Замороченный писатель в книжной палате

Екатерина Адасова
Влияние Книжной палаты на жизнь писателя

     Позвонили и сообщили, что Вера Ивановна ведет себя плохо, ну совсем плохо. И хотя была Вера Ивановна по своему характеру безалаберной женщиной, но ее знакомые считали, что она внимательная и обязательная. Вот эта безалаберность и проявилась в очередной раз.
- Вы еще не сдали книги по двум номерам, которые получили в  Книжной палате.

- Да, у меня тиражи маленькие.
- Ну, какие есть. Нужно сдать книги.
- Да, и книги у меня маленькие.
- Постарайтесь привезти. Вот другие даже больше экземпляров отдают, чтобы в библиотеке попали.
- Да, в библиотеках кому они будут нужны?
- Нужны, не нужны, привозите.

     Одолеваемая мечтами о будущем творчестве Вера Ивановна решила, уж если напомнили о номерах из Книжной палаты, заказать себе еще штучки три таких номеров. Год только начинался, и мог стать успешным в ее начинаниях. Открыла Вера Ивановна одну из записных книжек и прочитала список названий, своих будущих книг. Был он, может быть и не таким уж большим, но более двух десятков наименований повестей и исторических исследований в нём было. Вот что получалось у Веры Ивановны, так это названия.

- Пойду-ка в библиотеку, - говорила она себе.

     Закажет там несколько журналов, книг, и все больше относящихся к 19 веку. И сразу приходит на ум название «От Лицейского журнала до Дела лицеистов». И запишет, что номер этой книги будет 32, по причине того что все меньшие номера заняты.

     Чтобы сдать свои книги в Книжную палату нужно доехать до станции метро Достоевская, обогнуть театр Советской армии, перейти перекрёсток, на которой из-за ближнего угла на огромной скорости вылетают машины. Театр с такими случайными неорганизованными пешеходами, как Вера Ивановна,  борется, и поставил железные перегородки, обойти которые не просто так получается, оттого путь увеличивается.

- Это в торце здания принимают книги, Идите туда.

     Снег еще весь не растаял в городе, и асфальт начал медленно подсыхать, и появились в нем и трещины и ямки пробитые то-ли зимними морозами, то-ли пробитые паркующимися автомобилями. С противоположной стороны дороги на Музее Вооружённых сил появился плакат, посвященный 200-летию войны 1812 года. Он был с каким-то большим количеством действующих лиц, и не очень внушительного размера.
 
- Как маленькая марка на большом конверте, - подумала Вера Ивановна.

     Чуть дальше торца, у входа, который вел вниз, стояла машина. В машину грузили мешки, по всей видимости, с произведениями писателей и поэтом два крепких мужика и один мелкий паренек, похоже, водитель, который помогал грузчикам. Бочком Вера Ивановна прошла к лестнице, десяток ступенек вел вниз. Там в две стороны расходился такой неприметный ничем не выделяющийся коридор. На небольшой длинной полке были выложены книги стопками. Два солидных человека малярными ножами срезали с книг тонкую прозрачную упаковку. У амбразуры стоял молодой человек, перед которым, почти сваливаясь в прямоугольное отверстие в стене, тоже лежали стопки книг.

-Вы писатели? – спросила Вера Ивановна.
- Можно считать, что так.
- А что здесь очередь?
- Разве это очередь?
- А книг у вас сколько?

     Книги были восхитительные, в твердых обложках, большого формата.

 - Боже откуда у вас такие деньги?

     Вера Ивановна посмотрела на свою матерчатую сумку, в которой лежали ее книги, и с которым ей сейчас предстояло расстаться. Потом перевела взгляд на великолепие перед своими глазами.
 
- Можно посмотреть какие у вас книги?
- Смотрите.

     На полке стопками сияли золотом корешки кулинарной книги, бордовый переплёт, роскошь и великолепие.

- Это мне не интересно. Готовить не люблю. Но готовлю так себе.

     Потом ещё книги в футлярах, темный зеленый цвет леса без солнца, густо, глубоко. О художниках пейзажистах.

- Это вы написали о художниках? Николая Шильдера знаете? Того с которого началась Третьяковская галерея?
- Слышали.
- Вот и я из этого рода, - скромно сказала Вера Ивановна, прижимая к себе матерчатую сумочку со своими книгами.

     А вот и книги о Лермонтове, как лепестки слетала с них упаковка. Голубая ткань обложки. И золото вязью в имени и названии.

- Какая роскошь, какие книги, какие названия. И какие деньги.
- Это издательство издает.
- А я сама пишу. Сама обложку делаю. Сама плачу. А книги отдаю бесплатно. Всем жалко заплатить сто рублей. Так скромно. Уже пять книг написала. Наверное, уйду, не могу стоять рядом с таким великолепием. Нервы не выдерживают у впечатлительной женщины.
 
     На полке появились еще коробки не распечатанные. И стопки книг выросли на высоты невиданные, чем толще книги, тем выше стопки.

- Значит, вы долго будете сдавать книги? И как вы все это написали?
- Не мы писатели. Это от издательства привезли.
- Теперь мне легче стало.
- А как сделать, чтобы и меня издательство полюбило? Не так сильно как вот этих авторов. Пусть только вполовину.
- Напишете о них какую-нибудь хорошую статью. И опубликуйте. Почему вам оно нравится?
- Так я его не знаю. И оно меня. Такая будет односторонняя любовь к издательству.

     Красота книг на фоне тусклых стен казалась сказочной. Будто включен был телевизор на фоне обшарпанной кухни с рассказом о пирах. Да и то, телевизор производил бы меньшее впечатление, чем на деревянной полке радуга переплётов. И еще долго бы продолжались муки Веры Ивановны.

- Если у кого один два тиража, то можно пройти без очереди.

     И Вера Ивановна увидела улыбающиеся глаза женщины принимавшей книги редакций и непутёвых писателей, как Вера Ивановна.

- Спасибо, не забуду вашу доброту.
 
     Книги тотчас были извлечены из сумки. Обложка была мягкая. На беленькой обложке фотография  группы людей в военных мундирах. Но фотография была черно-белая. И невозможно было увидеть сияние их орденов и  вышивку их мундиров. Черны буквы названия "Директор пажей, кадетов, лицеистов".
 
Ах, если бы краски засияли?