Я
«Я» - последняя буква в алфавите.
Я-то я, да ты-то что ж?
Я-ли, не я-ли! (похвальба)
Мир вам и я к вам!
Послужи на меня, а Я на тебя.
Мне что до тебя, я знаю себя.
Где ты, а где я! (Похвальба)
Я не я и вина не моя.
Не я бью, сам себя бьёшь.
Сперва ты меня позови, а там я на тебе поезжу.
Сегодня мне, завтра тебе.
Поживёшь – увидишь, да и мне скажешь.
Ни себе, ни людям.
Мне что-то не по себе.
Отойди от меня, да погляди на себя.
Я ли не молодец, мои ль детки не воры.
Это мне, это тебе (Делёж)
Обо мне что ли речь, я тут.
Не мною свет стоит, есть люди и без меня.
Бог мир сотворил и меня не спросил.
Не мною начато, не мною кончится.
Есть и квас, да видно не про нас.
Наше «Я» проявляет себя обычно в ситуациях непредсказуемых, непостижимых. Это «я», которое способно терпеть, способно понять правду, способно справиться с миром и судьбой. Только в таких случаях наши поражения становятся победами. И тогда ничто не в состоянии нам помешать – ни извне, ни изнутри. Тогда наше «я» способно устоять в потоке жизни, в потоке времени. Но это верно лишь в том случае, если мы не намерены и не пытаемся вмешиваться в ход своей судьбы.
К.Г. Юнг «О жизни после смерти»
Ибо я – первая и я же – последняя.
Я – почитаемая и презираемая.
Я – блудница и святая.
Я – жена и дева.
Я – мать и дочь.
Я – руки матери моей.
Я – бесплодна, но бесчисленны дети мои.
Я счастлива в браке и не замужем.
Я – та, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства.
Я облегчаю родовые муки.
Я - супруг и супруга.
И это я родила моего мужа.
Я – мать моего отца.
Я – сестра моего мужа.
Поклоняйтесь мне вечно,
Ибо я – злонравна и великодушна.
Гимн Изиде, обнаруженный в Наг-Хаммади, 3 или 4 век(?) до н.э.
- А что такое Я? – прервала его Вероника.
Наверное, все присутствующие это знали, но это не имело значения: она хотела спросить – и спросила, не беспокоясь о том, чтобы не беспокоить других.
Похоже, мужчина удивился тому, что его прерывают, но ответил:
- Это то, чем вы являетесь, а не то, что с вами сделали.
Пауло Коэльо «Вероника решила умереть»
«Когда мне нечего было терять, я приобрёл всё. Когда я перестал быть тем, кем был, я обрёл себя самого. Когда я познал унижение и всё же продолжал путь, я понял, что волен выбирать свою судьбу. Не знаю, болен ли я, было ли моё супружество лишь мечтой – я сумел постичь, лишь когда оно кончилось. Я знаю, что могу жить без неё, но мне хотелось бы встретить её снова – встретить, чтобы сказать то, чего никогда не произносил, пока мы были вместе: «Я люблю тебя больше, чем себя». Если бы я мог произнести эти слова, то смог бы и двигаться дальше, вперёд, и успокоился бы, потому что эта любовь даровала бы мне свободу».
Пауло Коэльо «Заир»
«Я – это всё, что со мною происходило, и всё, что я совершил».
К.Г. Юнг
Мне с юношеских лет были известны оба моих "Я". Первое - это то, которое на виду росло. Оно переходило улицы, остерегаясь идти на красный свет, чистило картошку, стараясь её держать таким образом, чтобы не отхватить себе полпальца, прикасалось к женщинам только в том случае, когда была абсолютная гарантия, что тебя не оттолкнут. Это "Я" в общем-то за свои поступки несло ответственность и чётко знало,что к чему.
Второе моё "Я", то, которое от сердца или от души шло, тоже было мне известно. Оно перемалывало информацию тайного порядка. Это второе "Я" жило хоть нелегальной жизнью, но всё же наверняка прощупываемой, то есть эту жизнь так или иначе можно было обнаружить. У этого "Я" было хорошо развито чувство ответственности. Оно подогревалось на угольях страха, отчаяния, одним словом, на стрессовых эмоциях, то есть на таких состояниях, которые в общем-то управлялись и ситуацией, и первым "Я", и более отдалёнными обстоятельствами.
А третье "Я", обнаруженное мною уже в зрелые годы, было стихией, как бы посторонней силой. Оно было одновременно и выпуклостью, и вогнутостью, тяжестью и отсутствием притяжения, оно было приказом и категорическим отказом действовать, в нём сидели все "да", которые есть на свете, и все "нет", которые успели перебывать в различных переделках.
Два первых "Я" управляли моими поступками. Некто третий, сидевший во мне, стоял как бы над нравственной сутью. Он был частью противоречия, моментом разрешения конфликта, началом полёта мысли, духа, эвристических сил, он будто утверждал и доказывал: "Нравственность ситуативна. Если вы хотите повторить своё нравственное действие, повторить, копируя, вы так или иначе поступите безнравственно. Чтобы поступить нравственно, необходимо творчество". Одним словом, этот третий был сверхзадачей, был прямой противоположностью первым двум "Я". Он не переходил улицы, не чистил картошку, не выполнял никаких чёрных работ; он жил в особой сфере, где всего этого не было, - в хоромах, где он жил, именуемых подсознанием, сосредотачивалась жизнь высшего порядка.
Этот третий был конценрацией моей творческой сути. Его кризисные состояния означали то, что вся моя целостность поставлена на край гибели. То, что произошло у Нины и Алины, выражало не иначе как приближение смерти для этого третьего, а следовательно, для всей личностной уникальности. Некто третий был чужим в этом мире. Он был отчуждён от первых двух "Я". Предан ими. Я потом, много лет спустя, пытаясь разобраться в проблеме отчуждения, Понял, что низшие формыотчуждения обнаруживают себя в материальном насильственном отчуждении человека от других, а высшее - это когда самой личностью предаются творческие силы, нравственные порывы и побуждения.
Юрий Азаров "Печора"