... И всё же после трехмесячного запрета, смилостивилась местная власть и разрешила непослушному журналисту делать выступления по области от Бюро по пропаганде художественной литературы и вот…
Идут по улице районного городка двое: один - среднего роста и бородатый, другой - невысокий, хромой, с монголоидными глазами. Идут медленно, прогулочным шагом.
- Евреи размывают русскую нацию, - говорит тот, что хромает.
- Да брось ты, - машет рукой бородатый. - Скорее русские кого угодно размоют, - и, чуть улыбаясь, спрашивает у хромого: - А чего ты, собственно, хлопочешь о русской нации? Ведь ты сам - монгол вылитый.
- А ты… как... жидовская морда, - тут же отфутболивает хромой.
- Так вот твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал! - заводится бородатый, останавливаясь: - Возился с тобой, как с ребенком, гонорары для тебя выбивал, выступления вот эти...
- Да ты должен гордиться, что стоишь рядом со мной, - уже идет тот дальше, но оборачивается и зло бросает: - Ничтожество! И правильно сделали, что не приняли тебя в Союз писателей!
Ничего не ответил бородатый, но достал что-то из портфеля и крикнул хромому вослед:
- На, возьми свои грибы!
Это им на выступлении преподнесли по банке маринованных опят.
- Ешь их сам! - бросает тот, даже не обернувшись.
И то были Платон и поэт Юрий Фатеев.
2010-й
Был Юрий невысок, смугл, с монголоидными стреляющими глазами и прямыми черными волосами. Приходил к нам редко, но обязательно приносил детям по шоколадке, хотя денег у него... Не помню, так ли уж интересно мне было с ним, но что жалела его, - это точно: из своих тридцати лет, восемь провел по больницам, - лечил ногу, – и, наверное, поэтому его поэзия была пронизана каким-то затаенным прощанием с жизнью.
Зимним утром душа моя стынет.
Что осталось мне: годы иль дни?
Черный ворон, серебряный иней
мне сейчас из окошка видны.
Жизнь - слепящее, хрупкое чудо,
словно иней, навеянный сном.
И сжимается сердце: что будет,
если ворон взмахнет вдруг крылом?
К тому времени уже вышло семь его небольших книжек, стал он членом Союза писателей и, по-видимому, это вселило в него такую веру в свою значимость, что Платону всё труднее становилось общаться с ним, - только поэзия и его место в ней для Фатеева и было смыслом жизни.
Пусть будет плохо мне всегда,
пусть невезение не сходит
с моего следа,
сливаясь с тенью.
Пусть буду всем я незнаком -
вовек не струшу
стучаться, словно
в стену лбом,
в чужую душу.
Однажды он пришел к нам с женой, горбатенькой длинноволосой женщиной, и были они чем-то удивительно похожи! Но прожили вместе недолго, - ушла она, но остались вот такие его строки:
Ты застала меня... Только ль в этом беда,
что не смог отвести взгляд от облика?
Заглянула в меня, как ночная звезда
сквозь еще не погасшее облако.
Ты застала меня, ты застала меня,
ты застала меня уходящего!
А зачем? А зачем, если нет даже дня?
Только ночь, только ночь бродит чащею.
Вот такие хрупкие воспоминания остались бы в моей памяти о Фатееве, если бы ни его письмо совсем недавно. И оказалось: живет в Томске, всё так же одинок, нищ, но по-прежнему пишет стихи, издавая за счет спонсоров… и всё так же уверен, что он - самый великий поэт России. Да нет, не думаю, что это так, но все же поэзия в его стихах звучала:
Мелькание света в окнах морозных,
бегущие тени ветвей…
Эх, кажется, поздно, эх, кажется поздно
становится жизнь все ясней.
Дорога вечерняя. Горькое счастье.
А в жизни чего-то уж нет.
Из тысячи красок, видать, для контраста
Остались теперь тень и свет.
https://ridero.ru/books/igry_s_minuvshim/