КСЕНИЙ.
повесть
-1-
Очнувшись после долгой и изнурительной болезни, он ещё некоторое время лежал в своем незатейливом жилище, а, скорее всего – логове. Он чувствовал боль в висках и легкое головокружение. В теле была такая слабость, что каким то внутренним подсознанием он понимал, что подняться на ноги будет не так то просто.
Уставившись глазами в низкий, сделанный из обломков поваленных ураганами деревьев потолок, он впервые тщательно рассматривал каждый ствол, уложенный им своими руками не то тридцать, не то сорок лет назад, этого он точно не помнил, да и в этом не было никакой необходимости.
От нахлынувших воспоминаний на его грустных карих глазах выступили слезы и заполнили глубокие глазницы. Сквозь янтарно – прозрачную жидкость он продолжал рассматривать грубый, но надежно сделанный потолок ещё почти детскими его руками, и с грустью вспоминать давно прошедшее, но очень беспокойное и тяжёлое для него время.
-2-
Вся деревня полыхала одним огромным и очень страшным костром. Вокруг падали и стонали раненые люди. Стоял ужасно дикий рёв, и трудно было разобрать, чьи голоса были страшнее, голоса людей или голоса животных, хаотично снующих по улицам и переулкам, совершенно не разбираясь и не понимая, что же происходит в деревне.
Вокруг пахло гарью и кровью, смешанных с запахом паленого мяса, с одурманивающим привкусом от обгорелых человеческих трупов и трупов животных.
Среди всего этого страшного ада он вдруг отчетливо услышал отчаянный крик своей матери:
- Ксеееее…..ний! Ксееееее…ний! Беги в лес! В лес беги! Ксееений!
Этот крик, крик, наверное, умирающей матери, он так и смог забыть за всю прожитую в мучительном одиночестве очень долгую, бесконечно долгую жизнь.
В клубке горящего ада родной деревни он на какое-то короткое время заблудился и совершенно перестал ориентироваться.
Сколько ему было тогда лет? На этот вопрос сегодня он уже не ответит никому. Для него время как бы больше уже не измерялось. Оно остановилось для него в тот страшный миг того дикого дня, когда на деревню напали варвары с оружием в руках.
Назвать этих людей людьми он не мог, но и зверьми их назвать тоже не мог, потому, что звери так не поступают, и в этом он убедился сам, живя среди них как равный, делясь с ними своей пищей. Но и более подходящего выражения для этих людей он так и не смог подобрать.
-3-
Наконец, пройдя сквозь запах дыма, гари и треск огня, он увидел кромку леса и со страхом и с ужасом на лице бросился туда, перескакивая, часто спотыкаясь, через обгоревшие трупы, а иногда и корчившихся в предсмертных судорогах в грязных лужах крови односельчан, обегая стороной горящие дворы и изгороди.
Иногда со свистом его кто-то или что-то обгонял или обгоняло, и в его голове промелькнула поразительно странная мысль:
- Откуда здесь пчелы?!
Одна из них больно укусила его за ухо, а другая в плечо, да так больно, что дико крича и размахивая над головой руками он, задыхаясь от недостатка чистого воздуха в легких, дрожа всем телом, не чувствуя под собой ног, забежал в лес.
Пробежав какое-то мгновение по лесу, его ноги непроизвольно подкосились, голова сильно закружилась и он, теряя сознание, упал в начинающую желтеть траву.
Чтобы отвлечься от нахлынувших воспоминаний, он, тяжело вздохнув, повернулся на бок и, будто не узнавая, или впервые увидев свое жилище, медленно перевел свой взор с потолка на противоположную, из таких же бревен, стену.
Слеза, как бы очень нехотя, очень медленно, выкатилась из глазницы и покатилась по его заросшему, не знающему прикосновения бритвы, лицу на закрывающую грудь ни разу не чесаную пышную бороду и затерялась в ней, словно песчинка в огромной пустыне.
Он не замечал собственных слез. Воспоминания о прошлом тяжёлым грузом снова сдавили грудь и не давали ему дышать в полную силу, выращенным природой легким.
Но с ещё большей силой нахлынувший голод вытеснил все воспоминания кроме одной мысли, благодаря которой он собственно и выжил, твердо усвоив за все эти годы, что без еды он погибнет.
Подступающая тошнота к горлу, и усиливающаяся боль в желудке заставляли постоянно заниматься поисками пищи.
Внимательно оглядев жилище и не находя глазами ничего съестного, он нечленораздельно и протяжно взвыл, выражая тем самым не то возмущение, не то недоумение, не то ещё что-то, только одному ему понятное.
Глаза и лицо, если его ещё можно было назвать лицом, вдруг приобрели особую решимость. Всё его тело, разукрашенное множеством шрамов и рубцов, внезапно налилось непонятно откуда взявшейся энергией.
Он глубоко вздохнул и с шумом выдохнул давно не проветривавшийся в его жилище спертый воздух. При этом его ноздри судорожно вздрагивали, как бы предостерегая об опасности. Да, в гневе он был очень страшен, хотя такие моменты в его жизни были большой редкостью.
Как долго он был болен и сколько дней не принимал пищу, он не знал. Количество дней для него совершенно не имело никакого значения.
Ёжась от холода, он сел на плоской возвышенности из более тонких бревен, которую соорудил сам же, чем-то напоминающую нары, подвинул рукой к стене сухую траву вперемешку с сухими листьями и мелкими ветками, служившими ему одновременно и подстилкой, и одеялом. Затем он встал на ноги и, покачиваясь, направился к выходу.
Рукой подвинул в сторону выхода, висевшую медвежью шкуру, служившую ему дверью.
Яркий зимний солнечный свет буквально ослепил его. От выпавшего свежего снега вокруг было все бело.
Весь гардероб этого человека состоял из шкур диких животных. Поправив на себе свой не хитрый гардероб, он медленно побрел в глубь леса за дровами.
Насобирал приличную кучу сухого валежника. Легко взвалил ее себе не плечо и вновь вернулся в своё жилище, наполовину врытое в землю.
Высек искры из желтых камней прямо на сухой только одному ему известный мох, развел костер посреди землянки на земляном полу между камней, открыл закрытое шкурой и служившее дымоходом в потолке отверстие, подсел поближе к огню и начал греться. Но голод все же брал своё и гнал его к выходу, в лес.
В поисках пищи он провел достаточно много времени. Наконец ему удалось поймать двух зарывшихся в снег куропаток. Вернувшись в жилище, он быстро обработал их, поджарил на костре и с величайшим удовольствием утолил голод.
Через некоторое мгновение буквально рядом раздался протяжный вой, уходящий далеко вглубь таёжных массивов и горных перевалов, вызывающий жуткое ощущение в груди всякого нормального человека, по телу которого, услышав подобную мелодию, забегали бы холодные противные мурашки, а в горле бы перехватило мертвым узлом.
Услышав вой, Ксений радостно улыбнулся и поспешил к выходу.
К его ногам, радостно взвизгивая, с пригорка скатился большой серый комок и, выпрямившись, начал быстро и ласково облизывать заросшее лицо друга, по которому неудержимо катились слезы умиления, но человек совершенно не обращал на них никакого внимания.
Это был огромный, уже немолодой волк – вожак стаи, терпеливо дожидающейся его на пригорке.
- Что, соскучился?! Ах ты, разбойник! А как я рад тебя видеть! Давненько, ох, давненько мы с тобой не встречались! Я уже думал, что ты забыл про меня, а ты, оказывается, ещё и друзей с собой прихватил! Ну, что ластишься? Зови их сюда!
Волк словно этого сигнала и ждал, повернув голову к снежному бугру, коротко и радостно несколько раз взвизгнул. Стая быстро скатилась с бугра вниз и окружила человека с вожаком большим, но поразительно ровным кольцом.
- Ого! Да в твоей стае появились две новые подружки!? Какие же они красивые! Молодец, Серый, молодец! Ну, что ж, знакомь нас, - показывая рукой в сторону волчиц, устремив на них свой ласковый и оценивающий взгляд, теребя за шею серого друга,- попросил Ксений.
Волк, как бы понимая, о чем просит его человек, виляя хвостом, подошел к одной из волчиц. Следом за ним к ней подошел и Ксений. Он медленно присел на корточки и уставил взгляд своих карих глаз в зеленые глаза волчицы. Волчица также молча и, казалось, очень внимательно изучала лицо незнакомца.
Ксений медленно положил руку на голову волчицы. Гостья не сделала ни одного движения, лишь вздрогнула и слегка оскалила зубы.
- Хорошая волчица в стае! Она не подведет,- подумал он про себя и потрепал волчицу за шею. Как бы в знак признательности она доверчиво уткнулась носом в его колени.
Через некоторое время Ксений познакомился и со второй волчицей. Обойдя весь круг, шагая все время внутри его, он уделил немного внимания каждому волку, одних поглаживая по серой и уже зимней шерсти на спине, других ласково трогая за уши, третьих обнимал за шеи. На данный момент это были его самые верные и самые испытанные им в, иногда, самых тяжелых схватках за жизнь. Он доверял каждому из них настолько, насколько доверял себе. Однако про себя Ксений отметил, что в стае двух волков не было совсем. Опустив голову, он с грустью вспомнил, как и при каких обстоятельствах у него с ними происходили знакомства.
Он вспомнил, как одного из недостающих волков вынул совсем маленьким щенком из капкана и выходил, хотя, будучи уже взрослым, волк слегка прихрамывал на переднюю лапу. Другого волчонка он нашёл в волчьей норе, чудом уцелевшего и совершенно беспомощного. Выходил и этого. И вот теперь их нет рядом. Ксений медленно поднял вверх голову и окинул взглядом горы, откуда он когда-то пришёл в эти дремучие места. Различные чувства разрывали его душу, жгли сердце, будоражили мозг.
-4-
Наверное, ему нужно было что-то сделать, потеряв свою мать, свою деревню, сельчан, общения с которыми он так рано лишился непонятно почему и непонятно за что, и которых ему не хватало каждый день. Но он не знал, кому и как мстить, потому что этих чувства в его душе не было заложено ни с материнским молоком, ни самой природой, благодаря которой он приобрел, как он сам считал, вторую жизнь. Серые друзья, как бы понимая его состояние, застыли вокруг него в молчаливом ожидании.
Ксений медленно опустился на колени в снег в центре серого круга, поднял над собой руки со сжатыми кулаками и тихо постепенно издал протяжный, уходящий за лесные горные массивы, постепенно усиливающийся вой. Над дремучей тайгой эхом пронеслось:
- Уууууууу…ыыыыы!- И утонуло где-то далеко в горах.
Серое кольцо тут же подхватило его вой и тяжёлый, жуткий звук стал медленно подниматься все выше и выше, а затем стремительно уходить в горы, заросшие вековой тайгой.
И, подхваченные эхом, эти звуки, звуки чарующе – таинственной, будто заколдованной тайги, уносило в бесконечную даль горных массивов. Так продолжалось несколько минут, его голые колени совершенно не чувствовали холода.
Волки окружили Ксения ещё более плотным кольцом и, задрав головы вверх, хаотично взвывали на разные голоса, наблюдая за человеком в центре круга. Шерсть на их спинах стояла дыбом, и трудно было понять, что было этому причиной, не то внезапно рванувший ветер, не то что-то ещё, выращенное в них самой природой.
Так, с небольшими перерывами, они, возможно, оплакивали своих сородичей.
В этот момент казалось, что человек и звери хорошо понимали друг – друга, что будто бы даже их мысли сходятся где-то там, в далеком пространстве, и, возвращаясь, переходят в конкретные поступки и даже дела.
С помутневшим взором человек поднялся с колен. В его десятилетиями нечёсаной голове, на солнечном свете, были хорошо видны серебряные проседи. Но он не знал о их существовании так же, как и не знал причины их появления. И вообще он не знал, что все это означало. А пока он был полон неиссякаемой жизненной энергии, которую в случаях необходимости, он мог использовать вместе со своими серыми друзьями во времена азартной, неповторимо захватывающей, охоты.
Так же внезапно, как и была нарушена, наступила тишина. Сидя на задних лапах, волки внимательно следили за человеком, который поднял руку и указал ею в сторону ближайшего леса. Серая стая зашевелилась и быстро двинулась за вожаком в указанном направлении. К немым жестам и некоторым голосовым сигналам человека, было хорошо заметно, волки давно уже привыкли. Это был сигнал к охоте.
Большими быстрыми прыжками человек двинулся следом за скрывшейся в снежной пыли, поднятой собственными ногами, быстро удаляющейся волчьей стаей. Бег помог его телу основательно разогреться и сосредоточиться на предстоящей охоте, которую они проводили только с единственной целью – утолить голод. Из орудий охоты на его поясе висел только нож, в кожаных ножнах, на таком же кожаном поясе, с металлической пряжкой.
-5-
Во время движения за волками Ксений вновь мысленно ушёл в воспоминания.
Надеясь найти мать, он осторожно прокрался в село, над которым стояла жуткая тишина, иногда прерываемая хриплым протяжным криком ворон да редким отрывистым лаем, оставшихся в живых бесцельно бродящих по затухающему пожарищу, собак. Над селом ещё стоял едкий дым от догоравших деревянных построек, сильно тошнило от запаха паленой шерсти и паленого мяса от обгорелых трупов.
Испугавшись увиденным, Ксений, озираясь по сторонам, обошел все село, но мать свою так и не нашёл. Размазывая слезы по грязному опухшему лицу, он, совершенно не понимая – зачем, дрожа всем телом от страха, трясущимися руками снял с мертвого односельчанина кожаный пояс с ножом в таких же кожаных ножнах.
В село он приходил ещё несколько раз, собирая нужные ему вещи и унося их далеко в лес. Чего хотели солдаты от сельчан и почему сожгли его село, он так и не узнал. Единственное, что он хорошо запомнил, так это клочок красного порванного полотнища, прикрепленного к свежо вырубленному березовому черенку и прибитому к козырьку крыльца большого дома в центре села.
Принесенных из села теплых вещей ему едва хватило на четыре суровых и очень морозных зимы, в течение которых он дважды едва не замерз, но спасали волки, дважды тонул в полноводной реке во время весенних паводков, но его снова спасали волки.
Он настолько сильно сдружился с ними, что скажи ему кто-нибудь даже тогда в те давно прошедшие времена, что волки всегда были и будут очень опасными врагами для человека, Ксений был бы до глубины души возмущен.
А сегодня это были его единственные и очень верные друзья.
В разгоряченный мозг снова с огромной силой, будто это было вчера, ворвались воспоминания прошлых лет.
Перед ним снова четко и ясно встала картина первой встречи с волком, а, вернее всего, с волчонком. Именно с одним из тех, которого сегодня уже не было рядом с ним, потерю которого, в общем-то, стая и не заметила, потому что это была их обычная жизнь, скрывающаяся за реальной действительностью.
Ксений же потерю друга переживал по-своему сильно.
-6-
Однажды после того ужасного пожара и побоища, с грустными мыслями в голове, все время тяжело вздыхая и всхлипывая, а всхлипывал он еще очень долго особенно во сне во время тревожного сна, когда спал где-нибудь под кустом или в заросшей мхом яме, постоянно вздрагивая. Всхлипывал он даже и тогда, когда бродил по лесу в поисках какой-нибудь пищи, состоявшей в основном из ягод, которыми он никогда не наедался.
Голод постоянно заставлял его двигаться и все время что-нибудь есть. Пища снилась ему даже во время сна. Он постоянно видел перед собой стол с расставленными на нем глиняными плошками, полными то дымящегося вареного картофеля, то молочной каши, то щей или зеленых овощей с квасом, приготовленным из квасцов руками его матери.
Поразительно, но чаще всего он просыпался при виде во сне глиняной кринки на столе, наполненной парным коровьим молоком и, ни к кому не обращаясь, снова и снова просил хлеба, запах которого так и смог забыть до сих пор. И тогда прислонившись к дереву, обняв свои маленькие изодранные колени грязными руками, положив на них голову, он долго-долго плакал навзрыд, растирая соленые слезы грязными кулаками по такому же грязному лицу.
И только со временем Ксений научился ухаживать за своим телом в этих диких природных условиях.
-7-
В один из таких суровых дней, наплакавшись вволю после очередной бессонной ночи, он, шагая по сырой от росы, едва приметной звериной тропе, увидел между двумя черемуховыми кустами барахтающийся небольшой серый комок. Шевелящийся комок то сердито рычал, то жалобно скулил.
Ксений, позабыв о своём горе, приблизился к живому комочку и увидел, что это был маленький щенок. Мальчик с радостью бросился к щенку, но тот сердито зарычал и вцепился зубами в кусок металла, в котором была зажата окровавленная передняя лапка.
Сообразив, что это капкан, Ксений попытался освободить из него лапку, но щенок не давался, кусая непрошеного гостя за руки. Тогда мальчик быстро снял с себя куртку и накрыл ею голову щенка. Ему стоило огромного труда и усилий, чтобы раскрыть большие металлические клешни капкана и освободить из них лапку маленького пленника. Не снимая с головы зверька куртку, Ксений с радостью прижал серый комок к своей груди и понес, сам не зная куда, по тропинке в глубь леса.
Зверек вначале попытался освободиться из повторного плена, но, видимо, инстинктивно чувствуя, что его уже больше никто не обидит, постепенно успокоился и затих на руках у мальчика.
О чем думали эти две горемычные и, по-видимому, сиротские души, человек и животное, оба оставшиеся по воле человека без родителей, одному только Богу известно.
О том, что это был волчонок, Ксений даже и не догадывался. Наконец, устав от ходьбы, мальчуган остановился на берегу широкой полноводной реки и присел на торчавшую из-под воды небольшую каменную глыбу.
Осторожно высвободив из-под куртки щенка, он поднес его к воде. Щенок, уже не сопротивляясь, начал жадно щелкать язычком по водной глади. Напившись, он уставился на своего покровителя. В его удивительно открытом и искреннем взгляде было что-то очень простое и наивное, что Ксений впервые за много дней своих скитаний улыбнулся и залюбовался щенком.
Уши щенка ещё плохо слушались своего маленького хозяина и постоянно сваливались вперёд. Красивые полные стройные лапы в сочетание с сильной широкой грудью выглядели грациозно. Чувствовалось, что это будет достойный властелин здешней дикой природы.
Ксений нагнулся, погладил щенка по спинке и ласково потрепал за шею. Щенок доверительно лизнул его в руку и начал осторожно и тщательно зализывать раненую ногу, примостившись между ног мальчика прямо на валуне. Расставаться друг с другом им явно уже не хотелось.
Ксений облюбовал на берегу возле раскидистой березы место и начал сооружать что-то подобии шалаша. Жилище по его детскому убеждению получилось отменным. Сидя рядом под березой, щенок внимательно наблюдал за каждым движением своего покровителя.
Управившись с работой, уставший и как всегда голодный, Ксений залез в шалаш, позвал за собой единственного четвероногого друга. Щенок послушно проковылял на трех ножках за мальчуганом и улегся поближе к выходу.
Как долго он спал, Ксений не помнил, но проснулся он от странного и немного жутковатого звука. Высунувшись из шалаша, мальчик увидел черное звездное небо и такую же черную, журчащую на перекатах, переливающуюся под мерцанием звезд, гладь реки, на берегу которой на каменном валуне сидел такой же черный его четвероногий друг. Подняв голову к звездам, он протяжно и немного жутковато выл.
Мальчику стало не по себе. Холодный страх на какое-то мгновение сковал его тело. Его сильно знобило, он боялся пошевелиться. Но вдруг страх исчез и на смену ему пришло сильное удивление:
- Да это же волчонок!- Подумал Ксений.
- Вот это дааа! А я то думал что это, собачонок!-
Присев у входа в шалаш, он неумело свистнул, волчонок тут же оглянулся, вильнул хвостом и, сильно хромая запрыгал к мальчишке.
За этот короткий миг всего лишь неполного дня и ночи они стали, как потом подтверждалось не один раз, настоящими друзьями, друзьями на всю жизнь, совершенно не предполагая, что разлучить их сможет разве что – смерть.
-8-
Лесной массив постепенно уходил вверх, вплотную подходя к скалистым высоким горам, у подножья которых извивалась темной лентой горная, достаточно широкая, река. На реке, местами, зияли темные полыньи со звоном журчащей в них водой. Многие полыньи служили в зимний период, зимующим в этих местах животным, водопоем.
Ксений вел свою стаю к одному из таких мест, находящемуся в очень узком ущелье, где река из-за очень быстрого течения почти не замерзала всю зиму.
До ущелья было еще далеко, и Ксений залюбовался красотой зимних гор и хвойного леса. Он сильно любил здешние места. Тайга и горы вскормили и вырастили его с десятилетнего детского возраста, а волки, волки воспитали в нем здесь силу воли и мужества. Природа и звери научили Ксения уважать и любить очень жесткие, подчас невыносимые, суровые законы природы.
Он ни о чем не думал, потому что в данный момент весь его организм был подчинен лишь только одному охотничьему азарту.
Волчья стая во главе со странным двуногим вожаком спускалась сверху вниз по течению реки, обходя завалы и снежные заносы, иногда выбегая, то на белую гладь извивающейся замерзшей реки, то легкой трусцой, пробираясь берегом и, срезая путь, по галечным отмелям, продвигаясь все ближе и ближе к намеченной цели.
-9-
Снизу, вверх по течению, реки, к этому же ущелью, двигались две фигуры в маскировочных белых халатах. Это были охотники. И так получалось, что они шли к тому же месту, куда бежала и волчья стая. Расстояние между ними неумолимо, очень быстро, сокращалось.
Возбужденные охотничьим азартом, люди увидели, а волки почуяли, что у водопоя находится небольшой табун диких коз. Обе группы оказались на водопое одновременно, но на разных берегах реки. Увидев друг друга, они остановились как вкопанные.
Воспользовавшись замешательством охотников и волчьей стаи, козы быстро бросились в воду и, проскочив мимо лыжников, скрылись за поворотом реки, тяжело убегая по глубокому снегу в лес.
- Вот это дааа! Вот тебе и байка! Это надо же, собственными глазами увидеть такое! А ведь никому, никогда, не верил! Оказывается, это действительно правда, что вожаком в одной из волчьей стаи в этих местах ходит какой-то дикарь, похожий на человека! – Прицеливаясь в дикаря, окруженного волками, прохрипел с испугом один из охотников.
- Расскажи кому – ни за что не поверят! Да вот же он сам, перед нами! Вот чудище так чудище! А вот я его сейчас «сниму»! – И он нажал на спусковой крючок карабина. Но в эту же секунду, совершенно не понимая зачем, товарищ ткнул его в бок. Прогремел выстрел. И эхо, подхватив звук выстрела, раскатисто унесло его в горы.
Существо, одетое в изодранные шкуры, с заросшим лицом, страшно и протяжно взвыло, схватившись за раненое плечо здоровой рукой, в которой был зажат нож, потом вновь коротко крикнуло и волчья стая, повинуясь его сигналу, бросилась в воду. Стая быстро поплыла на противоположный берег, туда, откуда прогремел выстрел.
Но как только волки, достигнув противоположного берега, бросились к лыжникам, их вожак снова подал какую-то отрывистую команду и показал здоровой рукой туда, откуда они только что появились.
Стая нехотя повиновалась его голосу и жесту.
Охотники ещё долго стояли в оцепенении. Они с изумлением смотрели на удаляющуюся стаю волков, в центре которой, тяжело шагая, с опущенной вниз седой головой, зажав раненое плечо здоровой рукой, медленно брёл их вожак.
С тех пор подобной встречи ни с кем и никогда не происходило, но иногда, когда лес и горы покрывались белым пушистым ковром, высоко в горах, изредка можно было увидеть на волчьей тропе, среди волчьих следов, невероятно крупные следы босоногого человека.
Николай Меркулов.