали потихоньку обрастать учеными степенями и званиями, появились первые государственные награды - Премии Совета Министров СССР (три года подряд).
О предприятии по ремонту и техническому обслуживанию стоит сказать особо. Это было порождение советской экономики. Дело в том, что громоздкая и сложная техника работала очень ненадежно и нуждалась в постоянном присмотре. Главная причина- технологическая отсталость заводов – изготовителей. Нельзя производить сложную технику без высокой степени автоматизации  производства. Вместо интегральных схем использовались, в основном, гибридные. И, наконец, эксплуатационный персонал  в большинстве предприятий и организаций не имел достаточной квалификации. Эксплуатационников  в стране не готовили. Вот и приходилось постоянно посылать людей для оказания помощи. В то время руководство страны взяло ошибочный курс на копирование американской системы «IBM-360». В результате в стране не развили собственное оригинальное направление - систему «Эльбрус» (главный конструктор  Борис Бабаян- ныне академик РАН). Не создали своего персонального компьютера. Была робкая попытка сделать это в рамках проекта ЕС ЭВМ, но она не увенчалась успехом из-за отсутствия отечественных микропроцессоров и неудачного главного конструктора. На все эти непродуманные действия были неэффективно израсходованы громадные средства и в начале девяностых отрасль практически перестала существовать.
     Экономики всех союзных республик были тесно увязаны в большой общий всесоюзный «котел» и после распада СССР все, включая Российскую Федерацию, попали в тяжелое положение, поскольку разрыв любого из звеньев связующей цепи приводил к коллапсу. Гибели промышленности поспособствовала и «бандитская» приватизация, когда предприятия за бесценок выкупались посторонними людьми, которые не вкладывали в производство ни копейки и в удобный момент с огромной выгодой перепродавали их.  Это было прямое нарушение закона о приватизации. Правительство прекрасно это знало, но не принимало никаких мер, оправдывая свое бездействие нежеланием нарушать права человека. Очевидно. под «человеками» подразумевались только будущие олигархи, но никак не основная масса населения. И вообще в нашей стране принято народ держать за идиотов. Основания для этого, к сожалению, есть.
     В конце1992 года я перебрался в Москву, работал в Высшем инженерном совете России, частных компаниях, независимым экспертом по инвестициям в науку и промышленность. Сотрудничал с экспертным советом при правительстве РФ. Многие мои коллеги так и не нашли себя в «новой жизни», некоторых уже нет, а те кто остались, за редким исключением, еле сводят концы с концами. Грустно все это. Но страна, которой отданы лучшие годы, стала собственностью случайных людей, которые установили одинаковые нищенские пенсии и профессору, и дворнику, и генеральному директору, руководившему десятками тысяч людей, и санитару. Могли бы и отблагодарить за богатство, созданное этими людьми, и полученное «случайными»  в собственность за бесценок.
     В середине девяностых при Московской городской думе был создан политический клуб либерального толка. Мне предложили войти в состав правления клуба наряду с некоторыми  популярными  тогда депутатами: И. Рукиной, А. Балашовым, А. Коротичем и другими. Поскольку клуб «Независимость» мыслился как некая политически нейтральная организация, не примыкающая ни к каким политическим партиям, я согласился. Работать было интересно. Мы приглашали некоторых известных тогда политиков, Г. Старовойтову, И. Хакамаду и многих представителей движений самой разной направленности, том числе национал большевиков,  лидеров фашиствующих организаций, руководителей казачества и т.д. Задача была архисложная - найти общие точки соприкосновения для выработки единой концепции  дальнейшего развития демократии в России. Но все старания были напрасны. Мы тогда не понимали, что действующая власть представляет демократию по-своему и выкраивает ее в удобном для себя формате. После того, как многие из членов правления сложили свои депутатские полномочия, клуб   прекратил свою, приправленную большой порцией романтизма, деятельность. Больше я в политические игрушки  не играл.
     Весной 2002 года меня вызвал Руководитель Агентства систем управления Миноборонпрома В.В. Ильичев и предложил съездить в Армению и ознакомиться с состоянием предприятий, предложенных к передаче Российской Федерации в счет погашения госдолга. Требовалось оценить их инвестиционную привлекательность и дать экспертное заключение. Кроме того, он попросил оценить возможность организации холдинга на базе трех организаций, по профилю подпадающих в сферу деятельности Агентства, и подумать над тем, чтобы этот холдинг возглавить. Похожее задание я получил и от Экспертного Совета при правительстве РФ. Я хорошо знал эти предприятия, поскольку два из них были организованы на базе научных подразделений развалившегося ЕрНИИММ, а третье попало в тяжелейшее положение, так и не успев встать на ноги. Я хорошо знал и директоров этих организаций, оказавшихся в незавидной ситуации.
     Приехав в Ереван, я отправился к Президенту академии наук, чтобы обсудить с ним проблему и сориентироваться в ситуации. Фадей  Тачатович позвонил Сержу Саркисяну и сообщил о цели моего приезда. Серж Азатович в то время был министром обороны и сопредседателем двусторонней межправительственной комиссии по вопросу передачи предприятий. Он захотел встретиться со мной немедленно, но я попросил отсрочки с тем, чтобы подготовить заключение. Затем состоялась встреча с министром промышленности, который дал поручение своему первому заместителю подготовить исходные данные. Но никакой информации я не получил. Мне было сказано, что такое указание дал И. Клебанов. Глупость неимоверная. Понимая, что вице-премьер иностранного государства вряд ли стал бы давать подобные указания министру суверенной  Армении, я позвонил своему другу, который в то время возглавлял аппарат И. Клебанова и попросил проверить сей факт. Выяснилось, что ничего подобного не было. Просто начались обычные местечковые интриги, так как кое-кто усмотрел в моем лице определенную угрозу своим интересам. Типичное явление в среде мелкотравчатых деятелей. Понимая, что достоверную информацию мне в этом учреждении получить не удастся, я собрал необходимые данные из независимых источников, предоставленных мне Армянским агентством по развитию. Выяснилось, что была предпринята безуспешная попытка продать завод «Марс» китайцам и армянской стороной был подготовлен полный пакет документов. Вот эти материалы я и использовал для анализа. Меня удивил низкий уровень подготовки технико-экономических расчетов, особенно по оценке стоимости предприятия, из которого было изъято наиболее современное подразделение - цех по производству прецезионного инструмента. Остальные технологии и оборудование не представляли особого интереса, поскольку успели устареть еще до завершения строительства завода. Были посчитаны два варианта оценки стоимости предприятия. Полученные результаты отличались более, чем в 50 раз!
     Что же касается разделенных на два института бренных останков ЕрНИИММ, то там, практически, нечего было смотреть. Средний возраст научных сотрудников был выше 60, и четко просматривалась беспомощность руководства в части определения направлений дальнейшего развития и обеспечения финансирования. Я оказался в тяжелом положении. Нельзя было писать объективное заключение. Этим я мог нанести ущерб Республике. Я предпочел не писать ничего. Встретившись с Сержем Саркисяном, я изложил свою точку зрения. Он прекрасно все понял и, как мне показалось, оценил мое искреннее желание не мешать заключению соглашения, которое вскоре было подписано. Соответственно, уже не имело смысла передавать какие-либо экспертные оценки  в правительство РФ.
     В части организации холдинга и моего участия в нем, я прекрасно понимал, что нормально работать не дадут и придется заниматься склоками и интригами, хотя кое-какие предварительные договоренности по выбору направлений деятельности и обеспечения финансирования у меня уже были. Кроме того, существовала еще одна проблема. В случае успеха меня убрали бы с этой работы, сославшись на возраст  и предварительно наградив какой-нибудь медалью. Затем холдинг возглавил бы чей-нибудь родственник с главной задачей разворовать все, что возможно, как это сделали с моим другом, известным ученым, успешно руководившим патентным ведомством Республики и неосторожно накопившим на счетах учреждения более миллиона долларов США.
     Прошло девять лет,  ситуация на теперь уже российских предприятиях практически не изменилась, разве что поменяли руководителей на более некомпетентных.
     И вообще, порочная тенденция нахапать побольше собственности, не зная, что с нею делать дальше, привела к катастрофическому состоянию науки и промышленности, выхода из которого в обозримом будущем не видно.
А ведь еще Аристотель говорил: «Богатство состоит не во владении, а в пользовании».