Степан и Геракл давно ненавидели друг друга лютой ненавистью. Вообще-то Геракл по натуре очень спокойный, даже добродушный, никого кроме Степана не трогал. А Степан, конечно, сам виноват. Не повёлся бы тогда на шутку пастуха Михеича, и не было бы вражды.
Случилось это аккурат два года назад. У Степана корова загуляла. Ну, дело-то обычное, каждый год коровам на случку надо, только раньше в соседнюю Семёновку свою Красаву Дарья водила. А тут, как назло, спину у неё на сенокосе перехватило. Прямо хоть волком вой! Уж и финалгоном мазали, и лопухи на ночь привязывали, и щучьей челюстью с острыми зубами массаж делали, и свекровкиной прошлогодней настойкой на мухоморах мазали – ничего не помогает. А корова, знамо дело, ждать не может: вот подавайте ей быка и всё тут. А бык на всю округу один остался, у фермера Пети Панина. Он целое молочное стадо держит. Так и то хорошо, что тогда одного бычка оставил, не сдал вместе с другими по осени на мясо. Как чувствовал, что Марина, техник-осеменатор, которая за двадцать километров из Костомы ездила, в район замуж выйдет. А из своих на осеменатора кого учить? Некого! Вот бычок-то ко времени и подрос. Гераклом назвали. Теперь на этого Геру только и надёжа у всех деревенских осталась.
А Гера такой бугай вымахал, что лонись нетель из Петиного же стада покалечил. Как наскочил, так спину и сломал. После этого прямо на ферме Пётр специальный станок соорудил.
Долго Геракл к этому станку привыкнуть не мог, а может просто от ожирения обленился, но не больно-то живой интерес проявлял, когда от него исполнение бычьих обязанностей требовалось. Вот эта лень и стала причиной неприязни к Степану.
Степан тогда с сыном Вовкой Красаву в Семёновку привели, по дороге на ферму занесли Петру сотенную за услуги быка, и прямиком на скотный двор. Сына Степан взял корову подгонять, но она и так полдороги впереди прошагала, а тут, зачуяв быка, чуть не бегом кинулась.
Михеич как раз стадо пригнал, Нинка с Катькой дойку начали, а Геракла, как обычно, в отдельную стайку заперли. Красава его чует, мычит что есть мочи, а Михеич и огорошил, мол, сегодня Гера одну корову уже огулял, так что вряд ли что получится. И ленивый стал, да и возраст не тот, чтобы по два раза на дню долг исполнять. Только когда Степан из кармана бутылку достал, повеселел старик, подобрел.
- А вы оставьте свою корову на ночь, утречком я случку и организую.
А что такое на ночь оставить?! Во-первых, она ещё не доена, но это-то не проблема – бабы и тут подоят, а самое главное - шутка ли утром снова пять километров в Семёновку махать. Михеич с доводами согласился. Давай, говорит, попробуем, может, что и получится.
Загнали Красаву в станок, Геракла Михеич привёл на верёвке, пристёгнутой парашютным карабином к кольцу в ноздрях, а тот только нюхает у коровы под хвостом и никак передними копытами на помост вставать не хочет, чтобы пристроиться и дело сделать. Уж Михеич его и по-хорошему уговаривал, и вицей по ляжкам хлестал. Ни в какую! Поворачивается к Степану и говорит:
- Ты там возле двора крапивный пучок сделай, сейчас мы эффективное средство попробуем.
Степан уж совсем было отчаялся. Придётся, думает следующего раза ждать, а то, не доведи господь, и вообще Красава яловой останется. Тоже уж годков-то немало, может второй раз и не загулять. Все руки ошпарил, пока нарвал большой пучок ядрёной переросшей крапивы, подаёт Михеичу, а тот говорит, мол, я быка за верёвку держать буду, как бы не вырвался да беды не натворил, а ты сам давай ему этим пучком-то по мудям поводи. Помогает, уже пробовали.
Ну, Степан по команде Михеича всё исполнил. Как только Геракл опять под хвостом нюхать стал, Михеич говорит:
- Давай, Стёпа, тычь!
Хоть достоинство у быка и заросло густой шерстью, а видно, проняло. Вскочил передними ногами на помост и сразу дело сделал. Огулял, значит. И все довольны остались. Михеич, что честно заработал бутылку, Степан, что второй раз в Семёновку идти не надо, а уж про Красаву так и говорить нечего.
Потом по дороге домой, когда Красава спокойно шла рядом, Степан после долгих размышлений и говорит сыну:
- Ты это, Вовка, мамке-то про крапиву не сказывай.
- А почему?
- Да маленький ты ещё, не поймёшь. Лучше промолчи и всё.
- А чо такого-то? Ну, ткнул ты быку промеж ног пучком крапивы, это же прикольно!
- Вот именно, что прикольно. У нас за баней-то вон сколько крапивы наросло, как бы мамка с голодухи чего не надумала. Ну, тебе сейчас всё одно не понять, пока не вырастешь.
- Чо, щи крапивные с голодухи наварит?
- Хуже, Вовка! Ох, намного хуже! Ладно, забудь про крапиву. Смотри, вон за поворотом уже и наша деревня. Пришли почти.
С тех пор Геракл обиду на Степана затаил лютую. Когда Красаву выводили, он на Степана ещё раз внимательно так посмотрел, будто навсегда запомнить хотел. И запомнил, гад этакий! А ведь мужик-то об этом даже помыслить не мог.
О прошлом годе ходил Степан в Семёновку к Петру Панину тёсу выписать – крышу на бане перекрыть. Деньги уплатил, а материал обещал фермер через пару дней привезти, как только пилораму отремонтирует. Ну, на радостях мужик взял бутылку, а дело уже к вечеру было, как раз Михеич стало пригнал. Одному-то, знамо дело, пить не в радость, а тут и компаньон нечаянно появился. Тем более, что у него с собой термос был, а крышка – самый в таком случае необходимый предмет – ведь не из горлышка же алкать, не выпивохи, поди, какие.
Да хлебушка у Михеича осталось, и даже огурец в котомке нашёлся. Вот только присесть негде, ну, да и это не беда! Облокотились об изгородь, после первой разговоры разные разговаривают. Ещё помаленьку опрокинули. Михеич вспомнил, как лонись они крапивой Геракла заставили бычий долг исполнять. Хохочут оба, довольные выдумкой.
- Вот ты, Михеич, говорил, что и раньше это проделывали. Часто?
- Да я это так, для смеха, брякнул. Я и не думал, что крапива там через шерсть ошпарить может.
- Вот пришалимок! А я и вправду повёлся, думал, проверенное средство. Потом по дороге даже Вовке наказывал, чтобы матери не говорил. Мол, чего доброго, на мне тоже испытания проведёт с голодухи.
И оба расхохотались до слёз, до боли в животе. И только Степан хотел предложить разлить остатки, как неожиданно взлетел в воздух. Мужики так хохотали, что совсем не заметили, как подошёл сзади Геракл и поддел рогами своего обидчика.
Хорошо ещё, что рога Гераклу наполовину спилили на всякий случай, а то большая беда могла случиться. А так только синяками мужик отделался. И ведь так удачно поддел бугай под зад, что Степан птицей через огород перелетел и плашмя о землю шмякнулся. Трезвый-то может и покалечился бы, а так совсем легко отделался. А Михеич, видя такое дело, хоть на восьмом десятке, а как второгодок в армии на полосе препятствий через изгородь влёт перемахнул от греха подальше.
Геракл попытался было рогами изгородь разворотить, и ведь раскурочил бы, да у Михеича кнут за поясом был. Хлестнул пару раз, отогнал разъярённое животное. Хорошо, что Степан недопитую бутылку в руки взять не успел, а то пролилось бы всё к чёртовой матери. А так хоть нервы успокоить осталось чем. Но с тех пор Степан, когда в Семёновку по разной надобности ходил, бдительность уже не терял. Хоть трезвый, хоть выпивши, по сторонам оглядывался – нет ли Геракла поблизости. И всё думал, какую бы быку пакость устроить в отместку, хотя изначально-то сам виноват был.
Целый год без толку голову ломал, но случай неожиданно подвернулся. Зинаида-продавщица как раз новый товар разбирала, когда Степан в магазин зашёл. И давай она уговаривать:
- Вот, купи жене шарфик красивый, всего сто пятьдесят рублей стоит. Порадуй Дарью, а то у вас, мужиков, сотни на бутылку не жалко, а жене приятное сделать – жаба душит. К её чёрному пальту вот этот красный аккурат в масть будет.
Повертел Степан шарфик в руках, пощупал. Да на кой, мол, ей эта хреновина. И куда с красным шарфом попрётся? Людей смешить? Вот, мол, вырядилась, как фифочка городская. Не девочка уже.
Но Зинаида уговорила-таки. Купил. Благо, как раз получку выдали. Целых четыре тысячи. А деньги, как известно, карман жгут. Потратился. Не велика растрата! Если и носить не станет, может, действительно приятно будет подарок от мужа получить, хоть и ненужный. Заодно Зинаида ещё и крем для рук навалила. Ну, и бутылку – святое дело – с получки взял. А только из магазина вышел, Михеич навстречу.
- А ты что это среди бела дня по деревне разгуливаешь, а не со стадом? Сняли что ли?
- Дак это, вишь, паутов-то сколько! Спасу нет. Ночами теперь, с вечера стадо на луговину выгоняю. Оно бы в лесу-то травы поболе, да комарья тучи, а на луговине вон уже и отава подрастает, да и ветерок хоть немного обдувает.
Вернулись к Зинаиде, стакан взяли да рульку какой-то недорогой гуцульской колбасы – занюхать. Выпили по первой, по второй. Степан расхвастался, какой жене подарок купил, шарфик из кармана достал. Михеич из вежливости потрогал, похвалил.
- А правда, Михеич, что быков красный цвет раздражает, - вдруг поинтересовался Степан.
- Не знаю, брат, красное отродясь не нашивал. А по тиливизиру видал, что эти, как их, ториадоры-то, красной какой-то попоной быка отвлекают, когда он того, который со шпагой, с ног сбивает и топтать да на рога поддевать начинает. Видать, не любят красного, коли тут же на попону кидаются.
- Ну, по телевизору-то я и сам эту, как её, корриду видывал. Просто думаю, ты всю жизнь со стадом, так должен лучше знать.
- Дак ить кто тут у нас красное-то носит? Это ты вон своей Дарье красный шарф купил, а больше-то поди и нету.
- А у меня ещё один красный есть, - созналась Зинаида. – Вот себе бы взяла, да у меня не к чему. Пальта нету, а с курткой оно как-то не очень.
- А давай мне второй тоже, - неожиданно попросил Степан и полез в карман за деньгами.
- Да зачем два одинаких-то? Возьми лучше голубой, хоть менять будет. Голубой тоже в с чёрным красиво.
- Нет, красный давай, - настоял Степан и почему-то хитро заулыбался.
Уплатил за покупку, разлил остатки. Выпили.
- А бугай-то сейчас где? Не на воле?
- Да ты что? Забоялся? Не боись! Он в своей стайке взаперти. Вот бабы вечернюю дойку закончат, всё стадо выпустим со двора, и его тоже. А так, поди, спит себе.
От магазина Степан почему-то пошёл не по дороге к себе в Носово, а свернул влево. Михеич хотел было поинтересоваться, но махнул рукой - мало ли у мужика ещё какие дела есть.
А Степан прямиком на ферму. Ворота на двор распахнуты, доярки ещё не пришли, и кроме скота на ферме никого не было. Мужик прошёл прямо в конец здания, где из толстых жердей была сооружена неширокая стайка для Геракла. Увидев своего лютого врага, тот сразу заволновался, хотел было развернуться, но на это его стойло не было рассчитано. Бык начал сердито бить в пол передними копытами, не по-доброму мычать, но ничего другого предпринять не мог. А Степан достал из кармана только что купленный красный шарф и, вытянув руки промеж жердей, торжественно соорудил быку на мошонке большой бант.
Может, завязал слишком туго, а может Геракла тоже раздражал красный цвет, но как бы то ни было, он и так и сяк пытался дотянуться до своего достоинства, чтобы освободиться от украшения.
Степан стоял и довольно ухмылялся:
- Вот-вот, попробуй-ка, достань. Бык не кобель, так просто не дотянешься.
Вечером, когда после дойки бабы выпустили стадо и открыли стойло Геракла, в сумерках двора не сразу заметили между ног быка яркий красный бант. Увидели, когда он уже вышел на улицу. Отсмеявшись, попытались было снять ненавистное для животного украшение, но к каждому, кто приближался, Гера поворачивался мордой, угрожающе наклонял рогатую голову и скрёб копытами землю. Так и проходил он всю ночь на пастбище с украшенной большим красным бантом мошонкой. Избавили быка от позора только утром, когда снова загнали его в узкую стайку. Зато долго потом над этой проделкой хохотала вся деревня. Сначала не могли догадаться, кому такое могло прийти в голову, Михеич за выпивкой как-то не придал Степановой покупке значения, но тайну раскрыла Зинаида, рассказав, что оба красных шарфа взял Степан. Один, поди, подарил Дарье, а второго не пожалел для Геракла.
Рисунок Евгения Крана. Тюмень