Доппельгангер отражение пятое - Студент

Андрей Борщев
День начался плохо. Плохо, когда день начинается с совещания при директоре, а ты страдаешь от похмелья. А еще хуже то, что ты наперед знаешь, о чем пойдет речь. О чем, господа? Да НИ О ЧЕМ.
В средней школе №2 такие заседания были в порядке вещей. Три длинных звонка, радость юных лоботрясов, ибо никто наперед не знает, когда вернутся любимые преподаватели и
СКАЗКА О ПОТЕРЯННОМ ВРЕМЕНИ
краткий, минут, эдак, на ...дцать, обзор того, что было, что будет и чем сердце успокоится. Работаю здесь уже год, а так и не научился спать с открытыми глазами. А жаль... Очень полезное свойство.
Да, я работаю школьным преподавателем. Помните, я уже говорил вам, что рассказывать - моя привычка? Да и прозвище Студент заработано мной не случайно: из всей нашей разношерстной компании я - один из немногих, кто окончил вышку. А теперь задумываюсь, а оно мне было надо?
Вот ЧеПе, к примеру. Из универа его в свое время выперли, но свет-то на этом клином не сошелся. Возится с компьютерами в какой-то конторке и вполне доволен жизнью. Или Анюхин - токарничает себе да горькую пьет. И ведь горя не знает!
А, может быть, проблема в том, что я их всех старше на год-два? Поэтому и смотрю на мир излишне критично?
ДА, БЫЛИ ЛЮДИ В НАШЕ ВРЕМЯ...
Да, нет, ерунда - не такая уж и большая разница. Вернее, совсем небольшая. Это все похмелье. Похмелье - штука тонкая.
Лениво встаю из-за стола и, прежде чем отправиться на
ГОЛГОФУ
«летучку», окидываю взором класс, занимающийся кто чем.
- Самойлова, будешь за старшую.
Катя Самойлова, чем-то похожая на Сейлор-Мун, которую засунули в хентайный мультик, что-то нечленораздельно бурчит, не отрываясь от телефона, где что-то набирает.
- Самойлова, отберу.
Телефон нехотя исчезает под партой, а я выхожу в коридор.
Черт, дернуло же меня так напиться... А еще учитель... Хотя все почему-то считают, что учитель должен быть до чертиков правильным. Наверно поэтому я и иду наперекор стереотипам. Как там, у Высоцкого, про Гамлета: «В прозрачных водах по ночам, тайком, я отмывался от дневного свинства...» Это в стихах. А в прозе жизни все как раз наоборот: по ночам тайком мы с наслаждением валяемся в грязи, а утром снова наводим макияж, чтобы днем казаться приторно-правильными.
КАКАЯ ГРЯЗЬ, КАКАЯ ВЛАСТЬ И КАК ПРИЯТНО В ЭТУ ГРЯЗЬ УПАСТЬ...
Да, лучше, чем эта строчка из «Арии», пожалуй, и не скажешь...
В коридоре навстречу вразвалочку идет Василий Давыдович Процюк, историк и географ, чем-то похожий на Винни-Пуха и Тараса Бульбу одновременно. Жмет мне руку.
- Вид у тебя нездоровый... - басит он, словно из бочки.
- Отравился вчера чем-то...
ПОЛУПРАВДА это НЕ ЛОЖЬ...
- Ну-ну... - он принюхивается и подмигивает.
Стреляную ворону не проведешь, хотя я все утро, кривясь от горечи, гонял во рту кофейные зерна - хорошо отбивают перегар. Ни зубная паста, ни всяческие «Антиполицаи» в этом деле не помогают, а вот кофе - это самое то.
Топаем вместе до директорского кабинета.
ЗАСТЕНКИ ИНКВИЗИЦИИ
В кармане начинает верещать телефон. Черт, кому это я нужен? Ведь знают же, что я сейчас «сею разумное, доброе, вечное»
ВЫРАСТАЕТ ЖЕ ТОЛЬКО КРАПИВА И ЛЕБЕДА
и беспокоить меня не следует. Надо же, Анюхин... Что это ему надобно? Подношу к уху. Шурик тараторит нечто нечленораздельное, но постепенно начинаю докапываться до смысла...

-----------------------------------------------

Он вдруг побледнел, да так, что Процюк встревожился не на шутку.
- Э, чего это с тобой? Совсем погано?
- Черт, у меня... это... малого знакомого, кажется, убили....
- Твою мать...
Сергей ошарашено смотрел на замолчавшую трубку. Услышанное не укладывалось в голове.
- Хочешь поиграть со мной? - вдруг резануло по ушам. Он подпрыгнул на месте и изумленно огляделся. В паре метров от них, у забранной решеткой батареи, на подоконнике сидела Рождественская.
- Поиграть в доктора? - она мило улыбнулась.
Студент зажмурился, а когда открыл глаза, Ольги уже не было.
Удивленный Процюк непонимающе глядел на гримасы Сергея. Он ничего не видел и не слышал...