Человеку, который однажды сподвиг меня на созидание эротического мистицизма!
Он приближается… Мое сердце гулко аккомпанирует каждому едва уловимому звуку. Ритм становится все ощутимее, вот он переместился в виски, рикошетит о барабанные перепонки. Теперь я не слышу ничего, кроме биения собственного сердца. Секунды кажутся вечностью… Он вот-вот вмешается в нудное течение времени, и этот гул сразу исчезнет, сердце почти остановится и перехватит дыхание…
Когда отзвучал последний разумный довод против, всей тяжестью принимаемого решения навалилась ночь, погрузившись в нее с головой, я решил отдаться на волю провидения и направился в подземный коридор, сообщающийся с местом ее заключения... Я отчетливо понимал, что в случае чего, могу поплатиться за свой порыв жизнью, но плоть.., моя греховная плоть настойчиво уводила меня в петляющий лабиринт неизведанного…
Шелестящие шаги босых ног оказываются на невыносимо коротком удалении, секунда и он появляется под сводом. Не успев толком его разглядеть, я, неожиданно для себя, поняла две вещи: я вижу этого человека впервые, и я ждала именно его. Его сильная рука сжимает полыхающий факел. Это все, что я могу пока различать… Мои глаза, все это время ощупывавшие незнакомую темноту, начинают понемногу привыкать к новоприбывшему свету… Во вспышке, объятой мраком, понемногу вырисовывается оголенный рельефный торс. Взгляд нетерпеливо соскальзывает ниже… Задерживается на куске материи, небрежно оплетающей бедра… Нет, кажется, я упустила что-то важное… Лица по-прежнему не видно, но с его обратной стороны угадывается нечто подвижное, частички этого то и дело отражают свет, и тогда становится заметно слабое колыхание. Из темноты показалось еще кое-что, тоненькое, но на вид плотно стянутое и в большом количестве. Как будто темные змейки извиваясь прикрывают его от моего похотливого взгляда. Но что они пытаются спрятать? Любопытство толкает меня ближе…
Она симпатична, стройна и невероятно сексуальна, совсем не похожа на тех девушек, которых я привык видеть вокруг себя... У нее красивая упругая грудь, и по тому, как она сейчас вздымается, я понимаю, насколько ее волнует мое присутствие... Ее пристальный взгляд почти физически ощупывал мое тело, было ощущение, будто по коже проходили сотни разрядов, точечных и неуверенных, но определенно доставляющих ни с чем не сравнимое удовольствие.
Дрожащей (от страха перед неопознанным или от возбуждения) рукою прикасаюсь к его груди, скольжу по ней подушечками пальцев… Многочисленные змейки оказываются тоненькими косичками, сгребаю их назад… Я была права, за ними тайна – совершенно непонятные мне изображения, проглядывают, будто прямо из-под кожи. Они не нанесены поверх ее, нет, их словно вкрапили во внутренние ее слои. Это какой-то орнамент или иероглифы, которыми инкрустирован его великолепный торс.
Испытав волнующую близость ее наготы, я понял, что все заранее предрешено... Нащупав ее грудь свободной рукою, я немного сдавил ее… После чего среди гигантских священных стен раздался этот одержимый стон, не прекращавший звучать до тех пор, пока не миновал седьмого слоя... Было в нем нечто потустороннее… Кровь кипела, отзываясь импульсом в различных частях моего тела... Я ощутил дикое желание обладать ею... здесь и сейчас, всею без остатка...
Факел безвольно повалился на землю. Он нетерпеливо приник к моим губам... Это не происходило робко, изнеженно или завораживающе, напротив. Его рот агрессивно вгрызался поцелуями в мою юную цветущую плоть. Он раз за разом впивался в мои губы, шею, плечи, грудь, как будто им управляла не страсть, а чувство страшнейшего голода. В какой-то момент я даже распробовала металлический привкус, слизанный с его кровожадного языка. Его сильные руки старались отпечататься на каждом участке моего оголенного тела. Моя рука плавно заскользила вниз прямо по направлению к… Ниже и ниже…
Мгновенье невнятного удовольствия и я уже в ее руках… и власти. Размеры моего естества становились все более внушительными и впечатляющими. Не в силах противостоять давлению собственного либидо – я схватил ее за волосы и принудил опуститься на колени. Она послушно приняла его в уста. Дальше последовало понемногу нарастающее блаженство, стремящееся к бесконечности. Полностью сконцентрировавшись на ощущениях крайней плоти, я будто балансировал на краю бездны. Казалось, что мое физическое тело почти полностью растворилось в священной темноте. Я перевоплотился в сотни возбужденных нервных окончаний, скрупулезно исследуемых ее удивительным языком, к моему величайшему счастью лишенным всякого спокойствия. Мое истинное постепенно утрачивало связь с плотным миром и все ярче искрило в нем начало божественного.
Он опустился, нетерпеливым движением отвернул меня и, уложив на землю, стал неистово вторгаться в мои доселе необследованные глубины. Пригвоздив коленями мои широко раздвинутые ноги, он не давал ни единого шанса на сопротивление. Абсолютно никакая сила не могла помешать ему яростно вгонять свой разгоряченный кол в мое изнеженное нутро. Его посягательства становились внушительнее с каждым толчком, мои стоны срывались на крик. Тогда он так плотно зажал мне рот ладонью, что приходилось давиться воплями, кои исторгало взбунтовавшееся во мне существо. Его движения, вдруг, стали какими-то обрывистыми, тело будто разбирали конвульсии, после чего я ощутила приятную теплоту, жемчужной россыпью падающую мне на спину, плечи, волосы…
Она лежала в моих объятьях, изможденная посвящением. Ее сознанием понемногу овладевал священный октли. Я кончиками пальцев поглаживал ее бархатистую кожу, покрытую испариной, свидетельствующей о первой стадии изменения в сознании. На второй стадии я ощущал, как тело ее вступило в фазу отторжения привычной материальности. На следующем этапе оно перетекло на уровень уже подсознательного позиционирования, перевоплотившись в нечто неуловимо эфемерное.
Нас ласково обволакивала откровеннейшая истома. Но я все же не мог впустить ее в сердце, ибо в тот самый момент меня глодало сожаление. Бесконечное сожаление, ибо я впервые проникся пониманием жестокости доселе привычного и разумеющегося. На рассвете нам предстоит пересечь сотни ступеней, дабы взобраться на вершину этого самого храма. Затем я уложу ее, доверчивую и податливую, на алтарь… Потом занесу над ней священное острие (да не покинет меня Ицли!)... Умелым обсидиановым движением я извлеку сердце из ее груди. Чак Мул удовлетворенно ощутит живое биение, укоризненно резонирующее о стенки жертвенной чаши. Тело же, обезображенное своею обессердеченностью тело, будет небрежно сброшено со ступеней. Оно заскользит по безразличию под тяжестью безликих, бурящих его алчущих взглядов. Оно обреченно устремится в пустоту, дабы свершить искупление, обагрив ступени собственной кровью. Обагрит во имя богатых урожаев, во имя процветания племени, во имя успешности военных операций, во имя жизни… Смерть во имя жизни!
Он приближается… Мое сердце гулко аккомпанирует каждому едва уловимому звуку. Ритм становится все ощутимее, вот он переместился в виски, рикошетит о барабанные перепонки. Я не слышу ничего, кроме биения собственного сердца, раздающегося откуда-то извне. Секунды незаметно перетекают в вечность... Хотя, вполне возможно, ничего этого никогда не существовало: ни течения времени, ни его отсутствия, ни смерти, ни, тем более, жизни...............
Прими же сей дар, Уитцилопочтли!..