Ночь. Мариуполь. В театре драмы горит свет. Женщина с ввалившимися глазами. Осунулась, лицо – зелёное. Ходит по залу, всё курит. Она некрасивая, но лицо благородное: волосы туго собраны в пучок, янтарные серьги, острые туфли. Одухотворённая.
Два часа ночи. Завтра премьера. Она хочет спать. Очень. Она не спала: позавчера, вчера. Никак всё не начнётся, не соберётся, она кричит матом освободить сцену, на сцене постоянно ходят лишние люди. Все устали. Она орёт благим матом. Розовый бантик на третьем ряду тихо сползает вниз.
Посторонние люди продолжают ходить по сцене, всем мешают. Осиплым голосом опять мат. Розовый бантик на третьем ряду всё ниже опускается. На сцене продолжают ходить всякие люди. Опять мат. Розовый бантик на третьем ряду исчезает. Его уже не видно.
Нет, Она очень красивая. У неё нет греческого профиля, но завтра премьера. На сцене никого нет. Она оглянулась на третий ряд, где был розовый бантик, ей стало очень тяжело, чувство вины, но завтра премьера.
На сцене пусто. Можно начинать репетицию. Занавес открывается: стоит бабушка. Посторонняя бабушка. Она не актриса, она не из пьесы. Она уже хотела было закричать, но бабушка её опередила: «Деточка, ты помнишь меня? Я же тебя растила. Я вижу, деточка, что тебе сейчас некогда. Это твоё?- бабушка махнула рукой в сторону розового бантика, спавшего под креслом. Она кивнула.
Бабушка взяла девочку за руку: « Пойдём, деточка, не будем мешать маме».
Дальше крики, актёры, сигареты, сигареты, актёры, крики.
Наконец-то она вышла на улицу. Площадка возле театра. Там бабушка Наташа качает на качелях её дочь с розовыми бантиками. Девочка улыбается, машет маме рукой, играет с яблоками.
Она вспомнила: тётя Наташа также её качает, сорок лет назад, она улыбается, машет рукой своей маме.
Тётя Наташа – всю жизнь здесь, в реквизиторском цехе. Она вспоминала: самые лучшие бутафорские яблоки – у тёти Наташи. Больше нигде таких нет. Она также с ними играла. Бантики качались на качелях, а тётя Наташа повела её в цех. Там, где-то далеко спрятана, в целлофановых пакетах фотография её матери-красавицы. Она посмотрела на маму, протянула фотографию обратно. Тётя Наташа: «Нет, деточка, я скоро помру, пусть они у тебя будут.»
Она вышла во двор. Села на качели, посадила бантики к себе на колени, в руках – фотография матери.
Кач-кач, сигареты, премьеры, крики, дочь на коленях – как тогда, у мамы, 40 лет назад.