Ты возьми меня с собой
За все в этой жизни надо платить. За проявленное когда-то малодушие и несказанные вовремя слова. То, что казалось раньше совсем необязательным и незначительным, с годами начинает обретать совсем другой смысл, наполняется содержанием, да только уже не вернуть того, что было и даже, если бы и захотел, где гарантия того, что оно вернется, что можно что-то исправить, забыть и вычеркнуть – будто этого и не было. А, ведь жизнь или, точнее, тот, кто над ней стоит, постоянно дает нам понять:
- Думай! У тебя есть выбор!
Но, смотри, не ошибись! А, сделав его, живи и не пытайся кого-то упрекнуть в том, что жизнь пошла не так, как хотелось когда-то. Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
Молодость скоротечна и эгоистична, а выбор, который мы делаем, напрямую зависит от того, сумеешь ли ты прочитать и понять знаки, которые посылает тебе Судьба или попросту не заметишь их.
…Ларин сидел на кухне, прихлебывая чай из изящной фарфоровой чашки - подарок жены на последний день рождения - и размышлял о бренности бытия, что у множества русских людей является любимым занятием.
Плакаться в жилетку или кому-нибудь в плечо было не в его привычке. К своим сорока он привык ничего не принимать на веру и анализировать то, что имелось в наличии. Пусть - даже самую малость.
Из своего жизненного опыта он знал, что иногда и отсутствие информации уже само по себе является информацией и приводит к определенным выводам. Другое дело – делаем ли мы эти выводы.
Природная лень сидит в нас - не только в делах, но и в мыслях. Мало кто захочет изменить устоявшийся порядок вещей. Еще меньше тех, кто может. Кто к чему привык: все устоялось и катится по наезженной дорожке. Зачем и к чему что-то менять? День прожит и ладно.
Скользнул взглядом по настенному календарю: Двадцать девятое. Сердце тихонько кольнуло. Что-то, давно забытое, связано с этим днем. Как легким ветерком повеяло. На картинке - летящая чайка над пустынным берегом моря. Белые барашки прибоя и еле различимая фигурка человека вдали. Сам покупал на почте: много разных было, а этот вот приглянулся сразу.
В телевизоре два толстомордых дядьки с умным видом в очередной раз говорили ни о чем и обо всем сразу: как правильно надо жить, кто виноват и что - делать. Судя по их внешнему виду – уж они-то точно жили правильно и имели полное право учить всех остальных.
…Ларин встал из-за стола, машинально сполоснул чашку и аккуратно поставил ее в сушилку над мойкой. Что-что, а посуду надо мыть сразу – это правило он для себя усвоил на всю жизнь и всегда смеялся над телевизионными сюжетами, где показывают горы немытой посуды и выставляют мужиков этакими беспутыми лодырями, которые, живя в одиночку, без женского внимания, обязательно пропадут и зарастут в грязи. Если судить по себе, то все скорее наоборот:
- Сами-то хороши! И это им не это и это не так! Вот чего не хватает, а?
Только не нужно про это женщинам говорить. Обидятся за свою женскую сущность. Лучше промолчать и быть себе на уме. Или отнестись к этому с юмором. Правильно сказал один юморист:
«Если женщина не права – извинись перед ней – может она тебя и простит». Ха-ха! Сделаешь так – не прав, сделаешь наоборот – опять не прав. Что ни сделай, все равно, они вывернут так, что ты останешься в дураках. Ну, по крайней мере, будут так считать. И пусть считают. Лучше сделать вид, что ты, действительно, таковым и являешься. В ряде случаев просто необходимо, для общего же блага, прикинуться «чайником».
- И без них нельзя!.. За сим разрешите откланяться и наше Вам с кисточкой! Плюс к Вам перфект! – Ларин расшаркался своему отражению в зеркале прихожей и отвесил ему поклон - Жванецкий как-то раз сказал, что он никогда не мог себя представить женщиной или узбеком, а интересно узнать, что они чувствуют! С женщинами-то понятно, но, причем здесь узбеки?! Он усмехнулся, взял сигарету и вышел на крыльцо дома:
- Сейчас покурим, да, и спать укладываться – время-то уже полдвенадцатого. Ночи, а не дня. Вроде ничем особым и не занимался, а день пролетел, как будто его и не было. И ничего конкретного не сделано – считай - день потерян.
Ларин четвертый день как находился в отпуске и после всех этих заморочек на работе вдруг оказался в состоянии рыбы, выброшенной на берег.
- Ну, ладно, недельку дурака повалять можно, ну, а дальше-то что? На диване лежать и телевизор смотреть? С тоски подохнешь!
Хотя желания делать что-то по дому абсолютно не было – вон ворота у гаража второй год не крашены: вся краска облезла – смотреть тошно; какая-то апатия ко всему окружающему напрочь связывала все мысли и действия. Какое-то потустороннее состояние, ходишь, как сомнамбула, ни как встряхнуться не можешь. И это ему не нравилось. Что-то надо было предпринять. Конкретное и живое, чтобы почувствовать самого себя. Хоть лбом об стенку – лишь бы ожить.
Пустолайка – лохматая собачонка из соседнего подъезда, завидев его, залилась лаем. Ларин состроил ей рожки и гавкнул в ответ: «Гав-Гав!»:
- По гороскопу я – собака, поэтому тоже имею право гавкать!
…Шум подъехавшей сзади машины и звук тормозов заставили его обернуться.
- Здорово, сосед! – Из зеленого «Москвича» вылез Генка, живший в соседнем доме, а по жизни - командир АН-2. Здоровый русский мужик лет сорока.
По его красному лицу и растрепанному виду Ларин понял, что тот прилично пьян: конец галстука торчал из кармана летной кожаной куртки, одна пуговица рубашки на животе оторвалась, так что видна была белая майка на уже заметном брюшке.
При его появлении шавка залилась пуще, поджав хвост и держась от них на безопасном расстоянии. Генка махнул в ее сторону ногой, чуть не потеряв при этом равновесие:
- Да заткнешься ты, в конце концов, паскуда! Прибил бы кто тебя! И лает и лает! Ну, никакого покоя от этой суки нет! Всю ночь может тявкать и никак, сволочь, не охрипнет! Всех уже достала! Вот - бывают же собаки, как хозяева, один в один! И хозяйка – такая же! – только повод дай! Да и без повода облает - не поморщится!
- Ты откуда такой красивый?! Даже завидно! – улыбнулся Ларин и пожал протянутую руку:
- Да не обращай ты на нее внимания: Бог леса не уравнял, не то, что собак. А людей – тем более! Себе дороже – на всех «пустолаев» внимание обращать! Никаких нервов не хватит.
- Домой еду, вот… - С ребятами посидели, понимаешь - наши завтра толпой на охоту собираются лететь - кто до утра доживет… Я уехал – мне-то на работу, а им - фигли - они в отпуске, как и ты. Сидят в гараже - водку «трескают». Могу и тебя отправить, если желание есть. На неделю ровно. Валерка увезет всех по известному маршруту, а потом обратно заберет и доставит в целости и сохранности. А я завтра типа дежурный по отлетам-прилетам.
Генка громко икнул и при этом побагровел еще больше:
- Щас дома капусты квашеной закидаю, а с утра еще добавлю – проверенный способ! Буду как огурчик – не сомневайся! В борьбе с «зеленым змием» счет 3:0 не в нашу пользу, но русские не сдаются!
- Стоило и пить, если так героически надо выходить из пике? А, Ген?
- А как же?! За компанию и жид удавился! А я что – не русский что ли? Компания – это святое! – ладонью проведя по губам и вытерев ее о штанину форменных брюк, Генка с шумом выдохнул:
-Фу-у! Дыхалки не хватает! Ладно, я домой погреб, а ты, если надумаешь, будь готов – в семь тридцать отчаливаем. Бывай! Да, и не забудь полтинник взять – дежурной по перрону сунем, что б лишнего не болтала…ик! - на прощание, махнув рукой и постучав пальцем по часам: - В семь тридцать! - он грузно ввалился в машину и рванул по направлению к своему дому, уже на ходу захлопнул дверцу, оставив после себя облако сизого дыма от выхлопной трубы. Пустолайка, шарахнувшись в сторону, с яростным лаем последовала за ним.
Ларин от этого пассажа закашлялся, помахал руками, разгоняя дым, и присел на скамейку возле крыльца:
- Ну, дела-а! Как говорится: то полушки не было, а тут сразу алтын!
…С Генкой он сошелся года три назад, когда строил гараж, хотя и до этого они были знакомы. Правда, так – шапочно. Ну, живет в соседнем доме, ну в аэропорту работает. Вот вроде бы и все.
А тогда летом, он временно не работал, пособия вполне хватало на жизнь, плюс что-то из сбережений было, если гараж решился строить; были вполне определенные планы – поэтому он никуда и не спешил, просто был уверен, что все сложится так, как он планировал. В итоге все и сложилось. И - гараж построил и - работа сама его нашла. Точнее – он сам помог ей найти себя.
А Генка тоже сидел без работы – у них в аэропорту было смутное время безработицы девяностых: АН-2 практически не летали, многие уезжали на Большую землю, кто запил с горя – обычная история для русского человека. Вот Генка и запил, а в данный момент ему вообще никто не препятствовал – жена-то в отпуск уехала. И в одно прекрасное утро, часов этак в восемь, Генка заявился к нему домой.
По его виду Ларин понял, что если сию же минуту он ему не нальет ста грамм, то рискует потерять соседа навсегда.
Плохо было то, что Генка ничего не ел, а только пил. И запивал. И на глазах распухал, как воздушный шарик. Красного цвета, который вот-вот лопнет! Сколько трехлитровых банок компота Ларин перетаскал ему из подвала – история об этом умалчивает. Его жена, которая тоже уехала в отпуск - к своим - на Украину, лучше других об этом знает, потому что сама эти банки и закатывала. А по приезду домой закатила скандал ему. И поделом – ясен пень! Готовила на год – усадили за неделю!
Короче, в течение недели, каждое последующее утро начиналось с одного и
того же: на пороге появлялся друг любезный Гена и все повторялось снова, пока Ларин в один прекрасный момент, стукнув кулаком по кухонному столу, не сказал:
- Баста! Хорош гулять! Закрываем лавочку и действуем по проверенному способу: как бы плохо не было – перетерпим три дня, а на четвертый - сходим в баню! С веником! И жизнь снова покажется прекрасной! А на пятый - пойдем электропроводку в гараже колотить. Вдвоем все веселей, а совместная работа на благо общества поможет нам поднять упавшее чувство собственного достоинства!
- Молодец! Красиво сказано! Не забудь списать слова! – пьяно пробубнил Генка:
- Самому уже надоело – так и сдохнуть можно, никто не пожале-е-ет! Спать – спать – спать! Я у тебя тут прикорну, а то дома один не могу никак, еще запрется кто и опять все сначала. Не-ет! Нас голыми руками не возьмешь – неизвестно кому, показав кукиш в пространство, Генка тяжело поднялся и ушел в комнату, держась за дверные косяки.
- Ну, что было, то было! Все мы люди и не без греха!
…С другой стороны, в этом году, на «весновку» Ларин вовсе и не собирался. Патроны не заряжены (заводские он не принимал всерьез, а всегда заряжал сам и потому был уверен в своих патронах: и порох с довеском и дробь - какая надо); ничего не собрано, даже хлеба и того уже не купить. Все закрыто – время-то - к полуночи! Благо, что светло. Май месяц заканчивается. День-то полярный.
- Ну, Гена! И что прикажете теперь делать!?
С другой стороны: упускать такой шанс тоже глупо! И увезут и привезут! Да это - вообще красота! Никаких тебе забот.
- А-а, пропадай моя телега! Может это и к лучшему – так-то! Решено! По ходу разберемся – так даже интереснее! Хотел встряхнуться – получи! Хватай мешки – вокзал отходит!
…Ларин заглянул в комнату: жена спала, разметав по подушке длинные волосы, одеяло сбилось - видна обнаженная нога, вплоть до бедра. Его всегда удивляла ее способность засыпать моментально: только легла – дерг! – и уже сопит в две дырочки! Как будто тумблер какой выщелкнули!
Тут, пока заснешь, весь изворочаешся. Дочь тоже спит – губами причмокивает, раскинулась, как лягушка, роднуля! Осторожно прикрыл дверь.
…Что нам собраться – только подпоясаться! В общем итоге на все – про все, у него ушло примерно с час: ружье всегда в полной боевой готовности, охотничий нож в чехле (проверил - наточен остро!), патронов готовых, конечно, кот наплакал – ладно, на месте зарядимся: делов-то!
Продуктов питания по минимуму: пара банок консервов, соль, сахар, чай. Немного картошки, да пара пакетов макарон. Хлеба в обрез, благо - мешок сухарей лежит еще с давних времен, да галет немного.
Успею, так завтра в столовой аэропорта возьму (это про хлеб). С собой провизию возить на охоту? Смешно – какой ты тогда, к черту охотник – если там сам себя не прокормишь! Гуси-то на что?
Одежки – тоже по минимуму. Защитный комбинезон, масхалат, теплые носки, да пара тонких. Портянки – универсальное средство на все времена – про запас. За броднями, правда, пришлось сходить в гараж. Хорошо – гараж рядом с домом – далеко ходить не надо. Вон – в окно ворота видать, не то, что у некоторых. Иные в одном конце города живут, а гараж в другом конце. Ему-то еще повезло в этом плане!
Гараж – первое дело для настоящего мужика. И отдушина и, как хотите, называйте – любой поймет. Это его территория и все там сделано по образу и подобию: все разложено, каждый болтик на своем месте. Даже зеркало - в полный рост - от старого трюмо – и то есть! Холодильник, радиоприемник «Океан», который был куплен давным давно, еще на первые его отпускные. Двадцать лет прошло, а ему все нипочем! Только ручка настройки от старости заржавела, да отвалилась – приходится пассатижами подворачивать.
- Катя… - на этом приемнике они вместе первый раз услышали Барбару Стрейзанд с песней «Women in love»… Пронзающий душу, завораживающий голос певицы, мелодия, на волнах которой они летели, поднимаясь до безоблачных высот и проваливаясь вниз, до полного изнеможения. Ее губы и кожа пахли молоком. Никому и никогда не говорил про это. Запрятал в самом потаенном уголке души. Двадцать девятое. А ведь именно в этот день они и встретились.
…Он учился тогда на первых своих курсах, в Архангельске и они, вместе с ребятами жили в гостинице, были молоды и беззаботны, а жизнь казалась прекрасной и вечной. Вот там он и встретил Катю. Единственный телевизор находился на втором этаже гостиницы, рядом с комнатой администратора и по вечерам туда набивалась масса народа, чтобы посмотреть дежурную программу «Время» или еще что – выбор был не богат. А тут анонс! Французский фильм – «Блеск и нищета куртизанок»! Он и сейчас помнит, как звали главную героиню - Эстер.
Вы когда-нибудь ощущали, как может жечь взгляд? Может, да еще как! Никогда потом у него не было такого ощущения. А тут, просто жгло всю правую половину лица – он обернулся и – увидел ее глаза. Огромные, карие, смотревшие на него в упор. Они жгли, проникали в душу и звали за собой. Какое там кино!? Они забыли про него. Видели только друг друга. И больше ничего и никого вокруг.
Пять лет: она там, он тут. Письма, какие они писали письма друг другу! И свой первый отпуск он провел у нее. С мамой ее – Верой Андреевной - сразу как-то сошелся. Потом учились заочно в Архангельске и все, казалось бы, шло к тому, что они навсегда останутся вместе:
- А ведь вся жизнь могла сложиться по-другому, останься он тогда в Няндоме.
Только телеграмму дал: - Буду проездом. С отпуска возвращался, где познакомился с будущей женой.
Сделал выбор. На перроне постояли несколько минут, неловко простились. Слезы в ее глазах.
- Где она сейчас?
Комок подкатил к горлу. Встряхнул головой, отгоняя воспоминания…
- Чего это я тут? А-а! Господи! Как все это было давно! В какой-то другой жизни. И, как будто, не с ним.
…В потемках любую нужную вещь найдешь с завязанными глазами! Ворота, правда, все облупились, ну, да – это дело поправимое! Вернусь – покрашу. Краска есть, специально доставал – шаровая судовая. И неброско и солидно! Еще и пол покрашу! И ковер постелю – или это уже слишком!? Ковер – смешно! Вон - свернутый, лежит. Почти, что - новый, дома места не нашлось! Старый диван в углу, застеленный покрывалом, готов принять в любое время и в любом виде.
- Летом тут хоть живи, комары, правда, достанут по любому. Зато никто больше не зудит под ухом, не дает глупых советов по всем вопросам - сам себе на уме и делай, что хочешь!
Порядок – у иных и дома-то такого порядка нет, как у него в гараже. Его мать как-то пошутила:
- Ты, Коля, наверное, помирать будешь – но сначала порядок дома наведешь!
- На том и стоим. Как говорят немцы:
- Порядок бьет класс! И это правильно. А то весь этот бардак вокруг уже достал.
Ведь куда не посмотри – кругом бардак! Начиная с крошек на столе – по этому поводу с женой постоянные стычки с последующим переходом на частности и плачевным итогом в том плане, что сам виноват и окажешься! Все у них: «Потом», как будто по две жизни всем отпущено!
А с этим пояском, конечно, некрасиво получилось – в шкафу перебирался и на глаза попался очень даже ничего такой шнурок. Попробовал – крепкий! Серенький, плетенный. Еще подумал - какой-то странный шнурок?! Где-то я тебя видел – не припомню. Подумать надо было получше, голова стоеросовая! Ну, и привязал этим шнурком форточку на кухне – чтобы не хлопала на ветру, а то ведь и разбить может. Хозяин!
А шнурок-то оказался пояском от платья! И дело уже не в том, что лет десять, а может и больше, это платье не одевалось. И лежало оно совсем в другом месте. Как он там оказался?! Ну, и понеслось!
- Хватит! - Ларин присел на стул возле стола-верстака, включил приемник, настроенный на радиостанцию «Юность», закурил и задумался. Одинокая муха на окне вяло билась о стекло - у него еще и окно было! Благо, ширина позволяет – пять тридцать, как-никак! – сам мерил. Очень удобно, особенно летом.
- Прихлопнуть бы тебя, да ладно – живи! Я сегодня добрый! Настроение действительно было приподнятое, адреналин вырабатывался по полной программе. Появилась цель и от недавней хандры не осталось и следа!
- Так, что еще взять? Вроде все собрано. Сна не было ни в одном глазу.
- Ничего, сейчас жене под теплый бок привалюсь – часика три-четыре покемарю. А потом - вперед – куда там Валерка полетит? Наверняка – на Остров. Хорошие там места! Бывали - и не раз. Гусей – не меряно. Хотя, тоже – как попадешь. Но, если попадешь в нужное время – то тут уж все твои. Сколько уж их за свою жизнь нахлопано? По самым скромным подсчетам – штук триста. Ларин вдруг явственно осознал:
- А ведь триста штук-то – это ого-го! А если каждый – да по триста? Это водку всю не перепить, а гуси-то – раз и кончатся, а?! Ну, нет - не может такого быть! Наоборот – их вроде с каждым годом все больше и больше становится! Вон возьми лебедей – лет двадцать назад летишь над тундрой – редко, где пара-вторая белеют на озерах. А сейчас – пруд пруди! А потому что запрет был на отстрел – вот и развелись! А этих было бы мало – тоже бы запретили стрелять. Не запрещают ведь – значит с общим балансом все в порядке!
А вон - на оленних рогах висит пара колец, снятых в свое время с окольцованных гусей. Тоже, кстати, на Острове добыты. Голландские. Обычно оттуда и бывают. Редко, но попадаются еще с Германии, Франции и Дании.
Один раз вот там же, на косе, нашли уже мертвого куличка, так у того кольцо было, помеченное национальным географическим обществом Великобритании.
Полный тут у нас Интернационал получается.
А гуси, как люди, если разобраться. В чем-то похожи. Раз как-то ему попался гусь с одной ногой – вместо другой была обычная культя, как у безногого человека. Гусь – инвалид! Только что костыля с собой не было! Отстрелили или в капкан попал. Но жив остался. Так и летал с одной ногой, пока ему не подвернулся. Судьба. А другой был совсем лысым, как товарищ Ленин, ребята еще смеялись:
- Ты, Колька, вождя ихнево гусиного пролетариата подстрелил! Как они теперь без него!? Революция в опасности!
Чего только на этой охоте не бывало! Вспоминать можно до бесконечности!
… Первая партия охотников – трое - высадилась примерно минут через двадцать лета. Места этого Ларин не знал, но, судя по тому, что увидел в иллюминатор и раскрытые двери вертолета, место было очень даже ничего. Обычная охотничья изба с предбанником, под крышей растянута свежая оленья шкура - сушится на ветерке, из трубы вьется дымок. Вполне обжитое место, причем уже давно. Приличная поленница дров - зимой, наверняка, тут тоже кто-то, да бывает; с десяток бочек, старенький «Буран» с санями, прикрытыми брезентом, снаряженная резиновая лодка. Совсем рядом - речка с мелким кустарником по берегу.
В стороне от избы стояла палатка защитного цвета средних размеров. Немного далее красовался даже сортир с большими буквами «М» и «Ж» на дощатой двери. Ларин усмехнулся:
- С юмором у них все в порядке! Какие тут могут быть «Ж»!? «Ж» по определению – не охотники!
Людей, находившихся там, он насчитал – четверо. Плюс трое прилетевших. Итого: семеро. Нормально. Скучно не будет, даже без гусей.
…Минут через семь подсели очередной раз. Опять где-то в тундре. Тут вообще под жилье была использован корпус ступени ракеты, врытый в землю и обложенный дерном. Боковина зашита выцветшими досками, покрытая ржавчиной труба торчит - от «буржуйки» - наши люди везде обустроятся - все чин чинарем! Пара старых, покосившихся профилей была воткнута метрах в тридцати (с прошлого года еще, наверное, остались?). Правда, людского присутствия тут не проглядывалось. Еще двое сошли. Летим дальше.
… В иллюминатор впереди стала проглядываться береговая полоса. Белые барашки прибоя. Песчаный пляж до горизонта. По всем очертаниям – район Сенгейского - Тобседы. Характерная приметная бухта, маяк по правой стороне – это Тобседа. Сенгейский - левее. Километров двадцать – тридцать: сверху хорошо все видно. Легкая дымка над морем. А море-то все чистое. Льдин практически нет. Так – отдельные только попадаются. И снега мало - по северным склонам только, да в низинах. Гусей что-то особо и не заметно. Последние дни все северо-восточный ветер дул – вот и не идут. Ждут своего часа.
Вертолет начал снижаться, а Васька – бортмеханик, о чем-то коротко переговорив с командиром, обернулся и прокричал:
- Следующая станция – Сенгейский! Желающие – с вещами на выход! Ровно через неделю – в 12-00 всех забираем обратно! Будьте готовы! Когда туда пойдем – фарой помигаем, чтобы знали, что это мы! Не ошибетесь!
- Ну, что? Тут он еще не бывал. Интересно было бы посмотреть! Да вроде и место, где остановиться, имеется: на берегу моря - капитальная – из бруса - изба с пристройкой, рядом навалена большая куча разномастного плавника, частично уже распиленного. Полуразвалившийся большой сарай без ворот.
Напротив избы – метрах в тридцати - какой-то памятник (или могила?), обнесенный оградой из якорных цепей. Интересно! Левее, через ручей еще три избушки – сараюшки. Через шар – большой остров. Обширная долина с озерами, до высокой тундры километра с три будет.
Песчаная береговая полоса в белых барашках прибоя уходила в сторону Тобседы – есть, где погулять и на что посмотреть! На берегу моря чего только не попадается!
…От избы к садившемуся вертолету, прихрамывая, спешно шел кто-то с рюкзаком за плечом. Больше никого видно не было.
… Сошли трое и он - четвертым. Аэропортовские ребята – лица-то знакомые, а как зовут – по ходу познакомимся. Единственным отлетающим оказался Семен – коренастый мужик лет сорока, это он спешил к вертолету, живший здесь последнее время практически постоянно, а сейчас собравшийся в город – в больницу, да и родственников навестить. Это все он быстро успел рассказать, пока они выгружались:
- На «Буране» третьего дня, долбанулся так, что мало не покажется. Хорошо живой остался! Ребра болят - может - поломал или зашиб крепко. Дышать и то больно. Да и нога тоже… - обветренное, заросшее щетиной лицо было все в ссадинах, под глазом синел багровый кровоподтек.
- Не до охоты. Все глаза проглядел, все ждал: кто-нибудь да подсядет. Дождался, слава Богу! Связи-то никакой с городом нет. «Карат» (радиостанция для связи с базой МПО) сломался. Чего случись – никто и не схватится. На Вас только одна надежа – на летчиков! Можете в избе жить – места всем хватит. Там не закрыто – палка только приставлена. Кого тут бояться?! Медведь одно время, белый, ходил, да уж давно нету. Помогли залезть.
Двигатели взревели и «Восьмерка», наклонившись вперед, ушла, забирая влево по побережью – в сторону Вельти. Проводив ее взглядом, Сашка – авиатехник, красивый темноволосый парень лет тридцати пяти сказал:
- Ну, пошли устраиваться! Мы - то в избу не пойдем. Наша хибарка вон – крайняя. Я тут бывал. Места там, конечно, маловато для четверых, да, ладно, разберемся. В тесноте, да не в обиде! Печка есть. Да и так тепло.
Погода, действительно стояла хорошая. В том плане, что ветра почти не было. Сквозь кучевые облака проглядывало белесое солнце. Прошлогодняя высохшая трава хрустела под ногами. Место высокое, сухое. И вид на море. Красота – никакого Юга не надо! Все как будто давно знакомое. Вспомнился родной поселок, где прошли детство и юность, тоже на море. Тот же простор, запахи, звуки – даже в груди защемило.
- Собраться бы, да съездить – ведь и недалеко совсем – час сорок лету на «Аннушке».
- Как бабушка умерла пять лет назад – так больше и не бывал - Ларин постоял на берегу, пока ребята разлаживались в своей дощатой хибарке, закурил:
- Как там у Пичкова?:
- Есть лучше места в этом мире – не спорю…
- Лучше то, конечно, может и есть. Лощеные, с глянцем – как с рекламной обложки. Показуха! Да, чужие они – душа не принимает. Неделю поживешь и – уже домой тянет! А тут, все свое – простое, без изысков – какое есть. И не надо ему никаких гор, никакого до приторности теплого чужого моря, а нужна только вот эта бесхитростная северная простота – с этими блеклыми избушками, выцветшей травой и запахом моря. И эти подвыпившие ребята, у которых все на виду и которые искренне смеются над его шутками, а не скалят белоснежные зубы в дежурных улыбках. Все просто и ясно.
- А с Алексеем Ильичом у нас ведь что-то общее есть – подумал Ларин. Раньше как-то и не задумывался об этом. А ведь оба с Канина - сам Ларин был из Чижи. Потом Шойна, Индига, Белушье. Деда моего покойного – Григория Павловича - Ильич знал. И мать тоже. Дед был с Койды. Оба родились в год Собаки, оба мартовские - Овны, разница всего в два дня. (Промелькнуло – а, ведь у Кати день рождения тоже тридцатого!). Ну, и в двадцать четыре года, соответственно. Мать-то у него с тридцать шестого, а Алексей Ильич старше ее на два года. Вот так! И сиживали они – конкретно! - пару раз у Ларина на кухне.
Подвыпивший Ильич все подначивал его:
- А не слабо тебе сформулировать свою жизнь всего в четырех строчках!? Ты ведь тоже чего-то там пишешь?.. А я – поэт! С большой буквы! У нас в России было два Ильича: Владимир Ильич, Леонид Ильич, а я вот – третий – Алексей Ильич! Смех и грех! Последний раз он у него даже свою шапку – черную кроличью – оставил. Так до сих пор и лежит. Все никак не собраться, занести.
А что касается формулировки жизни, да еще в четырех строчках, так это Ларин написал. Правда, пока Ильичу не показывал:
- Представится случай – покажу. Понравится – не понравится?
- Ладно, разберемся! - затоптав окурок носком сапога, пошел к ребятам.
…А те, судя по всему, решили продолжить вчерашний банкет. На грубо сколоченном столе была расстелена газета, на которой красовалась большая бутылка водки, нехитрая закуска в виде раскрытой банки кильки, хлеба и пары луковиц. Ну, терпежа никакого нету!
- Давай посуду! За удачную охоту и за знакомство! – Сашка поднял кружку. Все дружно чокнулись и выпили. Ларин занюхал водку куском хлеба и сказал:
- Ну, вы как хотите, а я – пойду - пройдусь немного. Рекогносцировка на местности! Войска ПВО всегда начеку! Глядишь - и на обед что подстрелю.
- Ну, ты иди, а мы отсюда поглядим, как у тебя дело пойдет. Успеем еще настреляться! - Сашка налил всем по второй:
- Не пьем, а лечимся!..
…Ларин не успел отойти метров на семьдесят от избы, как издалека заметил, что прямо на него идет клин гусей – он присел, пригнувшись и выждав, когда они приблизились к нему, резко встал: гуси испуганно стали забирать вверх, сбились в кучу, а он только этого и ждал. Секунду выцеливал. Выстрел! Два камнем упали сразу, а третий, почти отвесно, спланировал в сторону ближайшего озерка метрах в тридцати и шлепнулся там, подняв кучу брызг. Видно – хорошо попало, потому что голову не поднял, а безжизненно закачался на воде, вывернув одно крыло.
- Ну, вот! Лиха беда – начало! Для первого раза лучшего и желать нечего! От избы послышались хлопки – Ларин посмотрел туда – ребята хлопали в ладоши и показывали ему поднятые вверх большие пальцы рук, что-то кричали – он не мог разобрать.
- Ну, что – для начала хватит. Пойдем теребить, пока теплые, да обед готовить – Ларин собрал гусей и, не спеша направился к избе.
- О-па! Еще один идет – одиночка, головой вертит – прямо на него! Иди сюда! – Выстрел! Гусь, как подкошенный, упал метрах в трех.
- Ладно, хватит на сегодня. Всего один патрон остался. Заряжаться надо.
- Чего вы там орали? – улыбаясь от удачного начала, спросил он у ребят, подойдя к избушке.
- Мастерство не пропьешь! – торжественно сказал Сашка и протянул ему налитую кружку:
- С почином! А ты хорошо стреляешь! А чего одностволка-то? Мог бы чего и по конкретнее – все гуси твои с такой-то стрельбой!? Ларин выпил, достал сигарету и прикурил от протянутой кем-то зажигалки:
- Да я специально одностволку-то и брал. Привык. У меня и первое ружье было такое же. Только «курковка». С шестого класса охочусь. А это вот – самовзвод - 16-й калибр. С другой стороны – гусю тоже надо шанс давать. Попал – так попал. Не попал – второй раз лучше не стрелять. Значит – не твой. Да и куда мне много? Солить их, что ли? Так – для души! Кому теребить-то? Самому и придется! Жена особо не разбежится! – ребята засмеялись: Так-так!
- Обычно – раздашь большую часть по друзьям, да знакомым – все есть хотят. И тебе приятно и им хорошо! Хотя бывало, что кое-кто говорил, что гусь какой-то мелкий пошел, а вот раньше бывало! Черт его не знает, на всех не угодишь!
- Гудит вроде? Прислушались… Точно! Вглядевшись вдаль, заметили, что с юго-востока – значит, с города - по направлению к ним, стремительно набухая, приближается темная точка, моргая проблесковыми огнями.
- Кого там еще несет? Наши вроде все на месте?! Экспедиционный, что ли?
«Восьмерка», между тем, уверенно пошла на снижение и зависла над противоположным берегом заснеженного ручья, недалеко от избы Семена. Боковая дверца сдвинулась вправо, в проеме показался кто-то в одной летной рубашке. Сноровисто приладив откидной трап и, посторонившись, этот кто-то выпустил двоих в камуфляжной форме. Вслед им на землю полетели мешки, а два ящика – тяжелых! – они приняли на руки. Потом последовали ружья, трап стремительно исчез в темном проеме, дверца задвинулась и вертолет, так же уверенно резко пошел вверх и вперед – только его и видели! Ас, да и только!
- Точно – экспедиционный! На Восток пошел!
- Ну, пойдем – поглядим – какие там еще Суховы к нам пожаловали!?
Ларин с Сашкой пошли в сторону шаткого деревянного мостика через ручей – встречать тех, кто там прилетел. Знакомые может? По пути заглянули в полуразвалившийся сарай без дверей. В углу навалена большая бесформенная куча чего-то серого, прикрытого старой мешковиной. В другом – ржавые останки какого-то агрегата. Хлам! И воняет моржзверем – за железяками были свалены в кучу полусгнившие шкуры – этого запаха он с детства не выносил. Аж передернуло:
- Мух здесь, наверное, летом! Бррр…
- Что тут у нас? – откинув мешковину, Сашка пошкрябал кучу пальцем, лизнул его:
- Ба – да это - соль! Отличная, надо сказать, соль! Крупная! Рыбу солить – самое то! Надо будет надолбать, да домой увезти – в хозяйстве пригодится! С магазинской – иодированной и сравнивать нечего – у этой вкус совершенно другой! А у рыбы будет – вообще класс! Неет! Мешка два наберу обязательно и тебе советую!
… Пока они дошли до Семеновой избы, камуфляжники уже перетаскали свои пожитки на крыльцо и теперь ждали их.
- Ну, я же говорил – знакомые! Это были Витька Романов – крановщик со СМУ и Сашка Бородин – таксист. Его годов, Сашка - помоложе немного. Одеты с иголочки, кожаные шлемофоны сдвинуты на затылок, зеленые бродни – финские! Хоть сейчас на парад! У одного «вертикалка», у другого - пятизарядное – МЦ-21. Гладко выбриты, хорошим одеколоном пахнуло. Крутые перцы!
- Здорово, орлы! Вы-то тут как оказались?
- А что, мы - рыжие, что ли?! Тоже душу отвести хочется! Не все вам! Ну, пошли в избу – за встречу хлопнем!
На входной двери крупными буквами, вырезанная ножом, красовалась потемневшая от времени и ветра надпись:
« Стреляй сороку и ворону и достреляешся до белого лебедя»
- Вот, не лень кому-то было ковыряться!
…К вечеру Ларин перетащился к Семену. Места там, действительно, было много. Не то, что в хибарке у ребят. А тут - две большие комнаты. Четыре кровати – одна на кухне и три в другой. Печь посередине. У входной двери умывальник, да две бочки с водой, прикрытые деревянными крышками. Кастрюли, чашки, ложки. Хозяйство у Семена было налажено, что и говорить. Конкретно обжился! Даже небольшая банька пристроена сбоку. Все чистенько, аккуратно. Не ленись, только воду носить из ручья. Все удобства тебе – живи – не хочу!
- Так - хозяйские наколотые дрова не трогаем! – сказал Витька:
- Сами не без рук – напилим и наколем. Еще и Семену оставим.
…Проснулся он рано: посмотрел на командирские часы – четыре утра. Голова была сама не своя. Прохладно…
- Охо-хо…- ребята спали, как сурки – никто и не пошевелился…
- Что там у нас с погодой? – вышел на крыльцо – подышать свежего воздуха, да нужду справить. В избе после вчерашнего стоял кислый запах табака, алкоголя, пота и еще, не понятно чего. На столе бедлам, банка с окурками опрокинута, по полу - пустые бутылки валяются. Печка не закрыта, выстудило все.
- Да, уж, дали вчера! Сколько там у них водки-то взято?! Черт бы их подрал – ведь пока все не выпьют – не успокоятся! Что, первый раз, что ли! Всегда так. Сценарий – один и тот же! У-у-у… Туман – туманище! Ни хрена не видно! Вот тебе и охота начинается! Так ведь вчера и подумал – уж больно все хорошо складывалось! Как по маслу. В таких случаях обязательно жди какого-нибудь козлинства! Так и есть! Вон - сарай еле угадывается размытым пятном... А за ручьем и вовсе - ничего не видать! И ветерка нет. Ватная тишина, только прибой шумит вдалеке.
- Зябко! Пойду обряжаться помаленьку, какой уж тут сон.
…Так и получилось. Охота шла не шатко – не валко. Один – два гуся за день. И все. Дождик кропит – сыро. Кто чем занимался. Водка кончилась. В избе прибрались. Протопили баньку. Помылись. Жаль – никто веника не догадался взять из города! Кто же знал, что так получится! Вон, на Острове, веники всегда в цене – своих-то нету. Из города посылают. Сам сколько раз привозил. Соли надолбали. В карты наигрались – надоело. Под панцирной кроватью, в углу, обнаружили пыльную коробку со старыми книгами – читать нечего – старье! Единственная, которая привлекла их внимание – так это «Промышленный лов белухи в Баренцевом море». 1937 года выпуска! Раритет! В полосе прибоя на песчаном берегу чего только не нашли – самое, пожалуй, интересное занятие! Одних защитных строительных касок – белых, да оранжевых – можно насобирать сотни. Обрывки разноцветных капроновых сетей, тросов – Витька, вон – начал мочалку плести: в баню дома, говорит, ходить с ней буду и Сенгейский вспоминать! Капроновых ящиков под рыбу насобирали кучу – барахольщики! А рыболовных буев сколько – кухтылей. Всяческих форм и размеров. И с ушками и с дырками и с надписями на иностранных языках. Всех цветов и размеров. А ракушек! Столько он нигде на Севере не видел! И, причем, крупные! Целое ведро насобирал – домой увезти – на сувениры. Гуси – что: съели их и забыли, а ракушки останутся – все память! Так неделя и пролетела – завтра уже и улетать. Ребята остаться решили – еще подождать. Раз уж забрались – будем до упора сидеть, говорят - пока свое не возьмем!
...Ларин неспешно шел по песчаному берегу, пиная ногой ярко-алый капроновый кухтыль:
- Может, домой его увезти, да распилить потом пополам – отличный абажур получится! Ну, не для дома, конечно, а в гараже повесить - над верстаком! Прикольно будет!
Волны с шумом накатывали на берег, вода порой доставала до сапог, откатывалась обратно, оставляя на влажном песке пенные пузыри, в которых отражались тысячи солнц и от этого глаза сильно слезились. Плюс – северо-восточный ветерок еще добавлял. Жаль, очки сломал! Ну, не везет ему с ними! Сколько уж перебывало! Несколько лет назад – на Острове, также вот сломались и привет горячий! Схлопотал куриную слепоту, поджег сетчатку – солнце, снег – все бликует. Хуже сварки! Уж сидел в караулке, да на сапоги черные смотрел – да что толку! Только до обеда и высидел, а потом все! – приехали! Ничего не вижу! Словно песку в глаза насыпали! Режет, хоть волком вой! Вся охота накрылась медным тазом! Три дня потом в гостинице лежал с компрессами, да Зинаида – медичка – какие-то капли в глаза капала. Вот после этого случая на улицу без темных очков лучше не выходи. Особенно, когда солнце. А если еще и ветерок, то тут уж слезы в три ручья льют. И ничего теперь не поделаешь – пока не проморгаешься! В этот-то раз хорошо – снега почти нет, да и погода в основном пасмурная. Только и гусей нет – так по мелочи. Двенадцать штук всего и добыл.
…Сашка – таксист, отстал далеко позади. Нашел себе дело – поплавки собирает. Все, говорит, не в магазине покупать! На всю жизнь, говорит, затарюсь и тестю еще останется! Все сетки насадим, какие есть. В магазине-то платить надо, а тут - полная халява: бери – сколько унесешь! И весу в них немного, объем только. Целый мешок уже набрал, второй собирает.
…Сзади послышался характерный шелестящий звук крыльев – Ларин машинально сорвал висящее на плече, вниз стволом, ружье и, обернувшись, сквозь застеленные слезами глаза, навскидку выстрелил в налетающую на фоне выглянувшего солнца тень. И только спустя секунду понял, что это была чайка:
- Черт! Снайпер долбаный! – Ларин подошел к ней поближе - молодая чайка бесформенной кучкой растрепанных перьев лежала на песке, уронив безжизненную голову на розово-белую, с фиолетовым отливом, ракушку.
Он присел – и увидел в ее мертвеющих глазах немое удивление вперемешку с недоумением:
- За что?! Что я тебе сделала?! - Спустя какое-то мгновение они стали покрываться пленкой, потускнели и еле еще теплившееся осознание того, что она была жива, а теперь – вдруг! – нет – покинуло ее. Капелька алой крови скатилась с головы прямо на ракушку и дальше - в песок.
- Ну, как же… что же ты!… Блин! - Ларин со всех сил в сердцах пнул кухтыль носком сапога, да так, что тот улетел прямо в набегавшие на берег волны. И весело заскакал там, играя бликами на ярко-алых боках.
Ожил!
А то так же лежал бы – безжизненный - на берегу, как эта вот чайка! Какая-то одна минута всего и все поменялось: один – ожил, другая – умерла. Навсегда.
…Чайку он похоронил недалеко, на высоком берегу, придавив небольшой холмик тяжелым плоским камнем. Подумав, добавил сверху еще один – поменьше…Ракушку, завернув в носовой платок, осторожно положил во внутренний карман куртки.
- Как надгробие получилось. Только мемориальной доски не хватает – с описанием его глупости! Закурил, отрешенно глядя на море – ощущение пустоты в животе – от сигареты во рту осталась горечь - поднявшись, резко натянул на голову спортивную шапку и сказал подошедшему Сашке:
- Пошли обратно. Чего-то настроения никакого дальше идти. Настрелялся!.. Давай помогу – и, вскинув мешок с поплавками на плечо, пошел к избе.
…Как и договаривались, Валерка прилетел ровно через неделю. Вертолет с включенным прожектором они увидели издалека:
- Ну, вот, наш летит. Все точно. И время - всего в пять минут разницы, как обещал! Мастер! Орден не зря получил!
…Ларин улетал один. Все остались еще на неделю, надеясь, что гусь все-таки еще пойдет и они свое возьмут. Закинули в вертолет несколько мешков соли, уложенных в рыболовные капроновые ящики с ручками – удобно! – два неполных мешка гусей – в городе еще придется по всем развозить! – кому два, кому – три. Тоже забота! Да - и экипажу не забыть – тоже два. По негласному этикету. Про поплавки тоже не забыли.
… Ну, что, охотник – как дела? Хвастайся успехами! - в раскрытых дверях гаража стояла жена, оглядывая разложенных на полу гусей:
- Что-то гусь какой-то мелкий пошел!
- Это она меня так поддевает! Типа шутка – мать мою копирует – вот ведь, заноза! Ларин сидел на стуле, облокотившись руками о колени, щурясь от дыма сигареты, попадающего в глаза. Ссориться не хотелось. По приемнику передавали концерт по заявкам…
- Так, казарки ведь, в этот раз в основном, не гуменники. Сейчас машину выведу, развезу по всем. А ты - можешь начинать теребить, если желание есть. Нет, так я сам – вечерком. Можем и вместе. Много ли тут? Раздам еще. Покурю, да поеду. Сразу развязаться с этими делами, чего тянуть? К матери заеду.
- Ой, а это чего? – жена наклонилась над ведром с ракушками:
- Ух, ты! Ты где столько насобирал-то? Большие какие! А - эта – какая красивая!
– она взяла со стола розово-белую с фиолетовым отливом ракушку, которую он достал из кармана куртки и положил рядом с приемником. Ту самую. Вспомнились глаза умирающей чайки…
- Дай сюда – поморщившись, Ларин забрал ракушку из рук жены:
- Сам положу.
- Какая красивая! – повторила она:
- В серванте положим, все любоваться будут, да спрашивать – откуда такая?! Ты куда летал-то? Опять на Острове был, что ли? Раньше чего-то никаких ракушек не привозил?
- А сейчас, по заявке нашей постоянной радиослушательницы передаем песню в исполнении Барбары Стрейзанд! – как током ударило!!
- Екатерина, эта песня звучит для Вас!!! Сердце ухнуло куда-то вниз, застучало в висках, пальцы машинально сжались – хрустнули острые края… Знакомая до боли мелодия, завораживающий голос певицы, казалось, заполнили все пространство гаража, вырывались наружу и уносились вдаль.
– Чего молчишь-то? Да, что с тобой?! Жена трясла его за плечо.
- Да, ничего. Пустое… - вдруг осипшим голосом выдавил Ларин, медленно разжал ладонь – алая капля крови проступила на безымянном пальце, скатилась до обручального кольца, растеклась по ободку.
- Ой, порезался! Давай вытру – побледнев, суетливо полезла в карман за носовым платком.
- Ерунда. На мне, как на собаке. Ступай домой, сейчас приду.
Долго еще сидел, откинув голову назад, сжимая в ладони остатки сломанной ракушки.
А из приемника неслось:
Ты возьми меня с собой, я пройду сквозь злые ночи…
Ты возьми меня с собой, чтобы путь мне не пророчил…
Я уйду туда, где ты нарисуешь в небе Солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты!
Обретают снова силу высоты!
Нарьян-Мар – апрель 2009