Павел Панов
ОБЕЗЬЯНИЙ ЦАРЬ
(рассказ)
Медведь орал уже третьи сутки, иногда он замолкал на минуту, тряс башкой и снова начинал орать – тоскливо и жалобно. Худые волки лежали, уронив тяжелые головы на лапы.
Илья Захарович Шушуков, порывшись в сумке с закусью, бросил мишке одну сардельку, а волков перекрестил машинально: «Господь с вами, оглоеды, завтра принесу, самим жрать нечего».
В огромном кабинете директора зоопарка уже сидели собутыльники: сам лохматый дядя Толя, хозяин этого зверства, и Дениска, молодой еще, очкастый журналюга.
- Принес, Захарыч? – спросила молодость нетерпеливо.
- А то! – сказал гонец, ставя звякнувшие сумки на стол.
- Ага! Одна бутылка не звенит, а две звенят не так! – традиционно пошутил дядя Толя. - Значит, три.
- Давайте, мужики! Здесь сардельки, хлеб, килечка, все по уму… Кстати, дядя Толя, можешь меня в юные тимуровцы записать, я твоего медведя сарделькой подкормил.
- Спасибо, конечно… Только ему эта сарделька – томление духа и брожение желудочных соков, - пошевелил седыми бровями этот старый юннат.
- А ты их выпускай по ночам в город, пусть пасутся! – сказал деловито Денис, наливая водку на слух, по булькам.
- Шутить изволите, сударь! Сожрут ведь кого-нибудь с голодухи! Люди же в городе… живут еще… - не понял идеи Илья Захарович, даже прекратил протирать свои очки с треснувшими стеклами.
- Люди по ночам спят. А шастают во тьме лишь бандиты и проститутки! – объяснил Денис. – Их искать не будут, а животные покушают.
- Ты хоть и СМИ, а от жизни отстал! – сказал дядя Толя веско. – Бандиты сейчас все при бизнесе, ларьки уже не бомбят, а девушки без профессии работают в салонах.
- А помните, мужики, как все начиналось? – вздохнул мечтательно Илья Захарович. – Свобода! Гласность! Надежды! И этот… не то спирт, не то водка… короче, шмурдяк под названием «Распутин». Там еще бутылочку повернешь, а этот старый хрен тебе одним своим голографическим глазом этак блудливо подмигивает.
- Все изменилось! И девки стали не те, и Распутин теперь вроде как пророк и великомученик. Ну, вздрогнули! –скомандовал дядя Толя.
Выпили. Занюхали. Задумались. В тишине на стол вылез просто гигантский таракан и нацелился усатой мордой на хлебные крошки.
- Я те… - замахнулся на него газеткой Илья Захарович.
- Не трожь насекомое! – прикрикнул на интеллигента дядя Толя. – Живет он здесь. Коба, иди сюда. На, поешь хлебушка. Все по клеткам живут, а эти здесь.
- А поч-чему?
- Для них это естественная среда обитания, я пробовал в террариум отселить, - дохнут.
- А поч-чему такой здоровый? Все твари в твоем Ноевом ковчеге дохлые, а этот – слон!
- Порода такая, мексиканская. Подарок товарищей из Буэнос-Айроса. По партийной линии, - сказал дядя Толя по коммунистически честно.
- Ладно, тогда за Мексику! Venseremos!
Выпили. Занюхали. Плеснули граммушку тараканчику. Он, сволочь, отказался.
- Нет, вы помните, как все начиналось? – снова ударился в ретроспективу Илья Захарович. – Ты, Дениска, про дядю Толю в своей вонючей газетенке писал: «Зиндан для животных», «Свободу попугаю!»
- Ну дык… тогда гласность была, - быстро покаялся Дениска.
- Нет, господа, я считаю, что все зависит не от политической конъюнктуры, а от человека! – помахал сарделькой Илья Захарович.
- Так, этому больше не наливать. Ишь, что удумал – в зоопарке митинг устроил! – возмутился дядя Толя.
- Да какой это зоопарк! Так, большой зооуголок, «Юный Дарвин» называется! – раздухарился интеллигент. – Да если бы не товарищ первый секретарь райкома партии Саналян, не было бы ничего! Нашему городишке зоопарк по статусу не положен. А тут шел себе человек при власти и с возможностями – за окном в доме птички чирикают, аж на улице слышно. Он к тебе дверь-то ногой открыл – попугайчики, обезьянки, черепашки, десять аквариумов… Молодец, говорит. Давай, говорит, на твоем хобби социальную пользу сотворим!
- И сотворили же! – вмешался Денис. – И не только зоопарк, твой, Илья Захарович, музей Политической-то Истории, кстати, тоже…
- Да где он сейчас-то, Сандалян этот ваш! – вздохнул дядя Толя. – Вот для этих зверушек, я тут думал, он как бог Саваоф. Сандалян-отец, мать его… И что? Его нет, чудес не являет, они скоро верить перестанут, жрать друг друга не по регламенту начнут!
В дверь резко постучали. Собутыльники вздрогнули и вопрошающе посмотрели друг на друга.
- Мужики! Есть здесь кто живой кроме фауны? – спросил незнакомый голос.
- Заходи! Что хочешь?
- Мне бы… хлеб да соль, мужики! Мне бы директора… Дядю Толю. Цаплю хочу сдать. Щиплется, зараза! – пожаловался краснорожий мужик.
- Раненная? – угадал дядя Толя.
- Ну да, на Тимошкином болоте кто-то по дури шмальнул, стволы прогрел, а крыло-то у нее теперь перебито.
- Давай, вези. Только к ней в придачу тащи три мешка лягушек. Живых, конечно!
- Да где ж я их возьму! Дядя Толя… Может, деньгами?
- Нет, деньги сам прожру, полгода зарплаты не выдавали. Мясо неси, можно с душком.
- Ладно! У меня в ресторане такого навалом… ну, это…про мясо-то… между нами, мужики! – покаялся, как на духу, ресторатор.
- Давай неси! – разрешил дядя Толя.
Краснорожий хозяин ресторана ушел. Чтобы пауза не затянулась, и лишний мент не родился, налили. Выпили. Посуровели.
- А ведь маленький городишка, а существует со своим зоопарком! И ты, дядя Толя, здесь не последний человек! – воскликнул Денис и хлопнул ладошкой по столу.
- Дениска! Не бузи! Ты мне чуть Бандероса не пришиб! – крикнул дядя Толя.
- Кого?!
- Вон, второй таракан пришел. Красавец. На вот, ешь, Антонио…
- Так ты их что, всех - по именам? – заржал журналюга.
- Иногда и по отчествам, если в своей стае он за главного, - сказал невозмутимо дядя Толя.
За дверью снова начали мычать, блеять, тявкать, кудахтать, скулить и выть его голодный Ноев Ковчег.
- Вот старый придурок! По именам он их… - сказал пьяный интеллигент.
- А ты молчи, валютчик недопосаженный! Статью тебе тогда какую впаяли? Сколько лет ты бы зону топтал? Десяточку? Если бы не мы с Сандаляном, ты бы еще до сих пор не вышел. Дениска, не наливай ему, он еще на зоне сидит, а зэкам не положено! – рассердился дядя Толя.
- Да не за валюту это, ты же знаешь! – вздохнул Илья Захарович. – А за Стену Плача!
- Стоп, мужики! А почему пресса не в курсе? – оживился Денис.
- Да ты еще тогда молодой был… Про доярок писал. Помнишь, доярки, надоившие семь тысяч литров молока, семитысячницы, а их в народе -семисисячницы… гы… звали. Ты про них писал.
- Дядя Толя, кончай ржать, что за Стена Плача? Это как в Иерусалиме?
- Ну, при чем здесь… это? Там свои слезы, а мы – русские, нам что – и поплакать не о чем? – снова завелся Илья Захарович.
- Он всю стенку в своем музее заклеил фотографиями земляков… ну, тех, кого расстреляли в тридцать седьмом, - пояснил дядя Толя.
- Где взял? – удивился Денис.
- Да на помойке! Кто-то старые дела выбросил, даже сжечь поленился. А еще, когда он их клеить на стенку начал, слух пролетел, люди пошли, из домашних альбомов понесли… но и тогда не на всех репрессированных были фотографии. Имена были, даты жизни и расстрела были, а фотографий не было… Так я эту информацию печатал под черным силуэтом, - объяснил Илья Захарович.
- Ага, меня перед окном поставил и щелкнул, так сказать, в контражуре, так что я там за всех безликих висел, - добавил дядя Толя. – Вот такая, Дениска, у нас была Стена Плача. Маленькая, провинциальная, русская…
- Приходили плакать-то?
- Нет.
- Вообще никто не пришел?
- Пришли… ребята из конторы. Им за выброшенные дела хвоста накрутили, вот они и пришли…баланс сводить. Он, дурачок, у америкосов за брелок из медвежьего когтя десять долларов взял, у тех наши деревянные закончились… а ему статью на десять лет накрутили. Валютные операции! Хотели еще порнографию пришить!
- То есть? За расстрелянных? – не понял Денис.
- Нет, за пеликенов. Божки корякские, аборигены их в виде пенисов вырезают, толстенькие такие, хитрые получаются…
- Да уж… - Они замолчали, а за стеной опять заверещал, завыл, заблеял весь арестованный животный мир.
- А тебя самого скоро посадят, - сказал, обидевшись, Илья Захарович. – Да-да, за жестокое обращение с животными! Пенисы у меня, видите ли, хитрые были… На свой посмотри!
- Погоди, дядя Толя, вопрос-то серьезный! – сказал Денис. – У тебя скоро
звери дохнуть начнут. Вполне могут обвинить в жестоком обращении с животными. А это статья уголовная.
- Может их выпустить в естественную среду обитания? – подумал вслух дядя Толя. – Вывезти их за город… а всем сказать, мол, коллективный побег.
- Это для обезьян-то наша тундра – естественная среда обитания? – спросил саркастически Шушуков, опять занявшись треснувшими очками.
- Кстати, насчет обезьян! – оживился дядя Толя. – Вот у них всегда порядок, потому что в каждой стае есть свой царь.
- А кто у них сейчас царь? – спросил любознательный Илья Захарович Шушуков.
- Я! - скромно сказал дядя Толя и налил всем еще по единой.
Выпили. Задумались. Вздохнули. Слегка позавидовали. Ишь ты – царь…
- Нет, ты хозяин, начальник для них, в конце концов… - начал размышлять было директор музея, но тут уже Денис не выдержал:
- Какой еще у обезьян может быть начальник! Совсем перепились, мужики?
- Нет, здесь все просто, - грустно сказал дядя Толя. – В стае не было очевидного лидера, они дрались у меня два месяца – все искусанные, исцарапанные, пришлось войти в клетку, надрать им задницы, и сразу же… воцарился порядок.
- И что теперь? – спросил Шушуков обалдело. – Володеешь и правишь?
- Ну, я же не живу там постоянно! Но! Приходится время от времени… пролонгировать свои полномочия.
- Дядя Толя, покажи! – почти хором попросили собутыльники, наливая ему для храбрости.
Похоже, время для пролонгации царских полномочий, и правда, настало – дядя Толя лихо хряпнул стаканчик, быстро разделся до трусов, зачем-то прихватил с собой кусочек сахара, взъерошил седые волосы на голове, и они пошли в обезьянник. Перед клеткой дядя Толя присел на полусогнутых ногах, заколотил себя кулаками в грудь, завизжал пронзительно и зло. Краснозадый самец, сидевший в окружении самок, ощерил на него зубы, еще два малолетних преступника начали прыгать на прутья клетки, трясти их.
- Вот этому сейчас придется вломить! Порядка в клетке нет, а туда же – свисток свой на меня топорщит…
- Не понял… - сунулся вперед музейщик Шушуков, стараясь разглядеть что-то новое и интересное.
- Ну, видишь, член эрегированный, это у него знак агрессии! Счас я ему врежу!
- Дядя Толя, брось ты это дело! Здоровый пацан, накостыляет еще… - начал было Денис.
- Все может быть! – сказал философски дядя Толя. – Могу и я получить. Закон стаи! Вот что, мужики, устроим демонстрацию силы. Я вас сейчас поколочу для видимости, вы поорите при этом пожалостливее, а потом я сразу полезу в клетку.
Он быстро надавал собутыльникам тумаков, лупил их, вопя и скаля зубы, - музейщик Шушуков и журналюга Денис совершенно искренне взывали о пощаде. Обезьянник глядел на эту экзекуцию весьма заинтересованно. Потом дядя Толя быстро открыл замок на клетке и шагнул вовнутрь, прихватив с собой обломок ручки от старой швабры. Краснозадый самец кинулся было в атаку, но, получив хороший удар по ребрам, метнулся в угол, сидел там, сверкая глазами. Двум половозрелым хулиганам дядя Толя тоже врезал вполсилы, потом сел на здоровенный пенек, как на трон и стал ждать, почесывая волосатую грудь.
Уже через минуту самки приблизились к нему с ужимками, потом вкарабкались дяде Толе на плечи, стали рыться в волосах – вошек искать, делали вид, что выкусывают их, заботятся. По шажочку, боком, приблизились и самцы: самый сильный – поближе, остальные расселись по веткам мертвого дерева, вмонтированного в клетку, один повис вниз головой на автомобильной шине, что качалась в вольере на цепях.
Дядя Толя блаженствовал – он гладил самок по спинам, дал беззлобного пинка свергнутому вожаку, потом его же и угостил кусочком сахара – достал из карманчика трусов, сдул какие-то крошки и сунул в его протянутую сморщенную черную ладошку.
- Так бы и жил! – сказал со вздохом дядя Толя. – Здесь порядок, кто сильнее, тот и царь. А у нас что? - и вдруг задумался, грозя пальцем своим мыслям.
- Ты что, дядя Толя? – испугались собутыльники.
- Вот что, коллеги! – сказал дядя Толя, спихивая со своих плеч назойливых самок. - Надо Шаргену позвонить!
- Это была сильная мысль! – восхитился Денис. - Дойти до нее можно было только путем сидения в обезьяньей клетке.
- Р-р-р! – отозвался обезьяний царь.
- Любишь ты эксперименты, дядя Толя! – сказал Денис в сердцах. – То в клетку к гамадрилам залезешь, то главного бандита на деньги развести попробуешь… это же…уголовный авторитет, человек трудной судьбы, как сказал о нем один местный телеведущий.
- Я знаю, у него есть в городе фирма «Президент-2», это намекает, что есть гарант Конституции, а он, человек скромный, всего лишь второй по власти, - поделился информацией Шушуков.
- Пять судимостей, все по тяжелым статьям! – сказал в сердцах Денис.
- Пойдем! – сказал дядя Толя, вылезая из клетки. – Звонить буду!
- Да? Кто это? – спросил его вкрадчивый голос на том конце провода.
- Мне самого главного! – сразу начал с козырей дядя Толя.
- А кто его спрашивает? Обзовись!
- Дядя Толя, директор зоопарка!
- А что вы хотели? – продолжал задавать вопросы вкрадчивый голос.
- Денег хотел попросить, зверей нечем кормить! – сказал сердито дядя Толя.
- А сколько надо денег?
- Тысячу долларов! В месяц. Это минимум. А вообще-то, если докупать животных и строить новые вольеры…
- Я все понял! – вкрадчивый голос перебил его, и на том конце провода повесили трубку.
- По-моему ты в клетке с гамадрилами меньше волновался! – заметил Денис.
- Это были макаки! – огрызнулся дядя Толя. – Налил бы лучше, в глотке сразу как-то пересохло.
- А бандиты-то хоть настоящие были? – съехидничал Денис.
- Скоро узнаем! – ответил за хозяина директор музея Шушуков.
И не они успели допить третью бутылку, как дверь отворили, похоже, пинком.
- Кто здесь дядя Толя? – спросили очень крупные парни в кожаных плащах.
- Ну, я! – сказал с трудом дядя Толя, загораживая друзей своим немощным телом.
- А я – журналист, а он – директор музея! – полез Денис вперед.
- Про вас базара не было! – отрезал тот, что был похож на большой сейф в плаще. – Ты в натуре дядя Толя?
- Точно! – И было слышно, как обезьяний царь сглотнул слюну.
- Гляди мне… - И, глядя неотрывно на дядю Толю, громила быстро полез в карман.
Дядя Толя не выдержал и забился в угол, оглядываясь с тоской на клетку с макаками.
- На вот! – сказал громила и шлепнул на стол пачку долларов. – Здесь пять тонн баксов, еще братва с нашего невода КАМАЗ горбуши подкинет. На полгода хватит. Только ты это… самым главным спонсором нас объявишь. Плакатик мы тебе на стенку зоопарка сами приколотим. Смотри, если кто плакатик срежет, я его тогда, как сервелат в кабаке, тонкими ломтиками настрогаю.
- Может…расписку? – счастливым голосом спросил дядя Толя.
- Да ладно, мы тебе и так верим! Смотри, не обмани! – В первый раз улыбнулся громила. Его братки коротко и вежливо хохотнули.
Уже уходя, самый большой браток вдруг быстро схватился за прутья обезьянника:
- Че, пацаны… хозяин бухнуть не дает? Сам бухает, а вам – банан, да? Вот выйдете на свободу, вы ему… - И обезьяны испуганно пискнули в ответ. А заместитель дяди Толи по вольере, самый наглый обезьян, даже кивнул и посмотрел на людей немигающими глазами.
На следующий день собутыльники собирались снова. А куда податься? Не дома же сидеть перед зомби-ящиком!
- Пить не будем, по крайней мере до того как… сыграем в дурака. Валять дурака – дело серьезное! Сдавай, музейщик! – скомандовал дядя Толя.
Илья Захарович карты сдал. Открыли. Посмотрели. Помычали, как от зубной боли – что жизнь, что карта – не прет.
- Козыри – крести, дураки на месте! – объявил Шушуков.
- Ну, мы это еще посмотрим! – говорит дядя Толя.
И пошла яростная игра. Все шло нормально, но Денис проиграл.
- Как расплачиваться будешь? – спросил Илья Захарович.
- Пока не знаю! – честно признался Денис. – Но вот завтра у меня интересное редакционное задание, едем снимать реставрацию памятника Бэтмену.
- Кому? – пораженно спросил Илья Захарович.
- Ты, Илюша, в своем музее в прошлом времени живешь! – объявил дядя Толя. – Бэтменом у нас в городе называют памятник Ленину за развевающееся за спиной пальто. Как плащ у Бэтмена! Пацаны прозвали, а народ подхватил. Его что, демонтировать будут? Это же второй по величине в бывшем Советском Союзе памятник Ленину!
- Нет, просто уложат на спину, кое-что там надо приварить, потом поставят! Кто же посмеет демонтировать! Мы же – полусовки, у нас смесь имперского и советского. Все наши миллиардеры – из комсомолии. Нет, просто ремонт! – пояснил Денис.
- Есть памятники смешные, район судоремонтной верфи, помните? – ударился в воспоминания Илья Захарович. – Ленин стоит, прижав растопыренную ладонь к бедру, вторая рука, как положено, воздета к небесам. Или скульптор похулиганил, или так уж получилось, господа, но когда идет дождь, со стороны Дворца Культуры видно, как некто на постаменте справляет малую нужду, подняв руку всем знакомым жестом: «Щас, мужики, только вот отолью»…
- Ты опять, что ли, выпил? – спросил пораженно дядя Толя. – Один? Без нас?
- Нет, ну все же знают, чего уж там… В районе рыбацкого поселка Ленин стоит внизу, под горой, иногда постамента не видно, а в туманах, которые у нас бывают часто, расстояние определять трудно, вот и случалось не раз, когда рыбачня из другого порта приписки пытались докричаться до молчаливого дружбана, приглашая его выпить. Говорят, был один боцман из Магадана, который все же уговорил. Выпили! - продолжал резвиться Илья Захарович.
- Конечно, есть в России памятники и посмешнее, и пострашнее – в Улан-Удэ, например, стоит на низком постаменте огромная голова, просто Его Голова. Семнадцать метров. Без тела. И были люди, увидевшие эту голову с похмелья, и пострадали они тут же от белой горячки. Не все же читали «Руслана и Людмилу», не у всех же хватит мужества крикнуть: «Молчи, пустая Голова!» Кстати, может, она, как-нибудь… через ноосферу... привиделась Пушкину? Или скульптор был поклонник русской классической поэзии? – продолжил тему Денис.
- Ладно, посмотрим, как ты там дурака сваляешь! – сказал дядя Толя. – Дурость с ленинской темой - дело интересное, но скользкая, смотри, Дениска!
Утром Денис со съемочной группой приехал в центр города. Площадь была уже оцеплена милицией.
- Стоять! Куда? – сказал два знакомых слова милицейский начальник.
- Задание. Снять. Ваши в курсе! – ответил так же лаконично Денис.
Огромное тело Ленина лежало на спине, голова покоилась отдельно, уткнувшись бородкой в гранитные плиты. Из горла вождя шел дым. Зрелище было фантастическое и Денис, потирая ладони, дал команду снимать, бегал, приседал, показывал оператору удачные ракурсы - работал.
Когда они сняли общие планы и подошли поближе, то увидели, как из отрубленной шеи Ленина полетели искры, а потом вылезла маленькая головка сварщика, который скинул маску, стянул респиратор и, лежа на спине в теле вождя, закурил. Увидев журналиста, он махнул рукой:
- Иди сюда, дам интервью!
Рабочий оказался из бывших передовиков производства, говорить умел, просто, как это бывает у пролетариев-общественников, язык его опережал мысль:
- Душно там, товарищи, внутри Ленина, тяжело… Но – надо! Надо его варить. Надо, товарищи! Жить-то хочется.
С этим материалом, сняв на всякий случай копию, Денис отправился на телевидение.
- Снял? – спросил главный редактор Митрич, оторвавшись на секунду от телефонной трубки.
- Еще как снял! - честно ответил Денис.
- Подожди, не монтируй. Тут градоначальник приедет – затребовал просмотр исходников. Текст можешь писать. Сделаешь – мне на стол.
- Понял, шеф. Может, вы сами глянете?
- Некогда, дорогой. Вместе со всеми посмотрю.
Мэр Мерилов приехал в испорченном настроении. В гробовой тишине прошли на экране кадры, где из тела Ленина идет дым, звучат горькие слова, что «внутри Ильича душно, но надо, жить-то хочется».
Оглушительного разноса не произошло, просто Мерилов тихо сказал:
- Пленку уничтожить, дурака-журналиста уволить, про то, что видели – не болтать.
Вечером Денис принес свою пленку в зоопарк. Включили магнитофон. Звери замолчали, перестав мычать и блеять, словно почувствовали важность происходящего.
- Ну что, зачет? Дурак я? – спросил Денис у собутыльников с надеждой.
- Зачет, конечно! Ой, дурак! – сказал дядя Толя. – А что дальше-то было, после просмотра?
- Ну… наверное, уволят меня! - признался Денис. – Градоначальник потом в кабинете у Митрича орал, что пока он выборный, пока среди избирателей много верных ленинцев, он эти кадры в эфир не пропустит, несмотря на так называемую свободу слова. Орал, что веру в Ленина нужно приравнять к религиозным конфессиям, а оскорбление чувств верующих – это уже опять получается уголовная статья.
- Что еще? – поинтересовался чуткий Илья Захарович, который терпеть не мог недоговоренностей.
- Говорил, что все понимает. Новая формация, новая история… точнее – новый взгляд на историю. И что ради политического равновесия в городе завтра открывается памятник графу Вселадожскому.
- Да ну! – удивился дядя Толя.
- Есть такое дело. Меня приглашали. Завтра в полдень на площади рядом с рынком, приходите, мужики! – сказал радушно Илья Захарович.
- Придем. Жалеешь о телевидении-то, Дениска? – испытующе спросил дядя Толя.
- Нет. Это раньше было телевидение. А сейчас… одни понты гламурные да менты позорные. Стыдно было последнее время говорить, что я - с телевидения, - честно признался Денис.
- Ладно, сдавай! Русская игра в дурака – искусство тонкое! У нас дураки царям правду говорили, армии останавливали. Их именами самые большие храмы называли. Так, козыри – бубни! По справедливости, у нас в дураках Илья Захарович должен остаться! – не то спросил, не то предположил дядя Толя.
И они снова играли! Так играли, словно от этого зависела вся их жизнь, словно на кону стояла судьба, жизнь и вечная память. Дама! Король! Туз! Как и предполагалось, в дураках оказался Илья Захарович.
- Ну-с, музейная душа, как будем в дурацкий сан вступать? – спросил дядя Толя.
- Пока не знаю. Я же сказал – приходите завтра на площадь, что-нибудь да придумаем, - ответил музейный человек Илья Захарович, но не растерянно, а где-то даже загадочно.
В полдень площадь рядом с рынком собралось народу как на первомайскую демонстрацию. И ветерок был весенний, тепленький, и флаги разных партий на нем трепетали, и оркестр играл старые советские марши.
Тут же разматывали свои провода телевизионщики центральных каналов – дело было неординарное, хоть и основателю города, но все-таки какому-то графу памятник открывают. Графу!
Дядя Толя и Дениска протолкались ближе к сцене. Граф, накрытый серым балахоном, стоял, как приведение, в окружении четырех чугунных фонарей под старину, вокруг постамента все было вымощено брусчаткой, как на Красной площади.
Появился градоначальник со свитой. И тут же оркестр из местного Дома Культуры грянул «Славься!», кто-то из партийных красавиц проковылял на шпильках по брусчатке, дернул за веревочку, и серая холстина красиво ниспала, являя миру бронзового графа.
Персона графа была в котелке, в расстегнутой крылатке, под ней – фрак, а обут граф был почему-то в сапоги – наверное, после бала верхом катался, а тут его скульптор и запечатлел.
Народ рукоплескал. Рядом с фонарями под старину, мощеной булыжником площадкой и развесистым дубом, который догадались не спилить при строительстве, все выглядело даже уютно.
Выступил градоначальник, сказал о преемственности поколений, его сменяет кто-то из администрации, коснувшись современности, несколько молодых активистов свежо и современно сказали о весне.
Тем временем телевизионщики начали работать - брать интервью у горожан, как говорится, набирать «глас народа». К ним, не торопясь, подошел градоначальник и, конечно же, все микрофону протянулись к нему. Он, разумеется, сказал о необходимости помнить родную историю. О наших славных предках, все было очень ожидаемо. Телевизионщики заметно заскучали.
Дядя Толя и Денис переглянулись и вопросительно посмотрели на кандидата в дураки: «Ну дык?»
- Да вот, кстати, наш директор музея. Вы знаете, мы единственный маленький город в России, где есть свой не просто краеведческий музей, а музей современной политической истории. Илья Захарович, скромный ты наш, ну-ка, к барьеру! Как вот этот граф бывалочи… Дантес – не Дантес, все ему было по барабану!
Илья Захарович, стесняясь, подошел к микрофонам, посмотрел исподлобья на объективы видеокамер.
- Как вы оцениваете сам факт установки памятника графу? – спросил, не выдержав паузы, корреспондент.
- Сам факт оцениваю хорошо! – сказал хрипло Илья Захарович. – А вот памятник я оцениваю плохо. Почему наш граф в крылатке? В котелке?
- Эй-эй-эй! – вмешался градоначальник. – Как это почему? Он же – граф!
- Ну, сей титул «граф» некоторые русские дворяне начали носить еще со времен Петра. Наш же граф получил эти земли для загородного имения, и построил, как тогда говорили, мызу за участие в подавление бунта Пугачева. То есть, во времена Екатерины Великой. Сами понимаете, тогда котелков и крылаток не носили. Их носить стали лет через сто с лишним. Это кому-то другому памятник.
- Ну причем здесь… Нет, конечно, тот кто основал город, тот и имелся в виду… Но ведь у него и потомки были, дожили до пушкинских времен…Тогда-то были котелки! – взорвался градоначальник.
- Нет! – грустно сказал Илья Захарович. – Не было у нашего графа потомков.
- Вашу мать! – сказал прямо в микрофоны градоначальник и почесал затылок. – Где ты раньше был, умник?
- На своем рабочем месте. Помните, еще у вас зарплату просил? – смиренно сказал Шушуков.
- Так! Степанов! Народ разойдется – надпись сократить. «Вселадожский» – срубить, «граф» - оставить. Будет просто граф, уютное место, где будут собираться городские влюбленные. Абстрактный памятник, понятно? Есть же памятник просто сантехнику, чижику-пыжику, мать его… А это будет просто граф.
- На эту тему есть русская народная притча, - невозмутимо подхватил Илья Захарович, и все микрофону повернулись к нему. – Идет лось по лесу. Видит – навстречу вперевалку валит медведь и орет: «Я медведь с большими яйцами!» Понравилось это лосю, пошел и он… так же, с тем же предвыборным лозунгом. Зацепился за пенек… и оторвал… это самое… С тех пор ходит и говорит: «А я – лось. Просто лось».
Телевизионщики тряслись от хохота, но микрофоны держали ровно. Одно слово – профессионалы.
На следующий день они снова пришли в зоопарк. Вместе, чокнувшись с экраном телевизора, посмотрели пять сюжетов о Графе по всем федеральным каналам.
- Ну что, поувольняют нас всех? Или просто убьют? – спросил Илья Захарович. – А, обезьяний царь? Скажи, ты все знаешь.
- Думаю, оставят. Скандала побоятся. К тому же, кто на наши места пойдет? Это же не в банке сидеть в белой рубашечке и чужие деньги считать… Хотя… могут. У нас и за меньший грех убивали.
- Ну и объяснил! И что теперь делать? – спросил, тревожась, Денис.
- Что делать? Играть! – скомандовал дядя Толя. – Проигравший валяет дурака. На миру, мужики, и смерть красна. Сдавай карты, интеллигенция! Ты в прошлый раз в дураках был, тебе и сдавать.
///////////////////////////////////////////