Слёзы ребёнка

Вера Миреева
Был поздний вечер. Шел проливной дождь, и в темноте время от времени вспыхивали ослепительные молнии, сопровождаемые мощными раскатами грома. Я возвращалась в свой микрорайон от больной подруги, у которой провела весь день. Ливень был настолько силён, что его струи водопадом лились с моего видавшего виды зонта. И мне очень хотелось поскорее добраться домой, в свою уютную квартиру с розовым торшером возле письменного стола.
Пройдя скверик, я заметила под узким козырьком подъезда многоэтажного дома маленькую фигурку. Ею оказалась пяти-шестилетняя девочка, которая горько рыдала, закрыв худенькие коленки подолом мокрого платья.
Что послужило причиной безутешного детского горя? Что заставило насмерть перепуганную, полураздетую кроху находиться в одиночестве на резком, пронизывающим ветру в разбушевавшуюся непогоду?
Еле-еле уговорила я девочку вернуться домой: она долго не соглашалась и лишь молча плакала.
Поднявшись на пятый этаж, я позвонила в квартиру, где жила малышка. Холёная молодая женщина в цветастом китайском халате, открывшая дверь, не обращая внимания на моё присутствие, закричала: «Явилась, подлая, не запылилась! Чего зенки вытаращила, будто родную мать впервые видишь? Погоди, вот разберусь с женщиной, займусь тобой, злыдня! Одни убытки от тебя в доме, паразитка несчастная! И зачем я тебя только родила? А вам что?»— обратилась она ко мне.
Я пояснила, что, увидев вымокшую на дожде, плачущую девочку, не могла пройти мимо и решила отвести её домой: не дай Бог, простудится в такую погоду!
Вероятно, несколько тронутая моим участием к чужому ребёнку, женщина предложила войти, поспешив назвать причину столь жестокого наказания дочери.
— Видите ли, — сказала она, — Тома очень подвижная девочка, постоянно бегает по квартире, вертится, скачет, что-то ломает и мажет.
Словно штырь в неё воткнули — минуты не усидит на месте. А результат? Поломанная мебель, разбитый хрусталь, испачканные ковровые дорожки и многое ещё, о чем я умалчиваю. Вот и сегодня надумала поиграть фарфоровой собачкой, которую я приобрела за большие деньги по случаю, со всего размаху толкнула столик и вместе с безделушкой уронила на пол и разбила дорогую хрустальную вазу. Уж я плакала-плакала: ведь в антикварном магазине, в Москве, эту прелесть достала. Все знакомые завидовали. И такая меня злость обуяла, что не стерпела, побила и выгнала негодницу на улицу, чтобы знала, как нажитое матерью беречь надо.
Слушая излияния женщины, я невольно обратила внимание на обстановку квартиры. Странное впечатление производила она. Казалось, что всё здесь тщательно готовится к ремонту: стенка, диваны, кресла, столы — всё было покрыто старыми простынями  и байковыми одеялами, а мебель попроще — тряпками.
Уловив мое недоумение, женщина пояснила: «Приходится прикрывать вещи от пыли, а главное — от неё».
И она кивнула в сторону дочери, одарив её злобным взглядом. «Изведёт в один миг
и не подумает, как мать доставала всё это». А в это время девочка, горько всхлипывая, стояла у двери, не решаясь даже поднять глаза и ожидая возмездия. Она вытирала слезы маленьким грязным кулачком и лишь изредка встряхивала светловолосой головкой, с которой падали ещё до сих пор на пол дождевые капли, оставляя на блестящей поверхности паркета влажные следы.
Женщина же, глядя с любовью на окружающую мебель, продолжала: «Даже не знаю, в кого она у меня такая уродилась — ничего не бережет!» А я почему-то подумала, что слова матери, адресованные дочери, ещё не всё: девочка будет ещё наказана.
С целью защитить несчастную малютку, попыталась призвать мать к рассудку и по возможности успокоить её. Но ничего не приходило на ум, кроме банальных фраз о том, что дети есть дети и что это понятно каждому. Что существует, наконец, материнский долг жалеть своего ребенка и заботиться о его здоровье. При этом нельзя так безжалостно и строго наказывать свое дитя за его уж не столь важную провинность совершенную без умысла и корысти. Разве мало мы портим и разбиваем сами, отнюдь не желая этого?
— Пошла на место! — словно собаке, приказала девочке мать. И та робко, чуть касаясь худенькой спинкой стены, оклеенной шикарными импортными обоями, почти незаметно, как тень, просеменила в кухню и скрылась за стеклянной дверью. «Лишаешься ужина!»  —  крикнула ей вдогонку разгневанная мать и тут же удовлетворенно улыбнулась, видя, как послушен и безответен её ребёнок.          
— Садитесь! — предложила мне женщина. Но я не смогла побороть в себе отрицательных эмоций по отношению к ней: тихо открыла дверь и, обернувшись, сказала: «Не дай Бог никому иметь такую мать — ведь у вас нет сердца!»
Женщина тупо посмотрела на меня и криво усмехнулась.