ВСТРЕЧА В ЛЕСУ.
(монолог местного жителя)
Охотники, говоришь?
А оно и так видать, что охотники. А кто бы ишо тут у нас в лесу у костерка сидел с ружьями, с собаками, да в патронташах с головы до ног? Не партизаны же. У нас тут, ребятушки, партизан-то от роду не водилось. Нечего им тут делать, партизанам-то, потому как никакие оккупанты до нас от веку дойти не могли. Не получалось у них как-то. Татары вот было сунулись – так еще где-то под Вологдой заплутали, а до нас так и не добрались.
Опосля них поляки вроде как собирались, но их там Сусанин к себе на Кострому переманил…
Я-то?
А я, ребятушки, по ягоды. У меня, вишь, после восьмидесяти пяти зрение что-то слабнуть начало, так я теперь уж который год только за ягодами и хожу. Грибов-то с моими глазами под елками не углядишь, а ягоды – оно запросто. Ощупью беру. Рукой нащупал – и в корзину. А бабка потом дома отсортирует где что. Она, вишь, помоложе меня будет, да и зрение ишо куда с добром, так что клюкву с брусникой не перепутает…
А как нонеча охота-то у вас? С удачей ли?
Ох, е-мое! А за что же это вы воробушка-то порешили? За какие такие грехи?
Ря-абчик?! Не-е, ребята, это вас обманул кто-то. Рябчики-то – они покрупнее будут… Вот, помнится, в наше-то время…
Сам-то я?
Да не – какой из меня нонеча охотник! Говорю же – зрение совсем плохое стало. А раньше-то, конечно, хаживал. И не без удачи. Вот, кстати, ежели про рябчиков поминать, то году этак… Вот же память-то!.. Забыл! Ну, оно уж при советской власти дело-то было – так значит после семнадцатого. Короче говоря пошел я на охоту. Бабке моей, ну, тогда-то совсем и не бабке ишо, свежатинки, вишь, захотелось – вот я и пошел. А с порохом-то тогда туговато было. После войны ведь сразу. Порасстреляли тогда весь порох на войне-то, а на охоту ничего не оставили. Ну да я в те годы парень не промах был – на чердаке пошуровал малость, а там, на чердаке-то, лук у нас хранился.
Не-е! не тот лук, что едят, а тот, с которого стреляют. Хороший такой лук. Старинной работы. Дед мой сказывал, что его, дедов-то, прадед, из этого самого лука двух чингисханов подстрелил.
Как это каких чингисханов?!
Обыкновенных!
Он, значит, дедов-то прадед, на Куликово поле ходил.За куликами, конечно. А ему там заместо тех куликов эти самые чингисханы подвернулись – вот он и свалил их обоих.
Дуплетом.
Крупные такие чингисханы попались, хорошие.
Да ты что, паря, откуда мне их было видеть-то, коли меня в те времена ишо и в проекте не было?! Так что самих чингисханов я не видал, а вот хвосты ихние ишо на моей памяти на стенке у нас висели. А как же – трофей! Потом, правда, их выбрасывать пришлось, потому что моль почикала. Жалко, конечно, было, потому что красивые были хвосты-то. Большие такие, развесистые, и цвет такой приятный – черный с переливом… Ну да не об тех хвостах речь.
Короче говоря лук-то я достал, да вот незадача – стрела к нему всего одна оказалась. Ну да делать нечего – пошел с одной стрелой. Оно все лучше, чем с пустыми руками.
Побродил по лесу немного, а потом гляжу – рябчик на елке сидит. Крупный такой рябчик, жирный – аж береза под ним прогибается. Ну я, знамо дело, подкрался поближе, лук натянул, и только прицеливаться начал, как мне комар какой-то сволочной аккурат на нос сел и кровь мою пить наладился.
Ну я, не будь дурак, тетиву-то за ухо заложил, чтоб лишний раз не натягивать, и совсем уж было этого комара зашибить приготовился, да он, паразит этакий, крылушками своими мне в носе щекотать начал.
Вот тут-то я и чихнул.
А как чихнул, так тетива у меня из-за уха выскочила и стрелу в белый свет как в копеечку запулила. Она, стрела-то, в кусты только шухнула – и не видать ее.
А тамотки, в кустах-то, по всему видать медведь на отдых пристроился. Не знаю я, куда уж там, да в какое место стрела моя косолапому угодила, однако заревел он благим матом, да не разбирая дороги по лесу ломанулся. Медведи – они ведь страх как пугливы.
А теперича и прикидывай: то в лесу было тихо да гладко, а то вдруг, ни с того ни с сего – рев, шум, треск да топот!
А у рябчика ить нервы-то тоже не железные. Он к этакому делу не привык. Вот его по нервам-то в обморок и шибануло. И он в обмороке-то со своей осины сковырнулся, и прямо на меня шмякнулся. А я-ж говорю, что крупный он был, жирный по осени, так что и меня тоже этим рябчиком до бессознательности оглоушило.
Такая вот промежду нами история приключилась.
Да...
Однако я-то, вишь, чуток покрепче оказался. Первым очухался.
А как очухался – так первым делом руки… ну, крылья то ись, рябчику этому за спиной повязал, и давай его в чувство приводить. Кое-как откачал... А кабы не откачал – так прямо не знаю, что и делал бы. Он ить, зверюга этакий, здоровенный оказался – замаешься, покуда на себе до дому доволокешь. А так я его, почитай что своим ходом до дому переправил – сзаду только подпинывал слегка.
Дома я его к корове в сарай временно определил, а потом мы вдвоем с бабкой думать начали: что же нам с им, с рябчиком-то, делать теперича?
Оно ить с дичиной-то завсегда так: покуда в лесу за ней гоняешься – так она вроде как добыча, а уж ежели живьем домой ее приволок – то это уже вроде как не дичина, а военнопленный получается. А пленных ведь даже и по закону военного времени обижать нельзя, да и у самого рука не подымется на пленного-то…
Ну, значит, почитай что неделю мы с бабкой размышляли, а рябчик тем временем взял, да и прижился у нас. А чего ему было не прижиться, ежели кормежка хорошая и от пуза, ежели никто тебя не обижает, а в хлеву с коровой оно куда как теплей да лучше, чем в лесу на березе.
Короче говоря мы с бабкой моей ничего лучше не придумали, чем на волю рябчика выпустить, да только не вышло ничего у нас с этим делом. Не пошел он никуда от нас – и баста. Я уж его и кышкал, и подпинывал, и в конце концов даже оглоблей гонял – все без толку. Круга по опушке нарежет – и обратно в сарай к корове. Понравилось, вишь, ему…
Ну, значит, помаялись мы с бабкой пару дней этаким-то манером, да и снова призадумались. Уже над тем, куда бы нам этого рябчика в хозяйстве приспособить. Не кормить же эту орясину за просто так – пущай пользу приносит!
Придумали, однако.
Я кой-чего из сбруи на конюшне выпросил, кой-чего сам смастерил, и приспособил-таки этого ряба под тягловую животину. Летом в тележку его впрягал, зимой в сани. Огород даже на нем окучивать приспособился. А зимой – так вообще благодать! Поедешь на рябчике за дровишками, и покуда сам-то лес валишь – он тебе в добавку к дровишкам запросто ведро клюквы из-под снегу навыковыривает. У рябчиков, понимашь, в снегу порхаться да ягоду добывать – любимое дело. Почки березовые собирать тоже любитель большой был…
Одно плохо – на пахоту никак мы его приневолить не могли.
Оно, вишь, аккурат весной, когда время пахоты приходит, у рябчиков токовища начинаются. Ну, природа-то, ясно дело, свое берет. Могучая она, природа-то. Так что наш рябчик кажинную весну недели на две в лес на ток сматывался. Потокует там в свое удовольствие – и обратно. Вернется, а пахота-то к тому времени кончилась уже…
А так-то ничего рябчик был.
Старательный.
Долго он жил-то у нас. Лет, этак, с десяток, а то и поболе… И помер, как положено, от старости.
С председателем в один день.
Ну, это аккурат когда когда пьяный агроном на мотоцикле как даст! – председатель и помер.
Да нет, что ты!
Он не в председателя, он в столб на мотоцикле-то.
А председатель в это время рядом с этим столбом под забором валялся. Отдыхал. Ну, агроном в столб как даст – председатель с перепугу и помер.
Кто пьяный?
Председатель-то? Да ну, что ты! Кто же ему, собаке, нальет-то?!
Как какой собаке?!
Я же с самого начала толкую, что песика соседского Председателем кликали. Хороший такой песик, ласковый… прямо и не знаю даже, за какие такие грехи сосед его этаким имечком окрестил… Хороший-то хороший, да только больно уж, собака, пужливый был – вот через эту свою пужливость и жизни решился.
А агронома мы тогда быстро в чувство привели. Водой из колодца отлили, похмелиться дали – он и оклемался. И дальше на моциклетке своей попылил…
А как агронома в чувство привели, пошли ведра обратно в сарай складывать, глядь – а там рябчик наш за компанию с Председателем окочурился. Лапки только кверху да клюв набок…
Ох, ладно, ребятушки, заговорили вы меня тут совсем.
Заболтали.
Одно слово – охотники. Вам бы только языком молоть да байки сочинять.
А мне некогда рассиживаться-то. Время за полдень, а у меня еще ни ягодины в корзину не брошено… Бабка ить и не поверит, что по ягоду ходил - скажет, что в соседнюю деревню к Маньке бегал...
Так что покедова!..
А воробушков-то не обижайте больше!
Грех!