***
Лодку мы оставили в устье Тетеи, чтобы вернуться с запасом бензина и двенадцатисильным лодочным мотором «Ветерок». Юрка пообещал нас сюда подкинуть по пути на осеннюю рыбалку. По поводу нашего беспокойства о целости досок, он сказал, что местные мужики ничего не тронут, не принято здесь пакостить, а туристы по реке сплавляются редко, да и сезон их давно закончился – через месяц пойдёт шуга, и к концу октября Тунгуска точно оденется в лёд.
К Ербогачёну подошли почти в полной темноте. Юрка сказал, что домой не приглашает, потому как жена истосковалась и сегодня у него «первая брачная ночь». Но «завтра с утреца всяко разно встренемся у промхозной кассы». Мы с Лилит отправились в гостиницу, Женька побежал искать жену и дочку по уже известному ему адресу, а Володя пошёл ночевать к другу, у которого оставлял собак. Нас поселили в гостинице без денег, «под запись», всё равно половина номеров пустовала. Рюкзак с почти нетронутым сухим пайком остался при нас, свежего хлебца вместе с бутылкой красного вина мы прикупили по дороге на замусоленную трёшку, завалявшуюся у меня в кармане, и голодная смерть нам явно не грозила. Горячий чай со сгущённым молоком, шпроты и говяжья тушёнка, жестянка с персиковым компотом и креплёное винишко сделали своё дело: мы наелись, согрелись и заснули как убитые, безо всяких молодожёнских глупостей. Кто же тогда знал, что уже на следующий день нам придётся расстаться на три бесконечных месяца.
Утром в гостиницу пожаловала вся Женькина семья в полном составе. Наши барышни познакомились и, вроде бы, прониклись симпатией друг к другу. Как оказалось, Ольга уже успела устроиться на работу в школу-интернат учителем пения, а Верочка начала ходить в детский сад. Но самое главное – Ольге сразу дали жильё в отдельном «учительском» домике, где была довольно большая комната, хорошая печка и кухня. Кроме того, она, как учительница, имела право на бесплатные дрова, поэтому у нас с Женькой отпали сразу две проблемы. По дороге в контору, мы зашли в этот домик. Я убедился, что дров едва хватит на месяц, но Ольга заверила, что их привезут со дня на день. Женщины остались в доме распивать чаи и забавляться с Верочкой, а мы с Женькой поспешили в бухгалтерию промхоза за деньгами.
Как и обещал секретарь райкома, деньги в конторе нам выплатили без задержек, вместе с премией. От себя он добавил три двухсотлитровых бочки бензина из партийного резерва на всю бригаду. Это выглядело царским подарком: получить бензин, не имея мотора, сверх всяких списков было невозможно. Коммунарские деньги сложили в одну кучу. Сумма показалась очень даже внушительной. Володя Черезов безропотно расстался со своей долей, но сотню рублей сразу попросил выдать назад, чтобы рассчитаться с корешем за почти двухмесячную кормёжку собак.
Смирнов, с видом кота обожравшегося сметаной, сказал, что его жена отменила рыбалку. Но он уже договорился с капитаном катера, который после обеда потянет баржу в Курью за остатками пиломатериала и высадит нас в нужном месте. Мы с Володей можем загрузить в его корыто две бочки бензина и мотор прямо в упаковке, а купить «Ветерок-12» – минутное дело.
Однако, пока мы покупали мотор, получали партийный бензин, перевозили его на берег и грузили на баржу, эти минуты превратились в часы. У меня оставалось всего полчаса времени на прощание с женой. Расстались мы как-то холодно. Каждый из нас уже думал о своём, хотя разлука на три месяца касалась обоих. За Лилит я особенно не переживал: после зимних скитаний по тайге, голодной весны в эвенкийской деревне и бесконечных поварских обязанностей в течение всего лета, вряд ли что-то могло оказаться для неё невыносимым испытанием. Кроме того, она оставалась здесь не одна-одинёшенька, а с нашим человеком – коммунаркой Ольгой, пробивной и энергичной женщиной.
Я был уверен, что жизнь в райцентре, где есть электричество, дом культуры и больница, покажется Лилит раем. На житьё-бытьё нашим жёнам было выделено из общей кассы достаточно денег, на которые здесь можно купить и молоко, и мясо, и консервированные фрукты, и даже свежие яйца. Их перевозили по воздуху, и это событие случалось нечасто, но на долю каждого жителя райцентра всё-таки перепадало от пятнадцати до тридцати куриных яиц в год. Кому и как повезёт.
Мы наскоро попрощались с Лилит, и на берег я побежал с чувством какого-то странного облегчения. Наверное, в этом было что-то неправильное и нехорошее, но мужчина-добытчик всегда найдёт повод и оправдание, чтобы покинуть и женщину, и пещеру, и кучу детей – ради риска и смертельной опасности, без которых жизнь кажется ему пресной и невыносимо скучной. Женька оставался в Ербогачёне до приезда Бирюка. Он должен был переколоть все имеющиеся и обещанные школьным начальством дрова, вместе со Смирновым позаботиться о складировании в надёжном месте коммунарского пиломатериала, и только потом отправиться в тайгу, где особой пользы от него ожидать не приходилось: ни в звериных следах, ни в способах установки капканов он ещё не разбирался.
Катер отошёл точно в назначенное время, и через четыре часа пути мы с Володей, слегка оглохшие от рёва мотора, слушали тишину в устье Тетеи. Над костром висел чайник, мы спокойно курили и обсуждали ближайший план действий.
Бочки с бензином уже лежали в лодке, нам оставалось распаковать новенький мотор, установить его, завести и дать ему поработать на малых оборотах несколько часов. А уж завтра спозаранку можно потихоньку двинуться вверх по Тетее, не давая движку полной нагрузки.
Пока напарник смешивал бензин с автолом, я аккуратно распаковал мотор, сохранив в целости и сохранности каждую досочку и каждый гвоздик – в тайге таким добром не разбрасываются. Двигатель мы установили на положенное место. Володя перекрестился и стал дёргать за шнур стартёра. Но новёхонький «Ветерок» не подавал признаков жизни.
***
То, что мы делали почти двое суток, называлось «искать искрУ». Володя в электротехнике понимал в сто раз больше, чем я, но магнето совершенно нового мотора отказывалось подчиниться его знаниям. Искомую «искрУ» оно не выдавало с упорством настоящего героя. Нехитрое устройство стойко переносило многократные пытки разборкой и сборкой. Оно не обращало внимания на прокаливание свеч зажигания в консервной банке на углях костра, и издевательски не реагировало на все прочие ухищрения с продуванием, зачисткой контактов, заклинаниями и чудовищными проклятиями в адрес родины Ленина, где находился завод-изготовитель чуда техники под названием «Ветерок».
На исходе второго дня мучений, я спросил Володю о двух маленьких штуковинах, под названием конденсаторы: должны ли они прикасаться своими алюминиевыми оболочками к «массе», то есть к металлическому корпусу двигателя. Володя раздражённо рявкнул, что это, мол, и «козе понятно» – должны: вот рассверленные гнёзда, в которых они сидят, вот пластмассовый крепёж, который удерживает каждый из конденсаторов на двух маленьких винтиках. У меня закралось подозрение, что всё так, да не совсем так: гнёзда показались мне чересчур глубокими.
В кармане нашлась двухкопеечная монета, вторую я потребовал у Володи. Тот достал горстку мелочи, перемешанную с табачной пылью и прочим полезным мусором, и уже негнущимися пальцами выцепил из неё нужную мне «двушку», ехидно спросив, где я собираюсь найти телефон-автомат. Монетки аккуратно легли на самые донышки тех самых гнёзд, где должны были стоять конденсаторы. Володя кивнул, что понял мою затею. Минут пятнадцать-двадцать ушло на сборку и подготовку двигателя к запуску. Он завёлся «с пол-оборота» и мирно заурчал.
Холодным и пасмурным утром наша длинная лайба с двумя бочками бензина на борту уверенно шла против течения, легко преодолевая образовавшиеся за жаркое лето мели и не задевая дно на перекатах. Изредка нам приходилось глушить мотор и выпрыгивать из лодки, чтобы пройти в самых мелких местах по щиколотку в воде два-три десятка метров, но мы были рады тому, что вообще движемся вперёд, а не сидим на куске брезента среди разложенных деталей мотора. Он работал на удивление ровно и легко заводился после каждой вынужденной остановки. В отличие от шитика, борта нашего детища были слегка развалены, лодка оказалась устойчивой и совершенно не протекала. Кормчий сурово смотрел вперёд: для него река была совершенно незнакомой. И я в этом мало от него отличался. Однообразные берега и бесконечные повороты, обнажившиеся мели и перекаты – разве так выглядела Тетея в июле, когда мы летели вниз на казённой «дюральке» под мощным «Вихрём»?
Ещё вчера вечером мы оба ворочались на нарах и жаловались друг другу на ломоту в костях и ноющие спины. К обеду надёжный прогноз оправдался: с неба повалились пушистые хлопья первого снега. Удивительное зрелище восторга не вызывало, потому что мы прекрасно знали, что притоки покрываются льдом раньше, чем сама Тунгуска. Обильные снегопады оборачиваются шугой, эта снежная каша останавливается на неподвижных плёсах. Потом снежура застывает, и появляются первые ледяные поля между незамёрзшими стремнинами. Ходить по их тонкому льду ещё нельзя, а преодолеть на лодке почти невозможно.
Выйти в деревню мы сможем только по реке и лишь тогда, когда лёд на ней окончательно окрепнет. Любая серьёзная поломка мотора приведёт к тому, что мы застрянем на полдороге, и все наши планы с подготовкой к промыслу полетят кувырком. На моём участке нет ни одной избушки, если не считать «Нору», которая больше похожа на берлогу, чем на человеческое жильё. А строительство на здешнем морозе я уже проходил. В нём есть только один «плюс»: на редкость полное отсутствие гнуса. Так что красивый полёт «белых мух» нас с Володей вовсе не радовал. С заброской в тайгу мы явно припозднились. Говорить обо всём этом на ходу не представлялось возможным, да и думать о худшем варианте не стоило: «чему быть – того не миновать».
В надвигающихся сумерках мы заметили чьё-то зимовьё и решили пристать для ночлега. На берег вышел низкорослый мужичок-эвенк, в котором я без труда узнал Захарку. Он встретил меня, как близкого родственника, которого всё это время с нетерпением ждал. Его улыбчивое безбородое лицо прямо-таки светилось радостью. В его искренности я и не сомневался: именно с ним вдвоём мы целый день отжигали и долбили в промёрзшей земле могилу для умершей не ко времени старухи, а такая работа сближает.
Захарка был в полном восхищении от нашей огромной лодки. Он почти плясал от радости и всё время повторял одно и то же, что, мол, вовремя мы появились, не опоздали. Как все эвенки, съедающие, наверное, больше рыбы и мяса, чем хлеба, он отличался «рыбосольством» и «мясосольством», потому что сразу усадил нас за чай с малосольным сигом, и сказал, что пока мы пьём, курим и говорим про жизнь, на костре уже успеет довариться мясо.
Причина его радости оказалась очень проста: ему удалось добыть сохатого, а теперь, с помощью нашей лодки, он сможет накормить всю деревню свежатиной. Нас не смущали два центнера дополнительного груза: лодка могла принять на борт гораздо больше.
Решив главное, Захарка сообщил, что жена Чана, однако, умрёт.
Продолжение http://www.proza.ru/2012/04/23/648