Глава 11
- Целый час трезвоню - ноль эффекта, я уж чего только не подумала,- недовольно бормотала себе под нос старушка, потеснив меня в дверях и бесцеремонно войдя в квартиру. Скинув резиновые шлепанцы, она покопалась в целлофановом пакете с логотипом супермаркета эконом-класса, выудила оттуда бутылку коньяка, шоколадку «Аленка» и за руку потащила меня на кухню. Я устало плюхнулась на табуретку и отрешенно уставилась в окно, туда, где над «колодцем» светила тусклым желтым светом располневшая луна.
Старушка быстро нашла две стопки, наломала квадратиками шоколадную плитку и открыла бутылку. Все происходящее казалось совершенно нереальным, больше похожим на сцену дурацкого телесериала.
-Чёрт! Лимон забыла купить… У тебя лимон есть?,- спросила консьержка.
- Что? Какой еще лимон?,- я не хотела понимать, что все вокруг - всамделишное, гораздо проще было бы думать, что я, ну например, просто сплю, а этот «лимон» и скрипучий голос беспощадно возвращали меня в унылую действительность.
- Какой-какой? Обыкновенный - желтый и кислый. Так что - нет лимона что ли?,- старушка не унималась.
- Не знаю,- я продолжала с неподдельным интересом изучать луну.
- Ну и хрен с ним, с лимоном,- старушка махнула рукой и разлила тягучую коричневатую жидкость по стопкам.
- Ну, что? За свободу?,- консьержка запрокинула голову, и одним махом осушила стопку, звучно сглотнув и крякнув.
- Долго ты еще коньяк то греть будешь?, - спросила она, смачно захрустев «Аленкой».
Я не любила коньяк, сам его запах вызывал приступ тошноты, но сейчас этот напиток влился в меня легко и непринужденно, оставив приятное виноградное послевкусие. Язык немного жгло, но это было даже приятно- пусть жжет, пусть хоть это жжение напомнит, что я еще хоть что-то могу чувствовать.
- Так и будешь молчать? Тебе бы хоть поплакать, дурилка картонная!,- старушка налила во второй раз.
Я не обиделась на «дурилку». Что ж? Дурилка и есть! Ничего не ответила, только приняла новую порцию коньяка и невольно поморщилась.
- На ка вот, закуси!,- консьержка всунула мне в рот кусочек шоколадки и снова разлила по стопкам.
Я молча прикурила сигарету, а моя непрошенная гостья долго рылась в кармане широченных спортивных брюк, пока не нашла парочку смятых папирос. Курили молча, по очереди сбрасывая пепел в стоящую в центре стола пепельницу. Аккуратно подпиленные и накрашенные блестящим бесцветным лаком ногти консьержки вносили диссонанс в её общий неряшливый вид. Видавшая виды толстовка с застиранной надписью «Hotel California», штаны из жатой плащевки, родом из девяностых, резиновые рыночные тапки и вдруг - аккуратный маникюр на скрюченных полиартритом пальцах… странно…
- Ну что? Небось, сидишь и не понимаешь - за что тебе все это? Почему это случилось именно с тобой, да?,- выпустив облако дыма вверх, размышляла, начинающая меня не на шутку раздражать, собутыльница.
- А что я должна понять? Мне муж изменил на нашей же кровати, и что? Мне, может, надо считать себя во всем виноватой, да? Так по- вашему?,- разозлившись, я затушила докуренную до половины сигарету и снова выпила, не закусив. Показалось мало - налила себе еще.
- А вот и молодец! А вот и умница! Давай, вылей всю злость на старушку, это куда лучше, чем сидеть одной в квартире и на луну, как зомби, пялиться!,- консьержка плеснула и в свою стопку.
- Да что вы ко мне в душу лезете? Вы вообще - зачем пришли то? Выпить? Так пейте молча, нет у меня желания нутро перед вами выворачивать, ясно?,- огрызнулась , выпила и снова потянулась к бутылке. Коньяка осталось совсем немного, я налила себе так, чтобы и консьержке тоже хватило.
- А я, милочка, и не собираюсь к тебе в душу лезть. У тебя все на фейсе написано. Еще чуть- чуть задержись я и сто процентов ты бы глупостей натворила. Я вашу породу знаю- тихушницы иногда на такое способны, что мама не горюй… чего гляди- таблеток бы наглоталась… А мне что прикажешь делать? Остаток жизни совестью мучиться что-ли? Я и так уже мильён раз пожалела, что влезла, куда не надо… Ты это… прости меня, не надо было тебе рассказывать про мужа то…,- консьержка вся сжалась, а её, обычно колкие и холодные глазки, увлажнились и выстроили вокруг себя мощную оборону в виде морщинок. Мне вдруг стало жаль и её и себя, злоба совсем прошла, и захотелось поплакать. Я понимала, что плаксивость эта вызвана, скорее всего, алкоголем, но было приятно - начинающие душить слезы давали надежду на то, что сковавшая всё мое тело боль, пусть и не скоро, но утихнет.
- Да не за что вам у меня прощения просить.. Сколь веревочка не вейся… все равно я бы все узнала, ну, пусть не так быстро, конечно.. какая разница то?,- я кинула взгляд на пустую бутылку, машинально схватила её и поставила под стол. Мама терпеть не могла, когда на столе стояли пустые бутылки, считала это одним из самых плохих знаков. Мама вообще была кладезем всяких примет, ей точно надо было издать книгу на эту тему - вот где народ начал бы заморачиваться - и хлеб донышком вверх класть нельзя, и деньги в кошельке должны быть особым образом уложены - чтоб не переводились, и столько еще всего… Вся её жизнь, казалось, подчинялась придуманным кем-то правилам, шаг вправо, шаг влево- и все- день не сложится… А мне было настолько наплевать на все это, что иногда я исподтишка делала все ровным счетом наоборот…
Мама так ясно встала перед глазами, что поначалу скромно проступившие слезы, покатились ровным щедрым потоком. Старушка напротив наверняка подумала, что я из-за мужа плачу. Может оно так и было на самом то деле, но в тот момент я была уверена, что плачу потому, что очень остро осознала - все бы сейчас отдала, лишь бы услышать мамкино ворчание, когда я забывала что-то, возвращалась, а в зеркало не смотрелась перед выходом… Эмоции переполняли меня, захватывая полностью и подчиняя себе все мое существо. И вот уже старушка перестала казаться странной, а совсем наоборот - почти родной. Слезы быстро перешли в рыдания, и в какой-то момент я ощутила физическую потребность в том, чтобы меня кто-то обнял и позволил спокойно выдать в этот мир все то, что накопилось. Не меньше часа меня трясло, но , наконец, слезы кончились. Теперь я была бесконечно благодарна малознакомой женщине, которая вот так просто, совершенно естественно и по- человечески пришла меня поддержать. Не жалеть. Не цокать языком. Не кивать головой. Не ковырять болячку. Просто пришла, чтобы быть рядом. Удивительно, какими близкими могут вот так вдруг стать совершенно незнакомые люди, и какими далекими - самые близкие. В тот вечер странная женщина стала мне ближе всех…
- Вы простите меня, не сдержалась,- я растерла слезы по лицу и попыталась скривить губы в улыбку.
- Ничего, милочка, ничего… это хорошо, что поплакала… я теперь спокойна за тебя буду, а то… черти что в голову то поприходило, когда я твоего с этой проституткой белобрысой, да с вещами на выходе увидала. Ты, знаешь что? Ты поспи, а я пойду, пожалуй. Нужна буду - нетрудно найти то,- усмехнулась консьержка.
- Спасибо. Вы мне так помогли, а я даже имени вашего не спросила…,- старушка всунула ноги в свои шлепки и загадочно заулыбалась, как будто размышляя - говорить мне свое имя, или не стоит.
- А оно тебе надо? Сейчас скажу имя то свое, а ты точно решишь, что я совсем спятила,- она уже открыла дверь и явно хотела уйти от ответа.
- Да не решу я уже ничего.,- заверила я.
- Йоко меня зовут,- глядя прямо в глаза гордо заявила консьержка. В её взгляде бегущей строкой можно было прочитать : «Да, меня зовут Йоко. Ты не ослышалась, я не сошла с ума, вот именно так и зовут и нефик думать, сколько мне лет и что написано у меня в паспорте в соответствующей графе. Так и написано: Йоко.
- Очень приятно, Йоко. У меня, конечно, попрозаичнее имя будет - Наташа. Что ж? Спасибо, вам, Йоко, еще раз,- с усилием делая вид, что вовсе не удивлена, ответила я.
Йоко кивнула и ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Я вернулась на кухню и впервые за несколько лет поймала себя на том, что еще несколько дней назад я бы непременно кинулась убирать пепельницу и мыть стопки, а сейчас мне было совершенно на это наплевать и, скажу больше, весь этот беспорядок доставлял мне какое-то извращенное удовольствие. Не убрала со стола ничего. Не умылась. Рухнула в одежде на кровать и моментально уснула.
Ровно в семь утра встала, как ни в чем ни бывало, сварила себе кофе, умылась, накрасилась, даже постаралась изобразить что-то вроде затейливой прически и пошла к шкафу - найти что-нибудь надеть эдакое.. весеннее. Про вчерашнее не думалось, о Денисе почти ничего не напоминало, разве что компьютер, ну да я старалась не смотреть в его сторону. Очень хотелось жить. Жить хотелось до комка в горле, до желания открыть окно и закричать на весь колодец. Еще вчера, когда муж хлопнул дверью, мне казалось, что одиночество задушит, парализует, сломает меня, ан нет - все оказалось много проще, по крайней мере, сегодня. Сегодня мне хотелось насытиться жизнью. Той жизнью, которой я сама себя зачем- то лишила.
По дороге на работу я все время удивлялась - как можно было раньше не замечать вокруг себя столько забавных людей? Как можно было постоянно видеть только черные стороны этого утреннего ритуала, совершенно не обращая внимания на мелочи, которые делают жизнь настоящей и вкусной? Так же, как приправы превращают обычный пресный куриный бульон в, придающее силы и энергию, кушанье… Я широко улыбалась, глядя, как молодой человек в модных зауженных брючках и лаковых туфлях бежит за маршруткой, ловко перепрыгивая огромные лужи и нежно прижимая к груди маленький букетик тюльпанов. На его лице легко угадывалось беспокойство и предвкушение радости той, для кого этот букетик покупался… Чудо… Столько радостных историй кругом, а я видела лишь слякоть и проклинала коммунальщиков. Да черт бы с ними, с этими сапогами, когда есть вот такие молодые люди с тюльпанами в руках…
Так, улыбающаяся, до офиса и доехала, и даже когда в кабинет зашла и вспомнила про то, что завтра корпоратив намечается, все равно улыбаться не перестала. Села за компьютер и пока не пришли остальные бухгалтерши, залезла на форум всемужикикозлы. Вот теперь я точно знала, что ответить Пичальке...