Божественное зло

               

        Последнюю ночь в Париже они провели, он обнимал её, как своего ребенка – потерянного и найденного через несколько лет. И рассказывал о своей жизни без Голубки. 

        …Прошло уже три года, как Сандро потерял свою Голубку. Он знал, что мать Ани его ненавидит и сделает всё для того, чтобы он её не нашел.  И спрашивал себя – почему? Почему, если они знают, где живет девушка – их дочь и сестра, почему она не вернулась к ним? И в его голову приходил  один только ответ – там, где она находится сейчас, ей гораздо лучше, чем с ним. – И эта мысль была невыносима. - Нет! Не может этого быть.
        Он чувствовал, что она где-то рядом, что думает о нём.
        - По доброй воле она нигде не может остаться, потому что её сердце здесь! Оно бьется в моей груди! И если наша любовь – неправда, то на земле и вовсе нет любви. А значит, есть только холод, страдания и алкоголь.
        Говорил он себе это с пафосом, в котором бы никому не признался. Потому что стыдно любить. И быть при этом брошенным. Это не по-мужски.  И ты не мачо. А этот мир принадлежит сильным. 
        Он стоял у окна своей квартиры в Астраханском переулке. Шел серенький дождь – предтеча грядущим осенним дождям, и небо над столицей было безнадёжно хмурым, оно плакало уже седьмой день подряд. Словно город из жаркого, плавящего асфальт, июля сразу же перемахнул в унылый ноябрь. Мать была на даче у подружки, отец, как всегда, торчал в Переделкино. Да, ровно три года назад, именно в этот день, тогда такой светлый и солнечный, исчезла Голубка.
        Он включил радио, и оно словно в насмешку запело об их любви:
       
        «О, Голубка моя, как тебя я люблю,
        Как жадно ловлю я за рокотом моря нежную песнь твою…
       
        И она отвечает:
        «Где бы ты ни был, мой милый,
         Я прилечу к тебе, голубкою сизокрылой…»

        Он резко выключил музыку. Словно нарочно кто-то не дает забыть.
        Жаркий июль, зной, появившиеся на прилавках огромные малиновые помидоры напомнили, как они ездили Одессу. Эти  помидоры они ели в ресторане на крыше Морвокзала. Они пришли туда к самому открытию. На столе, покрытом белоснежной крахмальной скатертью, стояли - минеральная вода, хлеб и полная ваза малинового цвета дивно пахнущих помидоров. «Пом-о-дор», Золотое яблоко, как оказывается в переводе с французского называется этот вкуснейший овощ. Почти фрукт. На Привозе их почему-то называли Будёновские. Да, они были дивно хороши под черный хлеб с солью, и щиплющую язык колкими шариками холодную минералку. И как-то оказалось, что они  наелись этим хлебом и помидорами. И когда наконец-то объявился надменный официант, из-за кулис смотревший с отвращением на первых «гостей» - безденежную молодёжь, Сандро поинтересовался, сколько они задолжали ресторану. Официант взглянул на стол, прикинул в уме сумму, на которую повеселились ребята, и с одесским размахам сообщил, что обед был за счет заведения. И отказался принять рубль, которые ему протянул Сандро. У выхода висело меню – в нем минералка значилась за десять копеек, хлеб – 4, а помидорчики  - 7. Итого - оргия в ресторане с видом на море – обошлась бы им в 21 копейку.
        - Фантастика! Фейерия!! Фантасмагория!!! – завопил Сандро.
        - Будем сюда ходить завтракать, когда совсем промотаем наши денежки! – Сообщила всегда рациональная Аня.   
        Море, чистый пляж в Лузановке - ведомственный, принадлежащий пионерскому лагерю «Молодая гвардия», и по сему обстоятельству пустынный уже в шесть часов вечера. Они пробирались туда в дыру в заборе и наслаждались пустынностью берега, шумом волн, своей молодой любовью и своими гибкими юными телами - без единой капли жира, без единой морщинки, без единой сединки. Там, в Лузановке, они были вечно молоды, загорелы и веселы, как бессмертные греческие боги. Это было их предсвадебное путешествие и до роковой свадьбы оставалось двадцать дней.
        По приезде в Одессу они сняли комнату в квартире у одного необыкновенно живого и весёлого человека – Женьки Молчанова.  Абсолютно бескорыстного, всегда честного, всегда щедрого, потому что это была его природа, в той самой Лузановке и первым делом во дворе его солидного кирпичного похожего на слоеный бутерброд в двенадцать этажей ростом, обнаружили пивной зал «Ветерок». А в самом доме поселился и процветал магазин «Океан», где водилась разнообразная рыбеха – копчушка с лоснящимися загорелыми боками, истекающая жирком прозрачная вобла, змееподобный угорь.
        «Шаланды, полные кефали…» - пел Сандро приятным баритоном.
        - Совсем сопьемся. - Со смехом сказала Аня, ныряя в прохладные недра пивбара. Они выпивали по кружке охлажденного, с пышной шапкой белой кружевной  пены, напитка. Потом шли на море или для смеху плелись в Буржак. Мазали молодые и здоровые тела друг дружки целебной мазью. И покатывались от хохота. Всё, всё вызывало радость и смех. От такого неистового счастья могло разорваться сердце. Даже завистливые люди, видя их счастье, забывали о своей злобе и обиде на жизнь. И искренне радовались чужой радости.  Казалось, что так будет всегда.
 
        - Где ты? Почему не возвращаешься? Что такое могло произойти, что тебя нет? Или… - Тут ему пришла в голову страшная мысль. – Как же я раньше не подумал? А, вдруг, после той аварии она осталась парализованной. И тогда всё объяснимо – и ненависть её матери ко мне, и  долгое отсутствие Голубки. Неужели это так? А если это так, то я сам смог ли быть с ней?
        Нет ответа! Нет ответа! Нет ответа! 
        Есть, и ты его хорошо знаешь. Жестокий ответ, но это – жизнь.
        А жизнь продолжалась – прошлой осенью умер, наконец-то!, «дарагой» Леонид Ильич, на престол в Кремле взгромоздился  шеф КГБ  господин Андропов и с новой силой  стал закручивать проржавевшие гайки Социализма, так они назвали свой дурацкий режим.  Начал укреплять дисциплину – народ  ловили в кинотеатрах и банях, неистово отбирали последнюю радость совка – попариться всласть за казённый счет. За опоздание на работу, конечно уже не как при Отце народов, не сажали, но неприятности были – лишали премии, выбрасывали из очереди на бесплатную путевку в Крым и т.д. Но, не опоздав на работу, блюдя трепетно дисциплину,  на ней, родимой, можно было, как и прежде ничего не делать – весь рабочий день курить, разгадывать кроссворды, травить анекдоты. Или через пару часов пребывания на ненавистном стуле, сохраняя на лице крайнюю рабочую деловитость, и с какими-нибудь бумажками в руках, отбыть в ближайшую пивную. Причем почти что всем мужским составом отдела, оставив  дамскую часть оного вязать и болтать по телефону. И тогда же родилась и пошла торжественно маршировать по многочисленным синекурам для патологических бездельников крылатая фраза – «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем». Да-с, с такими кадрами не только коммунизма, даже БАМа не построишь.   
        Господи, как же хочется выпить.
        И тут неожиданно Сандро вспомнил, что тот самый Кучеров, три года назад передавший ему роковую фотографию, на которой, якобы, фигурировала Аня, сегодня женится сам. И имел наглость пригласить его на церемонию. Ну что ж, он придёт. И устроит им веселье!
        Чушь. Ни-че-го ты не сделаешь. Напьешься и точка.
        Сандро взглянул на часы – часы были старые, серебряные, подаренные его деду лично Иосифом Виссарионычем  Сталиным ко дню Победы, в благодарность за то, что, будучи директором Госзнака, он быстро и толково выполнил приказ Главнокомандующего и напечатал в большом количестве рейхсмарки и продуктовые карточки, идентичные выдаваемым немецкому народу. И эти карточки, в изобилии появившиеся в Германии к концу войны, окончательно подорвали экономику агонизирующего государства. Дедушка, умерший два года назад, бессеребренник и мудрец оставил эти исторические часы своему внуку в наследство. Это была единственная дорогая вещь, которую дед нажил в своей жизни. И Сандро носил эти неуклюжие смешные часы, в знак памяти о том человеке, который его любил сильнее отца и матери, занятых исключительно только самими собой.
        Вид кошелька после вчерашней попойки с Грицем в ресторане-поплавке «Александр Блок» производил удручающее впечатление. Абсолютная мерзлота. Ноль нуль градусов. Деньги улетели со свистом на разнообразную закуску,  коньячок «Белый аист», его потом водочкой отлакировали, далее всплакнули под хоровое исполнение «Черного ворона», разгулявшись, продолжили веселье дурацкими плясками с цыганами, «Ай нане, нане, чавелы!», закончили небольшим мордобойчиком под занавес. Славно кутнули – ни от зарплаты Сандро, ни от Гришкиного стольника, не осталось и пфенинга, даже жалкой мелочи на такси.
        Утром Сандро обнаружил себя спящим на лавочке на набережной имени святых Козьмы и Домиана, а в простонародье Космодемьянской, что в районе Новокузнецкой. Пребывал он в этот момент в отсыревшей от обильного тумана одежде, но однако и не окончательно промокшим, благо ночью дождь прекратился. И вот с  похмельной головушкой и без единой копейки в мошне он прибыл домой на первом поезде метро, среди бедолаг, кои возвращались домой с  больной головушкой или уже снова перлись на ненавистную работу, мрачные как черти, проигравшие матч: «Черти – Вурдалаки» со счетом – 6 – 0.  Вел этот поезд, наверное, ангел, потому как все нормальные мужики в это время маялись от похмелья.
        А теперь вопрос на засыпку для весёлых и находчивых – где взять деньги?  На свадьбу, вроде, положено ходить с подарками. Насыпать, что ли по примеру бедных студентов в холщовый мешок пудик соли и презентовать оный мешок молодоженам, но,  во-первых: замучаешься тащить такой подарок, во-вторых:  вряд ли разорившиеся на свадьбу родичи обрадуются изобилию обрушившегося на их малюсенькую квартирку дешевого продукта. Нет, нужно презентовать ему что-то совсем особенное, с намёком.
        В папашином кабинете на крикливом восточном ковре висел  джентльменский набор восточного мужчины -  парочка кинжалов, сабля какая-то, и отполированный рог с изысканной чеканкой. Рог – это то, что нужно. Дивный подарок молодожену!  Он повертел его в руке – полтора литра спиртного запросто войдет. Рог, конечно, роскошный, в серебряной окантовке, генацвале, но Сашке для дружбана ничего не жалко!
        Побрившись и приведя измятое вчерашней пьянкой и ночевкой на жесткой лавочке лицо в относительный порядок, он принял душ, закончившийся ледяным обливанием, растерся  жестко накрахмаленным полотенцем, затем, выпив одним глотком пол-литра ледяного «боржоми»,  почувствовал прилив энергии и какую-то весёлую злость.